Неоднажды в Америке
Шрифт:
Пока мы гуляли с Юлей по Питеру, я думала о том, что так и не собрала обрывки впечатлений в единое целое. Как это ни смешно звучит, меня мучал вопрос о проблемах России. Все вокруг повторяли заезженную до скрипа на поворотах фразу про дураков и дороги. Не то чтобы это не было актуально, но дураков везде хватает. Я не обнаружила принципиальную разницу в количестве дураков между Америкой и Россией. Подозреваю, что жители других стран подтвердят мою гипотезу. Количество дураков на душу населения от географической широты зависит мало. А дороги плохие почти везде, кроме сравнительно небольших участков Западной Европы, Америки (той и другой) и Австралии. Однако никто не говорит, что проблема Колумбии или Албании – плохие дороги. Можно подумать, что, проложи завтра Россия по всей стране супершикарные автобаны по немецкому образцу, всё сразу станет на свои места. В Бостоне одно время строили новый highway (тоннель) через весь город, так на пару лет дороги превратились в неописуемый кошмар,
Я обещала себе не сравнивать и не сравнивала. Периодически что-то вырывалось помимо воли, как после рассказов о больницах, где медсёстрам надо платить, чтобы они вкололи нужное лекарство, да ещё самим это лекарство покупать. Или после рассказа подруги детства о том, как после инсульта матери они с братом собирали по всем друзьям и знакомым пару тысяч долларов, необходимых для удаления гематомы, которая давила матери на мозг. В таких случаях я теряла самообладание и восклицала: «Да это же кошмар, да у нас!..» А потом и это перестала делать. Кому, в конце концов, какая разница, что там у нас? Об Америке старалась говорить, только если спрашивали. И даже в уме перестала проводить параллели и перпендикуляры. Уже на второй или на третий день пребывания в стране я нутром почувствовала, что это другой мир. Дело тут не в том, лучше или хуже, просто что-то настолько принципиально отличалось, что все сравнения были неуместны. Я только никак не могла поймать это что-то, хотя очень хотелось. Я оказалась к этой стране неравнодушна, мне страсть как хотелось дойти до самой сути. Суть не давалась.
Глаз ловил детали. Вот женщины, одетые так, как у нас одеваются только на выпускной вечер или чью-то свадьбу, бредущие по жаркому пыльному городу в узких юбках и на высоченных каблуках. Вот поливальные машины поздним вечером на Красной площади, едущие по заранее предусмотренному маршруту, плевать хотевшие на гуляющих москвичей и гостей столицы, разбегающихся во все стороны от мощных струй воды. Нас чуть не обдало, мы вовремя отскочили. Вот organ donors (доноры органов) – сумашедшие мотоциклисты без шлемов. Шлем на мотоциклисте я за две недели пребывания в России видела один раз. Хочется надеяться, что очереди на органы в стране нет. Если, конечно, нужное на пересадку количество тысяч собрать по всем сусекам. Вот демографический кризис в действии: молодые симпатичные девушки с немолодыми несимпатичными «папиками» в дорогих ресторанах, красивые невесты с некрасивыми женихами (все пары, которые мы видели, кроме одной), на редкость непривлекательные типы, обнимающие изящных прелестных женщин, и т. д. Курящие люди везде, причём я бы сказала: гордо курящие, бросающие полупрезрительно: «Ну, вы там, в Америке, все здоровый образ жизни ведёте». Типа, вот козлы-то, здоровый образ жизни ведут. Вот проводник в спальном вагоне, жалующийся, что от него требуют улыбаться пассажирам: «А чего я им буду улыбаться за десять тысяч зарплаты?» Непристёгнутые, прыгающие по быстро едущей машине дети. Водители, наглотавшиеся озверина. Меня два раза чуть не задавили, при этом по сторонам я смотрела и куда попало не лезла – предупредили, и не раз. Патологически неизвиняющиеся люди в метро; толкнут вас и пойдут дальше. Вечером везде пьяные с бутылками пива в руках. Во всех магазинах охранники, разгуливающие с мрачным видом по рядам. Все эти истории про «возраст сохранения»; мужчинам и женщинам после 60—65 вежливо говорят: «Что там лечить, в вашем возрасте катаракта – дело такое… А высокое давление, так куда ж без него, в семьдесят пять-то?» Девяностолетних вообще лечить смешно. И инвалида без ног можно занести в мамину квартиру на пятом этаже, в доме без лифта и там оставить.
Всё это частности. На всё это можно найти ответ. Выбрать нужное:
1. Это не совсем так, и не всегда, и вообще у тебя неверная информация.
2. Да у вас в Америке тоже то и сё.
3. Тебе не повезло.
Возможно, не совсем так, и не всегда, и не повезло. Америка вообще ни при чём. Просто меня не покидало ощущение, что всё это как-то связано между собой, что у всех проблем один корень. Общее впечатление портили не столько мелкие «детали интерьера» (тем более что большая их часть меня впрямую вообще не касалась), сколько ускользающая «инакость» мира, в котором я находилась. Мы с Борей много рассуждали про homo soveticus, но почему-то история двадцатого века помогала мне понять Россию не больше, чем «дураки и дороги».
