Необыкновенный кот и его обычный хозяин. История любви
Шрифт:
Той ночью дом Ольдерманов мало чем отличался от вулкана Кракатау. В три часа ночи я поднялся наверх, стащил Нортона с чихающего хозяина и унес его в свою кровать. В половине четвертого кот вернулся на голову Зигга, и мы повторили процедуру. В четыре часа ночи Нортон опять вернулся к своему новому любимому местечку, накрыв своим телом большую часть лица Зигга. Вскоре хозяин сдался. Он вдруг осознал, что больше не чихает. А утром решил, что Нортон был первым из встреченных им котов, на которого у него не возникло аллергии. Гнев и отчаяние сменились удовольствием и триумфом. Я не был любимым гостем в доме, но Нортону каким-то образом удалось найти путь к сердцу хозяев.
На следующий день мы отправились знакомиться с рынком недвижимости. Поиски происходили вяло. Я не мог сказать,
Но Нортону было необходимо круглогодичное пространство для игр, поэтому…
Первые четыре дома оказались красивыми, просторными, но… в них не было индивидуальности и очарования. Женщина-агент по недвижимости, Пегги Мэвес, у которой я в неоплатном долгу, попросила описать мой идеальный дом — мой доступный по цене идеальный дом. Что я и сделал: возраст дома не должен быть меньше ста лет, при этом он должен находиться в таком хорошем состоянии, чтобы не нуждаться в ремонте. Обязательно наличие деревянных полов и балок, одного или двух каминов, уютных комнат, двух этажей, кабинета, который вызывал бы желание сесть за работу. По размеру дом не должен быть тесным или настолько просторным, что я бы не смог нормально о нем заботиться, — вероятно, две или три спальни. Иными словами, нечто столь совершенное, что я никогда его не найду.
Когда я закончил свое описание, Пегги сказала:
— Знаете, думаю, вам следует взглянуть на один дом. Правда, хозяевам уже сделали предложение, и они, кажется, согласились. Вряд ли вы сможете его заполучить, но по описанию он очень похож на то, что вы ищете. По крайней мере это поможет мне составить представление о вашем вкусе.
Зная, что не смогу купить тот дом, я согласился пойти на него взглянуть. Меня это вполне устраивало. Ведь на самом деле я ничего не хотел покупать. Просто нравилось рассматривать красивые дома.
Мне даже не понадобилось подниматься на второй этаж. Один взгляд на гостиную со старинными деревянными полами, антикварной пузатой печкой — с ее индивидуальностью, — и я воскликнул:
— Я его беру.
Пегги, которая была из редкой породы честных людей, попыталась напомнить мне, что я не могу купить данный дом. Она показывает его, чтобы просто выяснить мои предпочтения.
— Это дом моей мечты, — сказал я. — Мне кажется, я просто обязан его купить.
— По крайней мере взгляните на второй этаж, прежде чем решите, что это дом вашей мечты, — посоветовала она.
Верхний этаж лишь усилил мое желание. Там располагались маленькие очаровательные комнаты для гостей, огромная спальня (а в ванной комнате стояла старинная ванна на ножках в виде львиных лап!) и венец моих фантазий — небольшой кабинет, нависавший над подъездной дорожкой, с французскими окнами, выходящими в живописный сад. И я еще не упоминал, как это место выглядело снаружи — складывалось впечатление, словно в нем могли поселиться сказочные Ганс и Грета и чувствовать себя как дома.
Я сбежал вниз по лестнице, подскочил к припаркованной машине и распахнул дверцу. Нортон проскакал по лужайке перед домом. Осторожно войдя в дом, он внимательно оглядел гостиную и растянулся на полу посреди комнаты, устроившись прямо под льющимся из окна потоком солнечного света. Кот взглянул на меня и счастливо мяукнул.
На следующий день я купил дом.
Так неожиданно я обзавелся домом и хорошими друзьями-соседями. Кот у меня уже был. Мне не хватало лишь одного пустяка.
