Неоднажды в Америке
Шрифт:
– А как же ты держался? – изумилась я.
– Кто-то из нас должен был держаться. Если бы я сломался, мы бы не дошли.
Нужно ли говорить, что я не получила от сего приключения никакого удовольствия? Зато в тот день я очень чётко осознала разницу между «безопасным» страхом, сопровождающимся развлекательным вспрыском адреналинчика, и настоящей опасностью, между «ух ты, дух захватывает» и реальным риском. И ни разу с тех пор эти понятия не путала. Я не смелая – смелый мой муж. Я трусиха. Трусиха в поисках приключений, адренолиноманка, развлекающаяся высотой и крутизной в крепко пристёгнутом состоянии.
Говорили мы тут с подружкой о влюблённостях, изменах, потере головы и сносе крыши. Я обожаю влюбляться, увлекаться
И тут я вспомнила Бихайв – разницу между «пристёгнутым», рассчитаным риском и настоящей опасностью для жизни и здоровья. Нет, говорю, милая моя, Бихайв нам не нужен, там нa середине не развернёшься. Если чувствуешь, что впереди пропасть, а страховки нет, то разворачиваться нужно немедленно и любой ценой. В начале пути ещё можно здраво оценить, что за дорога впереди, а потом это сделать уже сложно. Я выучила для себя этот урок. В пчелиный улей не лезу.
Зато американские горки по-прежнему страсть как люблю. Выше, круче, дальше, больше, ветер щёки набок сдувает, сердце с желудком местами меняются, глаза навыкат, матка в невесомости. В первой кабинке, лицом в пропасть. Но только в очень-очень крепко пристёгнутом состоянии, на дорогих, качественных, проверенных десятью инженерами и механиками горках.
Счёт в банке
Никотиновую бабку я вряд ли когда-нибудь забуду, хотя видела её один-единственный раз в жизни, летом 93 года.
Я училась тогда в колледже, а летом подрабатывала homemaker’ом – убирала немощным бабулькам и дедулькам квартиры за 7 долларов 45 центов в час. Платили мне, правда, не они, а славный наш штат Массачусетс: тем, кто сам убираться уже не мог, выделяли таких вот штатных уборщиц.
К некоторым старичкам я ходила регулярно, раз-два в неделю, а к другим наведывалась раз в месяц, если не реже. Всё зависело от того, насколько болен был человек. Если врачи считали, что пыль они могут вытереть сами да и ковры способны без посторонней помощи пропылесосить, то нам оплачивали только помывку окон или генеральную уборку, а если клиент еле ходил, то приходилось делать всё и часто. Бывали и одноразовые задания: разморозить холодильник, постирать гардины или убрать чердак. Но то задание удивило даже видавшую виды меня: на форме, которую нам выдавали перед очередным заказом, было написано: «помыть стены». Перечитав эту фразу пару раз, я поинтересовалась у начальницы, что бы это значило, но толкового ответа не получила. Мне просто сказали, что написанное – точно не ошибка; бабушка заказала мытьё стен. Не полов, не кухни, не ванной, не окон даже, а стен. Есть многое на свете, друг Горацио… Ладно, поедем мыть стены.
Позвонила в дверь. «Не заперто!» – кричат. Открыла дверь. Закрыла дверь. Часто задышала. После той комнаты амбрэ заводской курилки будет восприниматься как воздух сибирской тайги, всячески полезный для вдохов полной грудью. Я задохнулась, я хватала ртом воздух, у меня закружилась голова. Ну нет таких денег, за которые я опять согласилась бы войти в эту комнату, и не просите. Присылайте курильщика какого-нибудь заядлого ей стены мыть, я ж сдохну, не успев повесить топор в этой синюшной томилке.
– Сейчас я окно открою! – крикнула бабка. – Через десять минут сможешь работать.
