Необыкновенные москвичи

Березко Георгий Сергеевич

— Правда, здесь поклялись Герцен и Огарев? — не унималась Зоя. — Нет, правда?

И оборвала себя, прислушавшись. Турист, стоявший подле нее, громко проговорил:

— Quels sentiments 'eprouvaient les p`elerins aux por-tes de I'erusalem? Il me semble que je commence `a comprendre [1] .

Зоя воззрилась на иностранца — это был уже совсем не молодой, чистенький, в сером полосатом костюме, сутуловатый человек со скошенным подбородком, незаметно переходившим в длинную шею. Женщина, к которой он обратился, бледная, узколицая, непроницаемая, устало ответила:

1

Что чувствовали пилигримы у ворот Иерусалима?.. Кажется, я начинаю понимать (франц.).

— Tu veux t’agenouiller et prier. J’aurais grand piaisir `a voir cela [2] .

— Peut-^etre que j’aurais d^u. Le premier mot, que j’ai dit `a ce lieutenant russe 'etait

«Moscou»... — продолжал он. — Oh! Je le garde dans ma m'emoire, ce garcon au l`evres gerc'ees, au casque `a 'ecouter. Il 'etait chef de service de renseignement sur tanks qui avait massacr'e la garde des SS dans le camp de concentration. Nous lui crions «Moscou» et «Spacibo». С’est pas beaucoup «Spacibo». N’est-ce-pas? [3]

2

Тебе хочется встать на колени и помолиться. Я бы с удовольствием поглядела на это (франц.).

3

Может быть, мне и следовало. Первое слово, сказанное мной тому русскому лейтенанту, было «Москва»... О, я его помню — мальчика с запекшимися губами, в шлемофоне! Он был командиром танковой разведки, перебившей эсэсовскую охрану лагеря. Мы ему кричали: «Москва» и «Спасибо». Это не слишком много — «Спасибо». Не правда ли? (франц.)

Он умолк, покачивая по-стариковски сверху вниз непокрытой, тщательно причесанной на пробор головой. Зоя повернулась к своим спутникам — она была необычайно обрадована.

— Знаете, что он говорит? — зашептала она. — Я все поняла. Я не слышала ни одного природного француза, и я все поняла. Он говорит: «Москва — спасибо».

— Это мы тоже поняли, — сказала Даша.

Все с новым интересом посмотрели на иностранца. В профиль тот был похож на аккуратную серую птицу с заостренным клювиком и с голой пустоватой шеей.

— Честное слово, я все поняла! — Зоя была счастлива именно этим обстоятельством. — Знаете, что он говорил? Что ему хочется стать на колени... И еще почему-то об Иерусалиме.

— Ах, ну да, — сказал Голованов. — Я понимаю.

— Тише, — шепнула Зоя.

Иностранец опять заговорил:

— Moscou!.. C’est plus qu’une ville, c’est l’esp'erance [4] .

Он сделал паузу, точно облегчая Зое задачу перевода, и наклонился к женщине, должно быть, жене.

— Oui, oui!.. Aux uns elle fait peur, les autres la maudissent, mais aujourd’hui encore elle est l’unique esp'erance. Je ne vois pas d’autre, — с неожиданной энергией проговорил он, — il n’en existe pas. Et les peupls entiers lui voient un vrai culte [5] .

4

Москва!.. Это больше, чем город, это надежда (франц.).

5

Да, да!.. Одни ее страшатся, другие проклинают, но и сегодня она единственная надежда. Я не вижу другой — нет другой! И на нее молятся целые народы (франц.).

— Allons, Max, je tiens `a peine debout... Aujourd’hui nous sommes aux pieds d`es huit heures [6] , — сказала женщина.

Придвинувшись к этой паре насколько было возможно, Зоя откровенно, без всякого стеснения слушала. Турист вдруг повернулся к ней:

— Простите, мадемуазель... — начал он по-русски и запнулся, подыскивая слова. — Прекрасный вечер, мадемуазель!..