Несмотря на внешнюю легкомысленность (скрывающую, как сказали бы многие, внутреннюю ограниченность), меня все больше волновало, что в сказанных напоследок словах Синди — «ты не знаешь, что такое любовь» — есть доля истины. Я думал, что, вероятно, из-за многолетнего увлечения всевозможными розыгрышами, общения с датскими моделями и круглосуточной работы лишил себя способности на «нечто большее». Я размышлял, а что же может быть лучше смеха, датских моделей и доставляющей удовольствие работы?.. У меня живое воображение, но перед этим пасовало даже оно.
И все же…
Была Дженис.
Это был необычный роман, поскольку Дженис не относилась к тому типу женщин, которыми я увлекался. Она красивая, но не в моем вкусе. Невысокая и полноватая, а я предпочитал высоких и стройных. Дженис выглядела стильно, изысканно и утонченно, а я любил легкую неряшливость и небрежность. Она походила на Дебору Керр в фильме «Незабываемый роман», но меня привлекала покрытая мыльной пеной девушка, мывшая машину перед заключенными в фильме «Хладнокровный Люк». Даже по характеру Дженис отличалась от моих прошлых увлечений. Я не являлся страстным поклонником противостояний. Сказать, что Дженис была воинственной, — это все равно что сказать, будто для Лоуренса Тейлора характерна агрессивность. Она обладала независимостью и самонадеянностью члена британской королевской семьи и была такой же упрямой и своевольной, как Саддам Хусейн. И все же, несмотря на наши различия или благодаря им, Дженис стала самым умным, самым интересным собеседником, которого я впервые повстречал за долгое время.
Существовала лишь одна небольшая помеха на пути к длительным, идеальным, доставляющим удовольствие отношениям с Дженис. Она не хотела таких отношений. Во всяком случае, не хотела таких отношений со мной.
Чем ближе мы становились, тем дальше от меня Дженис старалась держаться. В конце концов между нами пролегла такая дистанция, что мне понадобился телескоп, чтобы отыскать ее. Так я понял, что наш роман закончился.
Однако наши отношения продолжились. Мы с Дженис стали лучшими друзьями. Когда над нами перестала висеть угроза романтических отношений, мы очень сблизились, даже работали вместе. Виделись в течение дня, несколько раз в неделю обедали и даже выезжали на уик-энд. Она поддержала меня, когда я переживал пару нелегких романов и несколько профессиональных кризисов. И я делал для нее то же самое. Дженис всегда была рядом, помогала мне, давала мудрые советы. Мы были настолько неразлучны, что нас считали парой. Но она не хотела этого. Дженис не хотела отношений, потому что на собственном опыте убедилась, что любые отношения когда-нибудь заканчиваются. А с их завершением приходит боль (и чем лучше были отношения, тем болезненнее они заканчиваются). Вместе с болью появляется горечь. А с горечью скорбь. Можете продолжить этот список дальше.
Со временем я осознал тот факт, что с этой женщиной у меня никогда не будет серьезных отношений. От меня потребовалось немало усилий — зубного скрежетания, желудочных коликов и битья головой, — однако я смирился.
Не смирился лишь один человек. Полагаю, я слишком вольно использую слово «человек». Дженис нравилась Нортону. Это было особенно заметно на фоне ее довольно равнодушного отношения к нему. Животные были из той категории явлений, к которым она не хотела привязываться. Дженис не понимала, что может быть приятного в подобной привязанности. Она не видела в ней смысла. Но Нортон не сдавался. Обычно, когда кто-нибудь игнорировал его, мой кот только радовался этому. Дженис была единственным человеком, помимо отца и Зигга, внимания которого Нортон настойчиво добивался. Приходя ко мне, она не начинала его гладить, зато он через несколько секунд оказывался рядом с ней, терся об ее ноги или пытался зарыться мордочкой в пальцы. Дженис редко реагировала на это, но Нортон и не думал сдаваться. Всякий раз, как кот ее видел, он переворачивался на спину, изображая самое милое животное в мире. Если Дженис не обращала на него внимания, он придвигался к ней, терся, прижимался и урчал. Дженис была упряма — она знала, как опасно оказаться втянутой в отношения. Но и Нортон был несгибаем: он знал, какое это удовольствие — быть втянутым в отношения.