Неоднажды в Америке
Шрифт:
Тогда, на Новый год, мы видели его в последний раз. Упивались потрясающим шампанским. Наслаждались компанией. Поднимали бокалы за 2001 год: пусть у нас всё будет замечательно, пусть год выдастся на славу. С Патриком говорили мало: там столько интересного народу было, хотелось объять необъятное. У него всегда этого хотелось. Огромная чёрная женщина, Марша, со своим белым мужем; они объехали полсвета и говорили на нескольких языках. Профессор латыни из Зимбабве (белая), преподающая в Гарварде. Врач, влюблённый в симфоническую музыку. Адвокат, рассказывающий о разных благотворительных организациях. Девочка из Ирландии, землячка Патрика, заканчивающая PhD по биохимии. Многие приходили и уходили, гости менялись, как сыр на столе, но некоторые появлялись из раза в раз. Удивительно интересные, интеллигентные, яркие люди приходили в этот
Диалоги с Патриком занимают отдельный уголок моей памяти, бережно хранятся рядом с другими яркими и счастливыми воспоминаниями, повлиявшими на жизнь. Сейчас жалею, что ничего не записала, – не Платон я нашему Сократу, не достанется другим даже осколков неповторимости этого человека.
Патрик был Бориным начальником, вице-президентом компании. На работе с подчинёнными держался сухо, ни с кем не фамильярничал. Но с будущим мужем моим как-то однажды разговорился, и они произвели друг на друга хорошее впечатление. Стали общаться. Потом на горизонте появилась я. Боря поделился с Патриком радостной новостью, и тот пожелал увидеть избранницу приятеля. Мы были приглашены на вечеринку к трём часам дня. Нас встретил пустой дом и неодетый, небритый, обалдевший, смущённый Патрик. К Патрику не приходят вовремя, это мы потом выучили. Он смеялся: «Приглашаю всех на день рождения к трём, а вы, да, вы двое, раньше пяти не появляйтесь. Лучше в шесть, но желательно не позже семи, короче, к восьми будьте».
Что подарить Патрику? У него всё есть. Ездит по миру, привозит удивительные вещи, шлёт яркие открытки из Марокко и Египта. Не вино же к нему тащить – это даже не смешно. Таких вин, как у Патрика… и сыров… А музыка? Ну вот, опять я за своё. Так вот, подарки. Подарки дарили смешные. То шлем викинга с рогами, то, помню, принесли большую, вырезанную из картона женщину. Начали разворачивать, так пока картинки видно не было, всех детей на всякий случай из комнаты вышибли. Оказалось – Хиллари Клинтон. В человеческий рост. Мы её в угол поставили, чтоб глаза не мозолила. Однажды лодку подaрили с поэмой впридачу. Все по очереди катались по пруду за домом, а мы с Борькой в воду упали когда уже вылезали, по моей вине; пришлось переодеться в одежду соседей и сушиться. Вид моего мужа в брюках соседа, который сантиметров на 10 пониже будет, долго веселил публику. Много ещё всякого смешного было. Почему-то мало помню, только ощущение праздника, нетерпеливое ожидание следующего визита, радостное предвкушение насыщенного общения, прекрасной музыки, еды…
Патрик родился в Ирландии, жил в Шотландии, много лет провёл в Париже, потом переехал в Бостон, нашёл интересную работу. У него было два образования – инженерное и экономическое – и острый, пытливый ум. К тому же Патрик прекрасно владел тремя языками. Он быстро дослужился до вице-президента крупной компании. В фирму, где работал мой муж, он пришёл уже умывальников начальник, фактически первым человеком фирмы. Боря называл его Наполеоном за рост и амбиции. К сожалению, нашего Наполеона настигло его Ватерлоо. Через пару лет после ухода моего мужа компанию продали, и Патрик вскоре почувствовал себя неуютно. Появился другой совет директоров, изменилась корпоративная культура, и его ушли в считанные месяцы.
Патрик был свободным человеком, убеждённым холостяком, заядлым путешественником. На одном месте долго не задерживался. К тому же он был профессионалом высокого класса, мог работать в любой стране Европы и североамериканского континента на выбор. Но предпочитал Америку (Бостон) и Францию. В 2000 году, когда экономика в Америке начала давать сбои, он нашёл работу в Париже и переехал туда. Но дом свой в пригороде Бостона сохранил и периодически туда наведовался.
День рождения Патрика, 28 сентября, праздновался каждый год и ожидался с нетерпением. Так и в том году. Патрик взял отпуск, прилетел из Парижа, обзвонил друзей: будем праздновать, готовьтесь. Только слетаю на пару дней в Лос-Анджелес по делу, а потом приеду и будем пить! Мы готовились. Как всегда, с нетерпением ждали: что день рождения грядущий нам готовит? Новые истории, новые вина, новые знакомства.
