Необыкновенные приключения Карика и Вали (Художник Г. Фитингоф)
Шрифт:
Профессор провел рукой по голове и сказал чрезвычайно взволнованно:
– Итак, друзья мои, через минуту мы снова станем большими, настоящими людьми. Здесь, у стен этого ящика, кончается наше тяжелое, опасное путешествие. Мы стоим на пороге большого мира. Но прежде чем покинуть этот малый мир, я хочу сказать вам несколько слов… Вы многое увидели за эти дни, но, если правду сказать, вы заглянули в один из крошечных уголков малого мира. Вы прочитали только несколько строчек из толстой книги, которая называется «Природа». И эти строчки, я бы сказал, еще далеко не самые интересные. В книге природы есть и другие страницы, от которых просто невозможно оторваться.
Вы увидели пока лишь крошечный кусочек соседнего
В этом малом мире есть и друзья наши, есть и враги.
И тех и других нам нужно знать.
– Ну, теперь-то мы уже знаем кое-что! – сказал важно Карик.
Профессор усмехнулся:
– Что ж, кое-что вы действительно узнали. Но совсем немного. А тот, кто знает немного, ничего не знает. Вот вы оба видели муху и дома, и здесь. И думаете, наверное, что вы ее знаете. Да что тут знать? Как будто ничего особенного муха не представляет собою. А между тем эти самые мухи убили несколько сот лет назад в Европе двадцать четыре миллиона людей, то есть четвертую часть всего населения старой Европы.
– Мухи? Не может быть! Как же это они?
– Очень просто! Разносили на щетинках по странам Европы «черную смерть», и люди…
– Какую «черную смерть»?
– Так называли когда-то бубонную чуму… Ничтожные, крошечные мухи могут убить людей больше, чем убивают во время войны пушки, танки и самолеты… Вот ты, – Иван Гермогенович положил руку на плечо Карика, – говоришь, что хочешь работать так, чтобы быть полезным людям. Конечно, любой труд человека приносит людям пользу. Одни строят города, другие воздвигают плотины, делают машины, выращивают хлеб, разводят домашних животных, водят корабли, добывают руду, лечат людей, сочиняют для них песни, пишут книги. А вот энтомологи охраняют богатства человека, его здоровье, а потому труд энтомолога так же полезен, как труд других людей. Мы с вами уже знаем, что насекомые переносят возбудителей таких болезней, как желтая лихорадка, малярия, чума, слоновая болезнь, все виды тифа, сонную болезнь и другие тяжелые заболевания. А когда мы знаем, кто виновник заболеваний, – нам легче бороться с ними. Когда-то в нашей стране миллионы людей болели малярией и никто не знал, что эту болезнь разносит комар анофелес. А когда ученые узнали об этом, они нашли и способ борьбы с этим зловредным комаром.
– А почему нельзя уничтожить всех насекомых? – спросила Валя.
– Ну хотя бы потому, что среди насекомых немало и полезных. Вы знаете о пауках, муравьях, о наездниках, о тутовых шелкопрядах, которые не менее полезны человеку, чем пчелы. Но вам неизвестно ничего о других полезных насекомых, а их очень и очень много.
Некоторые насекомые дают человеку мед, воск, красители, другие идут в пищу. Так, например, на рынках Западной Африки бойко торгуют личинками пальмового долгоносика. Это африканский деликатес. Африканские мальчишки и девчонки объедаются крылатыми термитами, которые считаются одним из замечательных лакомств. В пустынях Синая люди и сейчас собирают, как манну небесную, сушеных червецов.
– Про саранчу вы говорили! – напомнила Валя.
– Едят и саранчу, – кивнул профессор. – Она собирается в самые крупные стаи. Более десяти миллиардов этих насекомых опускаются на поля, сады и плантации, и когда они поднимаются вверх – земля и деревья становятся оголенными. Все колосья, листья, плоды саранча пожирает полностью. Весит такая стая тридцать – сорок миллионов тонн. разоренные крестьяне говорят: «Ты, саранча, съела все, что я посадил и посеял. И мне не остается ничего другого, как съесть тебя!» И они сушат, коптят саранчу, солят, чтобы не умереть
– Они могли питаться только кактусом?
– Вот именно! Кактусы были съедены, есть было больше нечего, и они умерли от голода. Но добрая память о них осталась в Австралии. За ее работу гусенице огневке благодарные австралийцы воздвигли памятник. И это пока единственный в мире памятник полезному насекомому.
– А я бы поставил памятник человеку, а не гусенице! – сказал Карик. – Все-таки гусеница ничего не открыла. Это же ее открыли.
Профессор улыбнулся:
– Что ж, ты прав, конечно. Гусеницу, как ты говоришь, действительно открыли ученые, но ведь трудилась-то она. Стало быть, и гусеница заслужила благодарность.
– Давайте увеличиваться! – закричала Валя.
– И в самом деле, – спохватился Иван Гермогенович. – Не будем терять напрасно времени.
Он подошел к фанерному ящику, заглянул в круглое окошечко, вырезанное в боковой стенке, и расправил бороду руками.
– Итак, друзья мои, наше удивительное путешествие закончено. Но оно было удивительным не потому, что нам пришлось прожить долго в непривычном для нас малом мире, а потому, что мы мужественно шагали через все препятствия, не падали духом, не хныкали, а боролись и потому победили. Я надеюсь, вы поняли теперь, какой величайшей силой человека являются его знания и почему люди земли стали хозяевами нашей планеты. Но пора уже и увеличиваться!
– Ой, а вдруг кто-нибудь взял и унес увеличительный порошок?
– Кто же мог взять? Зачем? Не говори глупости!
Иван Гермогенович снова заглянул в круглое окошко ящика.
– Все в порядке! – сказал он, потирая возбужденно руки. – Коробка с увеличительным порошком стоит на месте, и мы можем увеличиваться! Залезайте в ящик!
Карик, а за ним и Валя бросились к ящику. Иван Гермогенович подсадил сначала Валю, потом Карика и уже полез было за ними сам, как вдруг на стенку ящика села бабочка с блестящими крылышками, словно отлитыми из металла. Это была крошечная бабочка, всего в несколько раз больше профессора.
Взглянув на нее, Иван Гермогенович опустил руки и, задыхаясь от волнения, прошептал восторженно:
– Боже мой, да это же оливковая экофора!
Затаив дыхание, он прижался к фанерной стенке, не спуская с бабочки взгляда охотника, который увидел редкостного зверя.
А экофора, не обращая внимания на такую мелочь, как профессор, сложила крылышки и не спеша стала подниматься по стене вверх. Сердце Ивана Гермогеновича на мгновение остановилось, затем так забилось, так застучало, словно хотело выскочить вон.