Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
Шрифт:
Два сержанта остаются преимущественно в арьергарде, когда не проезжают вдоль линии стрелков. Они ни с кем не разговаривают, кроме своих людей, к которым по временам обращаются с короткими приказами, тотчас выполняемыми. Приходится признать, что если наш конвой немногочислен, зато он под крепким управлением.
Лейтенант Лакур держится во главе колонны, почти на том же месте, которое занимал капитан Марсеней, около господина Барсака. Я замечаю, что мадемуазель Морна отодвинулась на несколько рядов. Она теперь с Сен-Береном, позади доктора Шатоннея и господина Понсена. По-видимому, мадемуазель Морна не желает находиться в обществе лейтенанта.
О нем, впрочем, ничего не скажешь. Он мало говорит, но действует.
Но это у меня навязчивая идея. Тайна, которую я чувствую вокруг нас, странные факты, мною замеченные, наверно, повредили мои мозги, и я склонен, без сомнения, слишком склонен, повсюду видеть предательство.
Как бы то ни было, вот мотивы моего убеждения.
Это было сегодня утром, около девяти часов. Проходя через совершенно пустынную маленькую деревушку, мы услышали в одной хижине стоны. По приказу господина Барсака конвой останавливается, и доктор Шатонней, сопровождаемый лейтенантом Лакуром и двумя стрелками, входит в хижину. Разумеется, пресса, то есть я, проникает вместе с ними.
Ужасное зрелище! Двое мёртвых и раненый. Оба трупа, мужчина и женщина, отвратительно изуродованы.
Кто убил и ранил этих бедных людей? Кто виноват в этом жестоком истреблении?
Доктор Шатонней сначала занимается раненым.
Так как в хижине слишком темно, стрелки по приказу доктора выносят раненого наружу. Это старый негр. Он ранен в плечо, и рана его ужасна. Кость ключицы обнажена. Я спрашиваю себя: каким оружием можно причинить такие страшные повреждения?
Доктор промывает рану и вытаскивает из неё многочисленные осколки свинца. Он заботливо перевязывает рану бинтами, которые ему подаёт лейтенант Лакур. Раненый жалобно стонет. Но когда перевязка окончена, ему становится легче.
Но доктор озабочен. Он снова входит в хижину, осматривает трупы и выходит ещё более озабоченный. Он приближается к раненому и расспрашивает его с помощью Тонгане.
По рассказу бедного негра, 11 февраля, то есть за три дня до смены нашего конвоя, деревушка была атакована отрядом чёрных под командой двух белых. Обитатели спаслись в зарослях, за исключением мужчины и женщины, которые не успели убежать и трупы которых мы нашли. Раненый был с другими. К несчастью, пока он бежал, пуля ударила его в плечо. Он все же имел силы спрятаться в зарослях и, таким образом, ускользнул от нападающих. Когда отряд удалился, все возвратились в деревню, но снова скрылись, увидев наш конвой, приближавшийся с той стороны, куда ушёл первый.
Этот рассказ нас очень беспокоит. Не очень приятно, в самом деле, узнать, что шайка негодяев бродит по стране. И очень возможно, что мы столкнёмся с ней, так как, по словам раненого, она идёт нам навстречу.
Бедняга трогательно выражает свою признательность доктору Шатоннею, но вдруг умолкает, глаза его, полные ужаса, устремлены на что-то позади нас. Мы оборачиваемся и оказываемся лицом к лицу с одним из сержантов нашего конвоя. Вид этого человека и вызвал у негра такой страх.
Впрочем, сержант спокоен. Он взволновался лишь тогда, когда ледяные глаза лейтенанта Лакура метнули на него ужасный взгляд, в котором смешаны упрёк и угроза. Я ловлю этот взгляд на лету, но не могу его объяснить. Сержант дотрагивается до лба, показывая, что раненый бредит, и возвращается к своим людям.
Мы подходим к больному. Но теперь он смотрит на нас с ужасом, и невозможно вытянуть из него ни слова. Его переносят в хижину, и мы отправляемся дальше, успокоенные, впрочем, за его судьбу.