Бабка оказалась оптимисткой. Через десять минут я смогла, заткнув нос, добежать до открытого окна. Ещё через десять – разглядела грязно-жёлтые стены, которые на самом деле, как уверяла бабуля, были белыми. Сама бабка сидела на буром кресле в состоянии полураспада (это кресло было в состоянии полураспада, а не бабка… впрочем, она тоже), смотрела мыльную
Как-то умудряясь дышать в этом прокуренном аду и периодически подбегая к окну набраться кислорода, я вымыла все стены в спальне. Заняло это около часа, хоть спаленка была маленькая. На стенах лежал сантиметровый слой того-что-на-стенах-от-курения-оседает, и воду в ведре надо было менять каждые пять минут. К слову сказать, стены действительно оказались белыми. Не знаю, насколько их хватило после помывки.
В гостиной мне пришлось хуже: бабка не переставала курить, телевизор орал, а к окну надо было бегать между бабкой и телевизором. Подумалось, что мыть унитазы куда легче и приятнее. Кошмар, а не работа. В какой-то момент старая карга выключила, наконец, свой орущий ящик и начала расспрашивать меня о жизни, не вынимая сигарету изо рта. О том о сём, о России, об эмигрантах, потом речь зашла о моём папе, курившем по три пачки в день и жутко кашлявшем… И вдруг меня осенило. У бабки, несмотря на возраст, был чистый, совершенно нехриплый голос, и за всё время моего пребывания в её квартире она ни разу не кашлянула.
– А когда, – спрашиваю, – вы курить-то начали, миссис такая-то?
– Да не помню уж точно, – отвечает бабка, – где-то в тридцатые годы. Тогда все курили. Мы ж не знали ещё, что это вредно. Я и во время беременностей курила. Слава богу, дети здоровые получились.
– Так же много курили?
– Да… Всегда очень много курила.
– Я смотрю, вы не кашляете совсем.
– Вот и доктор мой удивляется, каждый раз рентгены всякие делает, не верит.
– Чему не верит?
– Лёгкие у меня чистые. Совершенно чистые лёгкие. Не кашляю, голос не садится. Горло никогда не болит. Болячек всяких полно, мне под девяносто уже всё-таки, но ни одно с курением не связано. По крайней мере напрямую.
Вернувшись в офис, я рассказала сотрудницам про это чудо: шестьдесят с гаком лет курящая старуха, по три с лишним пачки в день – и чистые лёгкие. Думала, что не поверят и на смех поднимут. Но мне поверили и рассказали несколько других удивительных историй. Одна женщина поведала о соседе-грузчике, всю жизнь таскавшем чудовищного размера ящики, никогда не заботившемся о мелочах типа принятия веса на ноги, а не на спину, и ни разу не страдавшем от болей в спине. Другая рассказала, как её брат поехал в Бомбей с какой-то интернациональной медицинской командой (медбрат он) обследовать и лечить тамошних проституток. И среди этих гинекологических калек с целым набором венерический заболеваний и раздолбанными, расплющенными шейками матки они нашли проститутку, отработавшую в типичном бомбейском борделе десять лет, без единой гинекологической проблемы. А третья женщина вздохнула и сказала: «У меня нет для вас медицинских историй, но родители мои прожили вместе пятьдесят лет и ни разу не поссорились. Всю жизнь за руки держались и в глаза друг другу смотрели, как в первый день. Вот».
Оттуда мы перешли к женщинам, которые всю жизнь едят что и как хотят и в пятьдесят лет имеют фигуру супермоделей, от них – к детям миллиардеров… Конструктивный получился разговорчик, хоть антидепрессанты после него глотай.
Когда я проходила резидентуру по мануальной терапии, мы целый семестр посвятили позвоночнику и связанным с ним проблемам. Однажды, разобравшись с очередным набором страдальцев, мы собрались вокруг нашего главного резидента Грега и начали обсуждать методику обучения пациентов. Мы хотели знать, как поэффективнее учить пациентов поднимать тяжести, пропалывать сорняки, укачивать ребёнка и делать прочие неполезные для спины вещи. А то ведь не слушает никто; в одно ухо у них влетает, в другое вылетает. Что им говорить, чтобы в голове осталось? Как сделать так, чтобы твои лекции восприняли серьёзно? Грег предложил следующий вариант: