Неодолимая страсть
Шрифт:
Черные глаза Жака следили за ним из-под полей шляпы. Жак сидел напротив, расслабив крепко сбитое тело, которое по-прежнему излучало энергию.
– После смерти родителей, – тихо продолжал Колин, глядя в окно, – мой дядя нанялся кучером к лорду Уэлтону. Жалованье было мизерное, и мы были вынуждены покинуть цыганский табор, но дядя считал, что служба надежнее, чем цыганская жизнь. Он был убежденным холостяком, но очень серьезно относился к заботе обо мне.
– Так вот откуда ваше понятие о чести, – сказал француз.
Колин ответил слабой улыбкой.
– От этой
Он словно вернулся в прошлое, он так хорошо помнил этот день, как будто это произошло вчера.
– Ей было только семь лет, но я испытал благоговейный трепет. У нее были темные локоны, белая, как фарфор, кожа и зеленые глаза, она была похожа на прелестную куклу. Она протянула мне испачканную грязью руку, улыбнулась, показывая отсутствие нескольких зубов, и попросила поиграть с ней.
– Enchante, – заметил Жак.
– Да, она была очаровательна. Амелия могла заменить дюжину мальчишек, она была смелой, стойкой и изобретательной. Я спешил сделать свою работу, чтобы только побыть с ней. – Колин со вздохом откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. – Я помню, как я впервые как лакей ехал на запятках кареты. Я чувствовал себя таким взрослым и гордым. Она тоже была рада за меня, ее глаза сияли от восхищения. Затем я понял, что она сидит в карете, а я стою на запятках, и мне никогда не позволят сесть рядом с ней.
– С тех пор вы очень изменились, mon ami. Сейчас между ней и вами нет такого различия.
– О, есть, – возразил Колин. – Сейчас дело уже не в деньгах.
– Когда вы поняли, что любите ее?
– Я полюбил ее с первого же дня. – Его рука сжалась в кулак. – Это чувство просто росло и менялось, как и мы сами.
Он никогда не забудет тот день, когда они, как это часто бывало, резвились в ручье. Он в одних штанах, а она разделась до рубашки. Ей только что исполнилось пятнадцать, а ему было восемнадцать. Пытаясь поймать убегавшую лягушку, он споткнулся на каменистом берегу и упал. Это привело ее в восторг, и она звонко рассмеялась, Колин повернул голову, и то, что он увидел, навсегда изменило его жизнь. Залитая солнечным светом, в мокрой рубашке, смеющаяся, она показалась ему нимфой. Очаровательной. Невинно соблазнительной.
У него перехватило дыхание; тело напряглось. Жаркое желание закипело в крови, во рту пересохло. Колин не был невинным, но физические потребности, лишь раздражавшие его раньше, нельзя было и сравнить с вожделением, возникшим в нем при виде полуобнаженного тела Амелии.
Каким-то образом… незаметно для него Амелия превратилась в девушку. И он возжелал ее. Он никогда и ничего не желал так сильно, как желал ее. Его сердце сжалось от неожиданного желания, руки невольно потянулись к ней. Где-то глубоко внутри он ощущал пустоту и знал, что она заполнит ее. Она сделает его настоящим мужчиной. Без страха и сомнений. Она была для него всем, когда он был ребенком. Он знал, что она будет для него всем, когда он станет мужчиной.
– Колин? – Ее улыбка исчезла, между ними возникла какая-то напряженность.
Позднее, вечером, Пьетро заметил мрачное настроение племянника и расспросил его. Когда Колин поделился с дядей своим открытием, Пьетро пришел в невероятную ярость.
– Держись от нее подальше, – с горящими глазами взревел Пьетро. – Мне бы давно следовало прекратить вашу дружбу.
– Нет! – Колин пришел в ужас от одной только мысли. Он не мог себе представить жизнь без нее.
Пьетро стукнул кулаком по столу и наклонился к Колину:
– Она намного выше тебя по положению. Тебе ее не достать. Ты лишишь нас средств к существованию!
– Я люблю ее! – Как только эти слова сорвались с его губ, он понял, что это правда.
С мрачным выражением лица дядя выволок его из конюшни и отвез в деревню. Там он передал Колина в руки хорошенькой проститутки, которая с удовольствием довела его до изнурения и выжала досуха. Зрелая женщина, она не была такой, как почти все неопытные девушки, с которыми он развлекался раньше. Она отпустила его, убедившись, что он полностью истощен. Он ушел с ощущением, что все его мышцы превратились в желе и ему необходимо как следует выспаться.
Когда несколько часов спустя он, еле волоча ноги, вошел в кабачок, дядя встретил его радостной улыбкой, полной отцовской гордости.
– Теперь ты будешь любить другую женщину, – заявил он, любовно похлопывая племянника по спине.
На что Колин ответил:
– Я благодарен ей, да. Но я люблю одну Амелию.
У Пьетро вытянулось лицо. На следующий день, когда Колин увидел Амелию и почувствовал то же похотливое желание, которое возникло тогда у ручья, инстинкт подсказал ему, что близость с ней была бы совсем другой. Амелия делала дни светлее, а его сердце – радостнее, и он догадывался, что она сделала бы и близость чувственнее и богаче. Жажда такой связи не покидала Колина. Она терзала его, не давая ему покоя.
В течение следующих нескольких месяцев Пьетро каждый день просил, чтобы Колин оставил ее. Если он ее любит, сказал дядя, то должен желать, чтобы у нее было все самое лучшее, а конюх-цыган никогда не сможет ей этого дать.
И Колин все же нашел в себе силы оттолкнуть ее, потому что любил. Тогда это просто убило его.
Сейчас он снова убивает себя.
Карета наклонилась, качнулась в сторону и загромыхала дальше по мостовой, каждая минута уносила его все дальше и дальше от той единственной, которую он желал больше всего на свете.
– Вы вернетесь к ней, – тихо сказал Жак. – Это еще не конец.
– Пока мы не закончим дело с Картлендом, я не могу даже мечтать, что добьюсь ее. У Куинна есть при-чи1 га использовать Картленда. Несмотря на то что Картленд доставлял много хлопот, он отличный сыщик. Пока он разыскивает меня, у меня нет будущего.
– Я верю в судьбу, mon ami. И вам не суждено погибнуть от руки этого человека. Могу вам обещать это.
Колин кивнул, но, честно говоря, он не был настроен так оптимистично.