Неофит
Шрифт:
— Там для тебя есть еще коровы, — ответил Артур Тэррэт. — Получишь удовольствие, паразит ты эдакий. Ну, пошли, что ли.
Он слегка повернул вилы — ровно настолько, чтобы животное их увидело. Боврил медленно, тяжело двинулся к воротам, которые были метрах в двухстах; он мотал хвостом из стороны в сторону, ни разу не оглянулся назад. Может быть, он совершенно не замечал, что следом идет человек, просто сам решил туда отправиться.
Волна облегчения захлестнула Артура, он расслабился. Он испытывал почти восторг, ему хотелось крикнуть: «Бык послушался, он сам захотел пойти во двор!».
Он шел следом за быком, спотыкаясь, опираясь на вилы, словно это была дорожная
Они почти дошли до ворот.
— Погоди, приятель, я тебе открою. — Артур Тэррэт просто задыхался от восторга. Если Хильда и прокляла его, ее проклятье не сбывается. Все это одна болтовня, ей просто иногда везло, кое-какие вещи совпадали, вот и все. Поэтому люди боялись ее, а она не опаснее, чем миссис Клэтт. Или чем Боврил. Просто старая болтунья.
Бык остановился перед воротами, словно ждал. Открывай скорее, пошли к тем коровам. Артур принялся развязывать веревку. Алюминиевая калитка была привязана этой веревкой к прогнившему столбу. Проклятье! Как и все остальное на ферме Морриса, эта калитка была еще одной импровизацией. Пара часов работы, и калитку можно было бы навесить как положено, она бы открывалась в обе стороны на петлях. Вместо этого ее привязали веревкой, и каждый раз приходилось изрядно повозиться, заходя на луг или выходя оттуда.
Черт, каким-то образом петля завязалась узлом; он попытался распутать его, но узел был слишком тутой. Артур поднял голову, посмотрел на быка. Огромный шароле наблюдал за ним с некоторым интересом. Что-то у тебя не ладится, Артур. Да, у него не ладилось, пальцы дрожали, он никак не мог ухватиться за нужный конец, чтобы развязать узел. Крякнув от досады, он швырнул на землю вилы, нащупал в кармане куртки старый складной ножик. И в этот момент бык напал на него.
Любопытство в глазах внезапно сменилось ненавистью, все его мышцы напряглись. Короткие ноги понесли вперед тонну веса, мощная голова опустилась и вновь поднялась, ударив Артура Тэррэта прямо в грудь, отбросив его с ошеломляющей силой на калитку. Он не успел даже крикнуть, почувствовал, как треснула грудная клетка, как прогнулась под его тяжестью алюминиевая калитка, ощутил вкус крови, наполнившей рот.
Внезапно время как будто остановило свой бег. Он все еще стоял на ногах, потому что его рука и нога застряли в калитке, провиснув вперед, сплевывая кровью. Перед глазами у него плыл туман, но он не потерял сознание.
Бык отошел назад, все еще наблюдая за ним, роя копытом землю и мотая хвостом. Он был полон ненависти и силы, он сделал это сознательно, не в слепой ярости. Глаза его были выпучены, он ждал. Он не торопился, у него было время.
Охваченный ужасом, Артур Тэррэт вжался в искореженную калитку, словно жертва, брошенная на растерзание дикому зверю. Он не хотел смотреть, но ему пришлось. Он мысленно проклинал Хильду за то, что она сделала, за то, что она заманила его в свои зловещие сети и наказала, когда он попытался освободиться. Он проклинал Реджа Хьюза за то, что тот не срезал рога у быка, когда тот был теленком, впрочем, это бы не помогло — голова животного была настоящим тараном.
Бык снова наклонил голову, бросился на него, мотнул головой кверху; с окровавленных губ Тэррэта сорвался булькающий звук, когда бычьи рога вспороли ему пах. Он почувствовал, как рвется его мягкая плоть, как теплая кровь течет в разорванные рабочие брюки.
Да свернется
Сука, злобная сука, перестань! Но он знал, что она не перестанет, потому что эти глаза, насмехающиеся над ним со злостью униженной женщины, принадлежали самой хоупской ведьме, это было воплощение Хильды Тэррэт, точно так же, как кот миссис Клэтт был человеком в кошачьем обличии. Он истекал кровью, рана в паху разошлась почти до пупа; он посмотрел вниз и резко отдернул голову. Боже, нет, о Боже! Из открытой кровавой раны вываливались кишки, ленты потрохов, смердящие, покачивающиеся. Он чуть было не потерял сознание, он желал этого, но Хильда не позволила ему. Он слышал, как она безумно кричит на него, он хотел зажать уши, но одна рука была сломана, а вторая застряла в согнутых прутьях калитки. И все равно это был лишь символический жест, потому что ее голос проник бы повсюду.
Бык стоял и безмятежно наблюдал за ним; злость и жажда крови оставили его; послушное, удивленное существо, недоумевающее, что же случилось. Открой же эти ворота и отведи меня к тем коровам, ты же обещал.
Артур Тэррэт почувствовал, как жизнь ускользает от него, он старался не думать об ужасных ранах. Только позволь мне побыстрее умереть.
Кто она, Артур? Назови ее имя. Ее имя, перед тем, как ты умрешь!
Нет, я не скажу тебе. Я даже не стану об этом думать. Я не помню.
Врешь! Да сгниет твоя плоть в земле, но месть моя не кончится, ибо душа твоя пребудет в вечных муках, и ты проклянешь себя за свою измену, как я проклинаю тебя.
Он медленно покачал головой, опуская ее на разбитую грудь. Он не скажет, он не раскроет тайну, которой дорожит больше всего. Голос Хильды умолк, может быть, она поняла всю бесплодность этого телепатического допроса.
Последний взгляд из-под тяжелых опущенных век. Бык ушел, возможно, он понял, что не пройдет через ворота и решил вернуться к коровам под дубы. Артуру осталось мало жить, минуты две или три. Даже если его найдут здесь, будет слишком поздно.
Последняя беспокойная мысль, он попытался вызвать Хильду, как она учила его. Мальчик, о Боже, мальчик. Джоби. Освободи его, пусть он живет своей жизнью, не делай ему того, что ты сделала мне. Прошу тебя!
Вокруг все почернело, волны темноты охватили его, в ушах стоял гул, словно где-то далеко шумел водопад. И снова Хильда; скрежеща зубами от ярости, она снова и снова повторяла свое проклятье. Да пребудет твоя душа вечно в муках.
Артур Тэррэт умер, его окровавленный, разорванный труп остался висеть на искореженной калитке, глинистая почва у него под ногами окрасилась в темно-красный цвет. Ненадолго выглянуло солнце, и у его тела появились тучи роящихся мух. Они уселись на его раны, жужжа, с жадностью принялись за пиршество.
Хильда Тэррэт была унижена, и она отомстила.
Одинокая фигура шла по тропинке, петляющей в полях, уводящей от Хоупа, к лесу у подножья горной гряды. Несмотря на душный день, безветрие и темнеющее на западе небо, на женщине был плащ с капюшоном. Где-то далеко пророкотал гром, но она, казалось, не слышала его.
Хильда Тэррэт улыбнулась под капюшоном, но улыбка эта была безрадостной — только дрогнули черты ее не по годам морщинистого лица. Пальцы, которыми она вцепилась в плащ, были костлявы, как у скелета, с черными ногтями. Она посмотрела на низкое небо, как будто ожидая знака от темных сил, которым служила. Вдалеке небо осветилось сполохом; они услышали ее и ответили. Спеши к старому дубу, женщина, как спешили туда тебе подобные не одно столетие.