Неоканнибалы
Шрифт:
Я нарочито торжественно полил сгущенкой этот ролл, начиненный ядреной смесью шпротного паштета и морской капусты, взял в руки нож с вилкой, отрезал кусок аппетитного на вид яства и героически сунул его в рот. Сладкий жирный блин с острым рыбным вкусом и оттенком зеленой водоросли, и тогда и сейчас это, скажу вам, еда не для слабых. Но я все же нашел в себе силы с видимым аппетитом прожевать до конца неожиданное творение собственной кулинарной мысли и улыбнуться в оптику.
– Это cool!!!
В эфир ломанулся очередной рекламный блок. Можно было перевести дух. Главное, что я не сорвал прямой эфир, так что у директора никаких претензий не будет. К шуткам коллег с третьего орбитального мне не привыкать, а наши зрители уже через минуту забудут про чудака Лэнни, выдавшего им порцию невообразимой мешанины за оригинальный рецепт жителей далеких юпитерианских станций…
Но как выяснилось, я сильно ошибался.
– Я уже обо всем позаботился – полетишь скоростным спецрейсом! Да, и все расходы за наш счет! – директор знал о моей нелюбви к любым полетам и был готов на все, чтобы иметь возможность небрежно обронить в разговоре за ланчем с главными спонсорами Луны-Ноль: «Как это где наш Лэнни? Так он же сейчас Золотую картофелину получает от академиков». Вдобавок, как выяснилось гораздо позже, босс мог спокойно позволить себе увеличить затраты на мою персону: юпитерианские станции выкупили у него все выпуски моего кулинарного шоу и подписались на получение всех передач нашего канала. И вот сопровождаемый завистливыми взглядами новостной бригады третьего орбитального я поднялся по трапу на скоростной космический лайнер «Уинстон Черчилль». И через три часа, после прохождения всех необходимых дезинфекционных процедур, благоухающий ароматом дорогой парфюмированной воды улегся в мягкое кресло люксового салона. Справа мгновенно заиграл звездными огнями экран, стилизованный под иллюминатор, а слева с приятным звоном раскрылся бар, забитый самыми разнообразными напитками. Из-под потолка раздался суровый мужской голос, предупреждавший о скором старте. Я торопливо застегнул все три широких пояса безопасности, и принялся расслабленно потягивать джин, то и дело заедая его шариками, слепленными из маринованных орешков сибирской сосны. Взлет я встретил уже в крайне приподнятом настроении: все страхи улетучились сами собой, и, глядя на удаляющиеся лунные кратеры, я бодро запел вместе с Рио Баджо: «О Луна, ты в моем сердце, ты смотришь мне вслед, а я ввинчиваюсь в космические дали».
Дальнейшие несколько часов помню очень смутно – сильно напился. Хотя и не настолько, чтобы совсем потерять представление о приличиях. Словно в тумане встав со своего кресла, я качаясь добрел до туалетной кабины, благо, она размещалась недалеко от моей секции салона. Извергнув из себя излишки алкогольной отравы, которую мы на Луне-Ноль с уважением именовали универсальным лекарством от самых разных фобий, я подставил голову под струю ледяной воды и вроде немного пришел в себя. Впрочем, шатало меня как и прежде, а перед взором то и дело проплывали клочья тумана. Именно поэтому, напевая себе под нос «а я ввинчиваюсь…», с уверенностью, присущей пьяным людям, я свернул в противоположную от салона сторону и распахнул приоткрытую овальную белую дверь без каких-либо опознавательных знаков.
Захлопнув ее за собой, я удивился наличию вокруг каких-то шумных агрегатов, дернулся было назад, но дверь оказалась наглухо закрытой. Я стукнул по ней несколько раз кулаком – никакого эффекта.
– Эй, привет! Есть тут кто?
В ответ – только стук агрегатов. Я прошел до противоположной стены, во всю ширину которой был установлен огромный гудящий шкаф, поглазел на древний знак, привинченный каким-то умником на одну из центральных створок этого шкафа и понятный даже в стельку пьяному человеку, «Не влезай, убьет!». И наконец понял, что попал туда, где находиться не должен. По счастью у меня с собой была бутылочка виски в виде ноги от скафандра, которую я машинально сунул в карман, оставляя уютное кресло. Устроившись рядом с единственным выходом из этого машинного отсека, за одним из агрегатов, я начал прикладываться к своему личному океану невозможностей: в конце концов уж кому-кому, а пассажирам люкса долго пропадать не известно где не дадут. Как ни странно, эта моя мысль почти тотчас же подтвердилась. Не успел я и наполовину опорожнить заветную бутылочку, как дверь с шипением приоткрылась и в отсек, оглядываясь, зашел человек в форме пилота. Я собрался было вылезти из своего угла и угостить его за мое освобождение, но тут же от этого намерения отказался…
Вошедший достал из-под форменной куртки короткий острый клинок, торопливо вскрыл им створки гудящего шкафа и с размаху метнул свой нож внутрь – аккурат между стройных рядов каких-то стремительно движущихся деталей. Внутри шкафа что-то треснуло и рабочее гудение прекратилось. Человек воровато огляделся, грубо смял руками, запрятанными в изоляционные перчатки, с десяток тонких пластинок, достал слегка погнутый клинок и закрыл створки шкафа. Когда он повернулся, на его лице было такое кровожадное выражение, что я разом протрезвел. Как-то сразу вспомнились ходившие на Луне-Ноль байки про людоедов, обосновавшихся где-то между Марсом и Юпитером и готовых на все ради центнера-другого человеческой плоти. Слава Нейлу, он меня не заметил. И даже забыл захлопнуть за собой входной люк.
