Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви

Гитерс Питер

Впервые мы встретились с Романом в 1982 году во время совместного труда над его автобиографией «Роман о Полански». Мы очень хорошо сработались и стали верными друзьями. Знаю, большую часть жизни Роман был окружен самыми противоречивыми слухами и спорами, но, признаюсь, сам я никогда не замечал в нем каких-либо скандальных качеств. Мы одинаково мыслили по множеству вопросов, обладали схожей любознательностью в сочетании с равной долей цинизма. Как друг, Роман оказался невероятно великодушным и щедрым, с отличным чувством юмора. Он рассказывает чудесные истории и больше всего любит посидеть в «Куполе», попивая шампанское, глотая устриц и обмениваясь хорошими шутками.

Я встречал множество очень умных людей, но Полански — единственный

известный мне гений. Он говорит на двенадцати языках, обладает интересным складом характера, снял несколько самых утонченных и оригинальных фильмов современности и, помимо всего прочего, знаком примерно с миллионом длинноногих моделей по имени Сюзетта. Я рассказываю все это, чтобы вы поняли: Роман никогда не задаст такой вопрос, как «Ты когда-нибудь видел Париж в Рождество?», при этом ничего не задумав.

— Хм… нет, — ответил я.

— Он очень красивый. Очень. Падает снег, повсюду зажигаются огни. О, огни в Париже — великолепное зрелище. Оно заставляет тебя рыдать. А женщины… Питер, на Рождество сюда приезжает столько красивых женщин!

— Роман, могу я кое-что у тебя уточнить? — произнес я, находясь в своей нью-йоркской квартире.

— Все, что угодно.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Как ты смотришь на то, чтобы приехать на Рождество в Париж и помочь мне написать сценарий к новому фильму для Харрисона Форда?

У этого человека есть свой стиль, не правда ли?

Естественно, я не сразу дал себя уговорить. Я не какая-то там легкая добыча. Сказал, что мне потребуется по крайней мере четыре или пять секунд, чтобы собрать вещи и заказать билеты на самолет. На самом деле это заняло у меня немного больше времени. Не прошло и недели, как мы с Нортоном уже направлялись в Европу.

Многие считают, что поездка за границу вместе с животным — сплошная головная боль. Из-за проблем с карантином (он существует только в Англии), или излишних сложностей с оформлением поездки, или отсутствия условий для проживания питомцев в отеле. На самом деле нет ничего проще, чем перевезти кота на иностранное побережье — если вы делаете это правильно. Естественно, что в первый раз я сделал все не так.

Полански собирался в Амстердам на рекламу своего нового фильма. Пока я занимался своими — извините, нашими — организационными приготовлениями, он сказал:

— Питер, почему бы тебе не прилететь в Амстердам? Мы закатим отличный ужин, постараемся влипнуть в какие-нибудь неприятности, а на следующий день отправимся работать в Париж. Амстердам — прекрасное место, где можно прийти в себя после смены часовых поясов.

Звучит вполне разумно, не так ли? Во всяком случае, для меня. В результате первой остановкой Нортона в Европе — после часовой задержки в аэропорту Шарля де Голля — стал Амстердам.

Перед отъездом мне пришлось отвезти кота к ветеринару, чтобы Нортон получил свой кошачий паспорт. Процедура оказалась простой: врач сделал Нортону прививку, протер его уши ватной палочкой, проверил горло, после чего заполнил маленькую зеленую карточку, в которой говорилось, что Нортон Гитерс — порода «шотландская вислоухая», весом три с половиной килограмма, место рождения — Лос-Анджелес, место проживания — Нью-Йорк — здоров и может сменить континент на усмотрение своего владельца.