В тот день Патрик проснулся утром, умылся, побрился, позвонил соседям с просьбой забирать его почту, взял чемоданы и поехал в аэропорт. Рейс № 11, Бостон – Лос-Анджелес. На улице – 11 сентября 2001 года…
На похоронах один наш общий друг сказал: «В тот страшный день так нужно было, чтобы кто-то помог мне понять эту бессмысленную трагедию, объяснил, что к чему, сказал, как жить дальше. Этим кем-то был Патрик – я бы позвонил ему первому».
Медицинское
Люблю читать статьи и рассказы врачей, медсестёр и прочих медицинских работников, описывающих свои ежедневные приключения на ниве здравоохранения. Часто сразу видно: человек выбрал правильную профессию, чего не скажешь обо мне двенадцатилетней давности. Первое образование у меня медицинское, даже три года физиотерапевтом проработала, одновременно пытаясь получить DPT (Doctor of physical therapy). Потом поняла, что сделала ошибку, бросила многообещающую карьеру, на середине кинула резидентуру по мануальной терапии, в которую невозможно было попасть, засунула незаконченную диссертацию под диван и бросилась в объятия манящему компьютеру, в очередной раз спровоцировав друзей и родственников на комментарии типа «ну вы же знаете Светку, она шальная».
Про шесть лет учёбы и три года работы на поприще, для которого я оказалась совершенно психологически непригодной, пусть даже умелой и успешной, я вспоминаю редко. Что с возу упало, как говорится… Если и вспоминаю, то отдельных пациентов. Столько ведь было и интересного, и смешного, и грустного… Вот несколько зарисовок.
Немолодой павлин. Лет уже под семьдесят. Очень красиво одет, волосы красит, перстень на пальце с мой кулак, и дорогим одеколоном пахнет. У него болит спина. Вот так вроде ничего, так согнёшься – немного болит, а так вот – ещё хуже. Прогрессирующий артрит. Его лечащий врач мне заметку написал: сделать пока ничего нельзя, научите его правильно двигаться, пропишите лечебную гимнастику какую-нибудь. Главное – боль снять или хотя бы уменьшить. Начинаю выяснять, какие действия в течение дня причиняют боль, чтобы альтернативы обсудить, артрит не раздражать. Сидеть за столом ему вроде не больно, спать тоже ничего, да так вроде всё ОК… Жить не очень мешает. Так в чём же дело, что, спрашиваю, вас беспокоит с функциональной точки зрения? Понимаете, объясняет мне он, вот когда мы с женой любовью занимаемся, так если я сижу, а она сидит на мне, а я пытаюсь бёдра ей навстречу приподнять – так больно. А другие позы? Другие – ничего. Слушайте, говорю я ему мягко, вы ведь уже давно женаты, много лет вместе, можете обсудить эти проблемы с женой. Почему бы вам не выбирать позы, в которых не больно?
Как он обиделся!
– Я молодожён! Моей жене двадцать восемь лет! Она за меня замуж вышла, думая, что я ещё очень даже ничего в этой области! И я-таки очень даже ничего! Я не могу ей начать объяснять, что в этой позе у меня спина болит, в этой колено хрустит! Нет, это не вариант.
Все мои попытки объяснить ему, что определённые движения ему противопоказаны и волшебником я не работаю, ни к чему не привели. Так и ушёл кипятясь. Больше я его не видела.
Я практикантка, последний год Graduate school. Инструкторшу мою зовут Тони. Она стройная, красивая, великолепно и со вкусом одетая, эффектно причёсанная и хорошо накрашенная. Ей 49, почти 50, а выглядит лет на 37—38. Одуреть можно, бывают же такие. Сразу думаешь: мне бы так в её возрасте.
У нас новая пациентка. Полновата, седые патлы висят вдоль щёк, одета во что-то мешковатое, и вид потухший. Пришла с ерундой какой-то – не то локоть потянула, не то плечо стукнула. Но выражение на лице – депрессуха полная, как будто у неё только что рак нашли. Села. Дежурные вопросы: рост, вес, возраст. Пятьдесят три ей. Вы не волнуйтесь, говорит она моей инструкторше (меня она игнорирует), есть жизнь и после пятидесяти. Я очень страдала, когда пятьдесят подошло, а сейчас свыклась – и ничего. А инструкторша ей таким дежурно-участливо-врачебным голосом ласково отвечает: «Я очень надеюсь, что после пятидесяти есть жизнь, мне через три месяца пятьдесят исполняется».