Не знаю, что думают мои компаньоны. Меня же занимает новая задача: почему вид сержанта так испугал старика? И почему он не обратил никакого внимания на лейтенанта Лакура?
На эту загадку тоже нет ответа. Случай
В этот вечер мы довольно поздно раскинули палатки у деревушки Каду. Мы были настроены .печально, так как здесь, в Каду, мадемуазель Морна и Сен-Берен собираются нас покинуть. Мы будем продолжать путь к Уагадугу и Нигеру, они же поднимутся к северу, к Гао, и к тому же Нигеру, своей конечной цели. Надо ли говорить, что мы сделали все возможное, чтобы отговорить их от этого бессмысленного проекта? Наши усилия были бесполезны. Я осмеливаюсь предвидеть, что будущая половина капитана Марсенея не из податливых. Когда мадемуазель Морна что-нибудь заберёт себе в голову, она и черту не уступит. В отчаянии от неудачи мы обратились за поддержкой к лейтенанту Лакуру и просили его доказать, в свою очередь, нашей компаньонке, какое безумие она собирается совершить. Я был убеждён, что ему придётся напрасно расточать слова, но он и не принял на себя эту заботу. Лейтенант Лакур не произнёс ни слова. Он сделал уклончивый жест и улыбнулся очень странно, не знаю, но какой причине.
Итак, остановились около Каду. В момент, когда я собираюсь удалиться в палатку, меня задерживает доктор Шатонней. Он говорит:
— Я хочу сообщить вам одну вещь, господин Флоранс; пули, которыми поражены были негры, разрывные,
И он уходит, не дожидаясь ответа. Так! Ещё одна тайна! Разрывные пули! Кто может употреблять такое оружие? Как подобное оружие может существовать в этой стране?
Ещё два вопроса прибавляются к моей коллекции вопросов, которая беспрерывно обогащается. Зато коллекция ответов ничуть не увеличивается!
18 февраля. Последняя новость дня, без комментариев. Наш конвой ушёл. Я говорю прямо: ушёл.
Это невероятно, но я настаиваю, я повторяю: конвой ушёл. Проснувшись три или четыре часа назад, мы его не нашли. Он испарился, улетучился ночью и с ним все носильщики, все погонщики без исключения.
Понятно? Лейтенант Лакур, его два сержанта и весь конвой, все двадцать человек ушли не для того, чтобы сделать утреннюю прогулку и вернуться к завтраку. Они ушли, бесповоротно ушли.
И вот мы одни в зарослях, с нашими лошадьми, с нашим личным оружием, тридцатью шестью ослами, с запасом провизии на пять дней, с Малик и с Тонгане, Ага! Я хотел приключений!
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Когда члены экспедиции Барсака, накануне прибывшие в Каду, проснувшись 18 февраля, заметили исчезновение конвоя и своих носильщиков и погонщиков, они остолбенели. Эта двойная измена и особенно измена конвоя была настолько невероятна, что они долго отказывались в неё поверить, если бы им тотчас не было дано доказательство, что слуги и солдаты унии без намерения вернуться.
Разбудил своих компаньонов Амедей Флоранс, который первым вышел из палатки. Все, включая Малик, которая провела ночь в палатке Жанны Морна, моментально собрались, обмениваясь восклицаниями.
Как и обычно, обсуждение началось достаточно беспорядочно, больше обменивались восклицаниями, чем размышлениями. Прежде чем устраивать будущее, они удивлялись настоящему.
Пока они так шумели, из соседней чащи донёсся стон. Сен-Берен, Амедей Флоранс и доктор Шатонней побежали и нашли Тонгане связанного, с заткнутым ртом и, что хуже всего, раной в левом боку.
Тонгане освободили от уз, привели в чувство, перевязали и расспросили. Частью на своём негритянском жаргоне, частью на языке бамбара, причём переводчицей служила Жанна Морна, Тонгане рассказал всё, что знал о ночных событиях.