Необыкновенные приключения Карика и Вали (ил. А.Кукушкин)
Шрифт:
– Не пропадет! – беспечно сказал Иван Гермогенович. – Пока мы разговариваем, он, наверное, уже полдомика себе построил… Да ты не бойся. Он не погибнет… Вырастет, а потом превратится в летающее насекомое.
– Он? В летающее?
– Ну да, – сказал Иван Гермогенович, волоча по земле тяжелый лепесток. – Превратится в насекомое, очень похожее на ночную бабочку… Впрочем, ручейник – мастер не только летать. Он неплохо бегает и по земле, и по воде. А когда наступает время откладывать яички, он спускается под воду и здесь прикрепляет свою икру-яич-ки к водяным растениям.
Иван Гермогенович окинул взглядом гору веток, листьев, лепестков, которые натаскали во время разговора, и сказал:
– Ну хватит. А то мы так завалили вход, что нам самим в пещеру не пробраться… Залезайте!
Карик и Валя долго просить себя не заставили. Они перескочили через кучу веток и осторожно вошли в полутемный, низкий коридор. В самом конце еле-еле заметно светилась узкая щель.
Ребята шли в темноте, ощупывая стены руками. Ноги ступали будто по мягкому, нежному ковру. Такими же мягкими, шелковистыми были и стены. Карик поднял руку, пощупал потолок.
– И тут мягко! – удивился он.
Ребята дошли до конца коридора и остановились перед круглой дырой. Холодный ветер дунул по ногам.
– Эту форточку надо закрыть! – сказал Карик. – Мама не велела на сквозняке сидеть.
Карик вернулся, принес мягкий лепесток, скомкал его и крепко забил лепестком отверстие.
– Теперь не дует, – сказала Валя, – но зато стало очень темно. Идем обратно.
Ребята вернулись к входу в пещеру, где копошился среди веток, листьев и лепестков профессор.
– Ну как? Понравился дом? – спросил Иван Гермогенович. – Жить можно?
– Кругом ковры, ковры! – весело сказал Карик. – Очень неплохо живет ручейник.
– Недурно! – согласился Иван Гермогенович. – Между прочим, эти ковры не простые. Если кто-нибудь захочет вытащить ручейника из домика, он уцепится за них крючками, и тогда уж никакая сила его не сдвинет… Однако за дело, друзья мои! Помогите-ка мне заложить вход, а то еще ночью к нам заберется какой-нибудь нежданный, непрошеный гость!
Профессор с помощью ребят навалил у входа кучу корней, на них положил ветки, а на ветки – лепестки. Получилась настоящая баррикада. Только сверху оставалась узкая щель, через которую в дом ручейника проникал синий свет.
– Прекрасно, – сказал профессор. – Теперь уж к нам никто не заберется. Располагайтесь, друзья мои. Отдыхайте.
Ребята выбрали в углу, у самой стены, удобное местечко, растянулись на пушистом коврике и крепко-крепко прижались друг к другу. Профессор лег рядом. Отважные путешественники притихли, слушая, как за стенами домика шумит ночной печальный ветер и как уныло скрипят травяные деревья.
Сверху с мокрых листьев падали на крышу тяжелые, словно чугунные ядра, капли воды. В домике было тепло и сухо.
Профессор и ребята растянулись на полу. Ковры были мягкие, как пуховики. Но путешественники долго не могли заснуть.
Это была их первая ночь в странном, новом для них мире, где за один только день они так много пережили и встретили так много опасностей. Сквозь щели баррикады просвечивало темное ночное небо, и в небе мерцали огромные звезды.
Валя лежала с открытыми глазами. Она смотрела не отрываясь на голубую звезду, которая висела над входом в пещеру. Звезда была такая большая, как полная луна, но только часто-часто мерцала. Вот так и дома, когда лежишь в кровати и смотришь в окно, перед глазами качается большой, похожий на луну, веселый уличный фонарь.
Валя вспомнила дробное позвякивание трамваев, хриплые, сердитые гудки автомобилей и быстрые светлые полосы, которые бегут по окнам, будто догоняя одна другую. Она закрыла глаза.
На минуту ей показалось, что она лежит у себя дома в теплой кровати и слушает веселый уличный шум.
Дверь в соседнюю комнату приоткрыта, из-под двери виднеется желтая полоска света. В столовой мама убирает посуду. Гремят тарелки и чашки, звенят чайные ложечки. Перемыв посуду, мама смахивает со стола крошки, накрывает стол чистой белой скатертью.
Валя вздохнула. Она вспомнила крошки сыра, которые оставались утром на столе после завтрака, и проглотила слюну.
Ах, если бы сюда, вот в эту пещеру, хоть бы одну крошку сыра, такого свежего и вкусного! Этой крошки, конечно, хватило бы на ужин и профессору, и ей, и Карику, да и на завтрак осталось бы немного.
И Валя вздохнула снова. А может быть, они навсегда останутся в этом страшном мире? Вернутся ли они домой? Увидят ли они маму?
– Мама плачет, наверное, – тихонько сказала Валя.
– Плачет, – согласился Карик, – ясно, плачет.
Ребята задумались. что-то делает сейчас мама? Может быть, лежит одетая на кровати и при каждом шорохе поднимает голову с подушки и все прислушивается: не идут ли ее ребята?
А на столе стоит покрытый салфеткой ужин, оставленный для них. В столовой тихо постукивают часы. В темном углу возится кошка. На глаза Вали навернулись слезы. Она потихоньку вытерла их кулаком и крепко зажмурилась.
– Нет! Все-таки плакать не буду!
За стенами домика уныло свистел полночный ветер.
Путешественники лежали, и каждый думал о большом мире, в котором они еще так недавно жили.
– Все ерунда! – с шумом вздохнул наконец профессор. – Не может быть, чтобы мы не вернулись… Вернемся, друзья мои, не унывайте.
Карик и Валя ничего не ответили. Они спали крепким, здоровым сном. Тогда Иван Гермогенович сладко зевнул, повернулся на бок и, положив голову вместо подушки на кулак, раскатисто захрапел.