Неодушевленный враг
Шрифт:
– - Где, где ты будешь жить?
– - спросил я у врага. Гитлер гонит тебя вперед страхом трех смертей, чтобы ты не боялся одной четвертой. Долго ли ты проживешь в промежутке между своими тремя смертями и нашей одной?
Вальц молчал; может быть, он задумался. Но я ошибся -- он не думал.
– - Долго,-- сказал он.
– - Фюрер знает все, он считал --
– - А если тебе одному она будет?
– - поставил я дурному врагу.-- Тогда ты как обойдешься?
– - Хайль Гитлер!
– - воскликнул Вальц.
– - Он не оставит мое семейство: он даст хлеб жене и детям хоть по сто граммов на один рот.
– - И ты за сто граммов на едока согласен пог ибнуть?
– - Сто граммов -- это тоже можно тихо, экономно жить, -- сказал лежачий немец.
– - Дурак ты, идиот и холуй, -- сообшил я неприятелю.
– - Ты и детей своих согласен обречь на голод ради Гитлера.
– - Я вполне согласен, -- охотно и четко сказал Рудольф Вальц.
– - Мои дети получат тогда вечную благодарность и славу отечества.
– - Ты совсем дурной, -- сказал я немцу.
– - целый мир будет кружиться вокруг одного ефрейтора?
– - Да, -- сказал Вальц, -- он будет кружиться, потому что он будет бояться.
– - Тебя, что ль?
– - спросил я врага.
– - Меня, - уверенно ответил Вальц.
– - Не будет он тебя бояться, -- сказал я противнику.
– - Отчего ты такой мерзкий?
– - Потому что фюрер Гитлер теоретически сказал, что человек есть грешник и сволочь от рождени. А как фюрер ошибаться не может, значит, я тоже должен быть сволочью.
Немец вдруг обнял меня и попросил, чтоб я умер.
– - Все равно ты будешь убит на войне,-- говорил мне Вальц.
– - Мы вас победим, и вы жить не будете. А у меня трое детей на родине и слепая мать. Я должен быть храбрым на войне, чтоб их там кормили. Мне нужно убить тебя, тогда обер-лейтенант будет и он даст обо мне хорошие сведения. Умри, пожалуйста. Тебе все равно не надо жить, тебе не полагается. У меня есть перочинный
Я молчал; потом я ответил:
– - Я не буду помирать за тебя,
– - Будешь!
– - произнес Вальц.-- Фюрер сказал: рус- ским -- смерть. Как же ты не будешь!
– - Не будет нам смерти!
– - сказал я врагу, и с беспамятством ненависти, возродившей мощность моего сердца, я обхватил и сжал тело Рудольфа Вальца в своих руках. Затем мы в борьбе незаметно миновали сыпучий грунт и вывалились наружу, под свет звезд. Я видел этот свет, но Вальц глядел на них уже неморгающими глазами: он был мертв, и я не запомнил, как умертвил его, в какое время тело Рудольфа Вальца стало неодушевленным. Мы оба лежали, точно свалившись в пропасть с великой горы, пролетев страшное пространство высоты молча и без сознания.
Маленький комар-полуночник сел на лоб покойника и начал помаленьку сосать человека. Мне это доставило удовлетворение, потому что у комара больше души и разума, чем в Рудольфе Вальце -- живом или мертвом, все равно; комар живет своим усилием и своей мыслью, сколь бы она ни была ничтожна у него,-- у комара нет Гитлера, и он не позволяет ему быть. Я понимал, что и комар, и червь, и любая былинка -- это более одухотворенные, полезные и добрые.существа, чем только что существовавший живой Рудольф Вальц. Поэтому пусть эти существа пережуют, иссосут и раскрошат фашиста: они совершат работу одушевления мира своей кроткой жизнью.
Но я, русский советский солдат, был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; я сам стал смертью для своего неодушевленного врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы размололи его тело в прах, чтобы едкий гной его существа пропитался в землю, очистился там, осветился и стал обычной влагой, орошающей корни травы.