Так вот, гуляем мы, значит, по Питеру и слушаем истории про Петра Первого. Про то, как он пытал людей, как был подозрителен во всём, как уничтожал врагов и их семьи. Про царевича Алексея, который и не бунтовал против него, а лишь разговоры разговаривал, но которого, тем не менее, тоже страшно пытали, пока не сознался в несуществующих грехах. Про то, как Пётр «шутил», как заставил человека из свиты, которому стало плохо в анатомическом театре, вырывать у трупа мышцы и сухожилия ртом. Про то, как строили Петербург, все и так знают. Гибли не только и не столько от болота, сколько от цинги; строителям элементарно не поставляли продовольствие. Да и отогреться и высушиться им было негде – в том-то климате. Сдохнут – новых подвезём. Это был фактически концентрационный лагерь: выжил – значит повезло. Когда Пётру нужны были деньги для бесконечной
И он далеко не был самым крупным реформатором России XVII—XIX веков. После Петра страна отходила лет пятьдесят. В какой-то мере героя из Петра сделал Пушкин, а до этого отношение к нему было несколько иное. Тем не менее сейчас он гордо гарцует на бронзовом коне – великий россиянин, символ чего угодно.
Интересно, как через триста лет будут говорить о Сталине? Ведь СССР в двадцатые и пятидесятые – это дистанция огромного размера. Страна из аграрной превращена в индустриальную, сколько построено, сколько проложено, прорыто, открыто. Фашизм опять же победили, а какой ценой – да не волнует это никого через энное количество лет. Можно ведь выморить четверть населения и остаться в памяти народа героем, это доказано. Вся российская история – это история летящих при вырубке леса щепок. Мы гуляли по Исаакиевскому собору, восхищались его красотой и величием, нам сообщали массу интересного о материалах, интерьере, постройке и как бы между прочим сказали, что храм строили 500 тысяч человек на протяжении сорока лет (не все одновременно, естественно). Треть погибло на месте в результате несчастных случаев или, позже, от болезней. А кому сейчас до этого дело? Кто помнит вообще? Вон храм какой стоит, город украшает. Строили, кстати, в XIX веке, Пётр ни при чём.
Экскурсия продолжалась. Тут вам и Анна Иоанновна с Бироном, и Екатерина II с её разгулом абсолютного рабовладения – то, во что при ней превратилось крепостничество; и такая война, и сякое строительство… И всё это до революции, до Гражданской войны, до тридцать седьмого года, до, до, до… Хотя вот интересный факт: за последние сто лет население Питера полностью сменилось четыре раза. ОК, один раз спишем на Гитлера, на блокаду. А остальные три? Трупы в истории России складываются штабелями, и по штабелям оставшиеся в живых ползут к следующей великой цели. Полное неуважение к человеческой жизни и достоинству – не новшество, не проблема homo soveticus; это восходит к Ивану Грозному, а то и раньше. Гуманизм как уважение к каждому инивидууму, как принятие абсолютной ценности человека и неприятие массовых жертв ради идеологических целей в России как-то не прижился. Разве что среди тонких слоёв интеллигенции, страшно далёких от народа. Понятно, что абсолютного гуманизма не существует. Мне сейчас начнут приводить в пример другие войны в других странах и будут правы, но дело в масштабах, в выученных уроках, в исторической последовательности. Тут же век за веком – одно и то же. И это норма.
Германия во второй половине прошлого века целенаправленно прошла через очень трудный и болезненный процесс покаяния. А Россия – нет. Все те же советские номенклатурщики и кагэбэшники кругом, никто им ничего не сделал. Процветают. В храм зашли, три раза перекрестились, и ладушки. Все прекрасно знают, что советский лозунг «Всё во имя человека, всё на благо человека» был неудачной шуткой. Она ею остаётся. Обществом человеческая жизнь не ценится. В армии народ убивают и калечат (и не на войне, а просто так), в бесплатных больницах ненамного лучше, клятва Гиппократа – бред для бедных, а инвалиды и пенсионеры – вообще бесполезный хлам. Если уж медсёстры… Во всём мире медсёстры – символ сострадания, альтруизма, гуманизма. В медсёстры идут люди, желающие помочь больным, облегчить их страдания. Мне страшно представить себе страну, где медсёстры не вкалывают орущим от боли людям лекарства, пока им за это не заплатят, или часами не меняют пелёнки младенцам. И не одна, не две, не от чрезмерной усталости из-за кризиса дома или после тяжёлого рабочего дня, а повсеместно.
Другая историческая тенденция – людей унижают. И это тоже не от советской власти, а куда раньше. Уж как цари да бояре отрывались… Судя по рассказам людей, в девяностые годы прошлого века через десять кругов унижений прошли почти все. В результате обесценилась не только человеческая жизнь, но и человеческое достоинство. Если я не наступлю тебе на горло, ты наступишь на горло мне. Улыбка стоит денег; за десять тысяч рублей, извините, не улыбаются. Преступность только частично объясняется жаждой наживы. Полно историй про людей, травящих кого-то собаками, или про поджог домов неугодных соседей. У тещи Бориного друга, которая хотела играть по правилам и оформить какие-то документы официально, а не из-под полы, соседи по дачному кооперативу отравили кошку и вытоптали огород. Мы лично слышали, как два мента у метро «Партизанская» объясняли молодому парню восточного вида, как они его будут бить. Мимо шли люди и никак не реагировали.
Воруют, наверное, много. Статистики не знаю, лично не сталкивалась, но охрана везде такая, что не по себе становится. В каждом продмаге или книжном магазинчике. У большинства какие-то «серые» доходы, там коррупция, тут взятки, менты собирают подати (все привыкли, это вроде наших толлов на мостах, только толлы идут на улучшение дорог, а не кому-то в карман), и во всём действует презумпция виновности. Новое «Вольво»? А бабки где взял? Спёр, небось. У меня, небось. Сразу вспоминается фразочка из детства «хочешь жить – умей вертеться». А вы говорите – всё изменилось.