Трясясь словно в лихорадке, я выждал несколько минут и уже поднялся было из-за своего укрытия, как люк вновь распахнулся. В отсеке, осторожно ступая, появился высокий человек в белом капитанском кителе. Он достал из-за пазухи старинный кортик в позолоченных ножнах, наполовину обнажил его сталь, но почему-то остановился, уставившись на покосившийся знак с черепом и костями. Спустя секунду он цокнул языком, бережно задвинул кортик обратно и исчез, наглухо закрыв за собой люк. Я застонал – надо было сразу показаться ему на глаза! Но от следующей мысли меня захлестнула волна страха: он ведь, как и первый, хотел поломать эту машину! Где я, черт возьми, оказался? Это космический лайнер или дом умалишенных?
Ответом на этот вопрос стало новое хлопанье люка. На этот раз вошедший был в синей форме радиста. В полном смятении я наблюдал, как он обходит один агрегат за другим, держа в левой руке какой-лист, а в правой– метровый стержень. Догадаться, что он здесь ищет, было несложно.
Как только он повернулся ко мне спиной, я на цыпочках проскользнул к люку, выскочил наружу и метнулся в туалетную кабину. Залпом выпив оставшееся виски, я приник к дверной щели и успел заметить, как радист с выражением крайнего удивления на лице захлопнул за собой люк, торопливо вытер пот со лба и, придерживая рукой еле заметный под курткой штырь, покинул пассажирскую палубу через служебный вход.
Я умылся дрожащими руками и постарался успокоиться. Может оно так и надо? Может это учения какие или обычай? Я ведь впервые летел на космическом лайнере. Пошатываясь, я выбрался из кабины и чуть не сбил с ног бортпроводницу. Она несла поднос, на котором дымилась отбивная в окружении жареной картошки и листьев салата. Но мое внимание больше привлек столовый нож, завернутый вместе с вилкой в салфетку не тем концом.
– О! Вот вы где месье! – в голосе девушки было волнение. – Ваш обед уже ждет вас в вашей секции! Если к стандартному набору будут какие-то пожелания, мы их выполним. Только отнесу вот это блюдо мистеру Байону на смотровую палубу.
– Конечно, конечно! – успокоил я ее и двинулся к своей уютной секции. Полог портьеры уже почти сомкнулся за мной, когда я обернулся и увидел, как бортпроводница осторожно прикрывает за собой белую дверь без опознавательных знаков… Но возле моего уютного кресла меня ждал роскошный обед из семи изысканных блюд – и, принявшись за салат с тигровыми креветками, я выкинул из головы всю эту странную историю, решив порасспросить о ней капитана после того, как мы прибудем к Юпитеру.
Следующие четыре дня прошли очень спокойно. Постепенно я познакомился со всеми пассажирами салона. Не понравился мне только сосед из секции напротив: вечно сонный, с небритой физиономией и дорогущим бриллиантовым перстнем, этот господин избегал общения с кем бы то ни было и непрестанно бормотал себе что-то под нос. Остальные – старая дама, владелица половины одного из земных континентов, названием которого я тогда особо не забивал свою голову, ее молоденькая компаньонка с идеальной, самой модной тогда на земных орбитах, фигурой 120– 80– 120, седовласый джентльмен, с десяток лет назад получивший в наследство транспланетную корпорацию «Тиатроник», и даже его вызывающе худощавая по орбитальным меркам спутница с длинными ногами и всегда искусственной улыбкой на лице, – все оказались очень милыми и веселыми людьми. Мы болтали о последних событиях светской жизни земных орбит, слегка о политике – так, обсудили раз последнюю выходку работников тихоокеанских гидропонных ферм, вздумавших объявить забастовку… Помнится, тогда я считал ее крайне вредной затеей и искренне не понимал, чего еще этим людям, живущим фактически на еде прямо-таки в курортных условиях, может не хватать.