Он по-доброму улыбнулся, отчего даже сделался несколько красивее, на взгляд Зои, — не так было заметно, что у него почти нет подбородка.

6

Пойдем, Макс, я еле стою... Сегодня мы с восьми на ногах (франц.).

— Une soir'ee merveilleuse [7] , — залившись краской, бойко ответила Зоя.

— Max, je t’en prie... [8] — позвала француза жена.

Он перевел взгляд на жену, потом опять улыбнулся Зое, как бы прося извинить их обоих: и его и жену.

— Cela ne valait pas la peine de parvenir jusqu’au tombeau du sauveur pour n’'eprouver que de la fatigue... D’ailleurs qui sait ce qu’'eprouvaient les p`elerins? Leurs pieds 'etaient 'ecorch'es au sang, leurs gosiers dess'ech`es [9] .

7

Замечательный вечер (франц.).

8

Макс! Я прошу тебя... (франц.).

9

Не стоило добираться до гроба господня, чтобы почувствовать одну только усталость... Впрочем, кто знает, что испытывали пилигримы? Ноги у них были истерты в кровь и глотки пересохли от жажды (франц.).

— Si tu as un tel desir de t’agenouiller un peu, tu pourra le faire demain [10] , — сказала женщина.

— Bien allons! Dor'e, nous partons! [11] — крикнул он кому-то в группе туристов и вновь повернулся к Зое. — Au revoir, mademoiselle! Venez `a Paris — cette petite ville sur la Seine vous plaira. Autrefois lui aussi repandait la lumi`ere sur le monde. Et ce temps la n’est pas si loin de nous [12] .

10

Если тебе так хочется постоять на коленях, ты можешь сделать это и завтра (франц.).

11

Хорошо, идем!.. Доре, мы уезжаем! (франц.)

12

До свидания, мадемуазель! Приезжайте в Париж — этот городок на Сене вам понравится. Когда-то и он светил миру — и не так уж давно... (франц.).

— Oui, nous avons appris tout cela `a l’'ecole je me rappelle tout cela [13] , — сказала Зоя.

— Et nous, nous commencons d'ej`a `a l’oublier. H'elas! Au revoir [14] — сказал он.

И французы пошли: он поддерживал женщину под руку, а она, действительно, должно быть, устав, привалилась к нему и, как на цыпочках, переступала своими тонкими, согнутыми в коленях ногами. На площади их ждала большая темно-синяя машина.

— Поздравляю тебя с новым знакомством, — сказал Зое Корабельников. — Ты делаешь успехи.

13

Да, мы проходили это в школе... Я все помню (франц.).

14

А мы начинаем уже забывать. Увы! До свидания! (франц.)

— О чем они еще говорили? — спросила Даша.

— Сейчас скажу, я все запомнила!.. Ах, какая она въедливая — эта аристократка! — воскликнула Зоя. — Все тянула его домой: «Макс, я еле стою!»

— А машина у них, между прочим, неважнецкая, — сказал Корабельников. — Допотопный силуэт, модель сорок пятого года.

— Ничего подобного, — не согласилась Даша. — Да будет тебе известно, что самые лучшие машины всегда немножко старомодны.

Зоя задумалась, вновь переживая в памяти весь разговор. Литые щечки ее пылали.

— А кто это — пи-ли-гри-мы? Паломники, да? — спросила она.

— Вроде, ходоки по святым местам, — сказал Голованов.

На обратном пути к метро он был неразговорчив, даже хмур. И Даша недоумевала — весь день она только и старалась, что порадовать Голованова, вчера она вызволила его из заключения, но вместо благодарности он сделался невежливым, не отвечал на вопросы или коротко что-нибудь бросал с рассеянным видом. На станции «Площадь Свердлова» он торопливо попрощался, сказал: «Созвонимся, ребята», — и это было все... Некоторое время Даша видела еще в толпе на возносившемся эскалаторе его встрепанную голову и черный гамлетовский свитер; не обернувшись ни разу, Глеб исчез.