Перелет прошел без особых осложнений, за одним исключением. На счету Нортона уже было множество перелетов на различных американских авиалиниях. Из-за их бюрократизма я приучился строго придерживаться всех правил. Обычно я сажал Нортона в контейнер и оставлял его под сиденьем, осмеливаясь вытаскивать и сажать кота на колени лишь в случае, если бортпроводницы просили его показать, что случалось не так уж часто. Но на борту самолета «Эр Франс» Нортона встретили очень тепло, словно он заплатил полную стоимость билета. Бортпроводница обожала, когда на борту были домашние питомцы, поэтому сразу предложила вытащить кота из контейнерного

заключения и устроить со всеми удобствами. Благодаря «Уорнер бразерс» мы летели первым классом, и с нами обращались по высшему разряду. Мне подали шампанское и икру, а Нортон получил маленькое блюдце копченой семги и миску молока. Когда настало время десерта, я упомянул, что Нортон питает слабость к шоколаду, и перед ним мгновенно появился шоколадный мусс. Персонал был так внимателен к моему попутчику, что я успокоился. Убаюканный расположившимся у меня на коленях довольным Нортоном, я настолько расслабился, что проспал два часа, которые мы провели над Атлантикой. Я бы проспал до самой Голландии, но меня разбудил бортпроводник мягким толчком в плечо. Когда я протер глаза и сориентировался, то понял, что кот пропал. Я взглянул вверх и увидел: бортпроводник держал Нортона за шкирку. В ужасе я схватил кота, посадил к себе на колени и принялся извиняться. Я был настолько запуган суровым отношением американских стюардесс, что расточал извинения целых пять минут, прежде чем до меня дошли слова доброго французского бортпроводника:

— Все в порядке. Мы не имеем ничего против. Он ходил прогуляться.

В конце концов я поверил, что стюард не сердится. Поэтому, набравшись смелости, я задал ему один мучивший меня вопрос:

— Куда он ходил?

В ответ тот неодобрительно сморщил нос. Очевидно, Нортон сделал нечто такое, что служащий находил отвратительным. Фактически, по французским стандартам, мой кот совершил грех.

— Он ходил в хвост к туристам, — с пренебрежением произнес стюард, — поговорить с собакой.

Остаток пути я не сомкнул глаз. Нортон же большую часть своего досуга провел, разглядывая Атлантический океан сквозь иллюминатор. Похоже, он находил его таким же завораживающим, как и залив Файер-Айленд.

Приземлившись в Амстердаме, мы взяли такси, чтобы добраться до чудесного отеля «Амстел». Я уже приготовился либо спрятать Нортона, либо врать без зазрения совести, что он не останется на ночь в номере, так как я оставлю его у одного голландского друга. Однако мне не пришлось изображать рыцаря плаща и кинжала. Женщина, которая регистрировала нас в отеле, тепло улыбнулась коту и попросила меня вытащить его из сумки, после чего с веселым изумлением наблюдала за тем, как Нортон уселся на стойку и устроился там как дома. Менеджер отеля приблизился и дружески погладил его по голове, а вслед за ним это сделала и пара посыльных. Регистраторша спросила, останется ли Нортон на ночь, и, когда я нерешительно кивнул, поинтересовалась, не откажется ли он от блюдечка с рыбой. Я заметил, как уши Нортона, насколько это позволяла их форма, слегка навострились при слове «рыба», и ответил, что это было бы очень мило с их стороны.

В номере я поставил перед Нортоном его первый международный кошачий туалет, дождался, когда принесут рыбу, и позвонил Роману. Немного отдохнув, я был готов к работе.

Нортон согласился провести свою первую ночь в Европе, посапывая на мягкой кровати, пока несколько голландских журналистов угощали меня обедом и вином в шикарном индонезийском ресторане. (Ну хорошо, Роман был единственным, кого угощали обедом и вином, но ведь они позволили мне пойти с ними, не так ли? Это считается!) Следующий день оказался чересчур богат на события, по крайней мере для моего серого компаньона.

До своего прибытия я не имел ни малейшего представления о том, чт о меня ждет в Амстердаме. В полдень мы выезжали из отеля и отправлялись на закрытый показ последнего фильма Романа ведущим голландским кинопрокатчикам, потом на запись какой-то местной телевикторины, где Полански согласился появиться ради рекламы фильма, а затем на ужин с людьми с телевидения и кинопрокатчиками, после чего ночным рейсом улетали в Париж.

План выглядел заманчиво, за исключением одного момента. Что прикажете делать с Нортоном с полудня до десяти часов вечера?