Неоконченный роман одной студентки (другой перевод)
Шрифт:
Бог знает как, Александр сразу понял ее вопрос. С этой высоты вода казалась неподвижной, черной, как стена, за которой таилась зловещая загадка.
— Мне? — переспросил Александр.
Женщина опустила руки на колени и, вздохнув, сказала доверительно:
— Я прихожу сюда уже несколько раз. Место очень подходящее, но мне страшно. Как гляну с моста… Высоко… долго будет продолжаться. И эта река, наверное, кишит всякими отвратительными животными.
Он не выдержал и рассмеялся, ее детские рассуждения его насмешили.
— Кишит, поэтому не советую вам этого делать.
— Но ведь жить дальше невозможно!
— Может,
— Глупости, разве можно потерять что-нибудь на этом свете, кроме самого себя? Нет никого и ничего, чего нельзя было бы заменить. Всему и всем можно найти замену. Или вы думаете, что в наши дни кто-нибудь способен на самоубийство из-за несчастной любви?
Инженер смутился. Рискуя выглядеть банальным, Александр, чтобы хоть как-то рассеять ее пессимизм, сказал:
— Посмотрите на меня: я один из таких дураков!
Она посмотрела на него, и в ее широко раскрытых глазах ему почудилось насмешливое любопытство.
— Наверное, вы чрезмерно самолюбивы.
— Я люблю ее по-настоящему! — горестно вскричал он.
— О, милый мой коллега! Вы любите себя, себя, говорю вам! Она пренебрегла вами, в вас взыграло самолюбие и так далее. Довольно знакомая картина.
— Но почему вы так поспешно судите? — уже по-настоящему обиделся Александр. — Ведь вы не знаете меня! И вообще, откуда у вас этот пессимизм? Вы так молоды… — тут он запнулся, потому что она могла и не быть молодой. Достижения современной медицины позволяют человеку сохранять неизменной свою внешность в промежутке между двадцатью пятью и шестьюдесятью годами. — То есть я хотел сказать, что вы не так молоды, ведь мировая скорбь более свойственна молодежи переходного возраста.
Наконец она отвела от него широко раскрытые глаза, будто он совершенно ее разочаровал.
— Если бы и в самом деле мог найтись мужчина, который смог бы посмотреть на женщину влюбленными глазами, не впрыскивая себе в мозг эндорфинов, тогда, возможно… Хотя бы одного встретить в своей жизни, который был бы готов ради меня прыгнуть вот отсюда, тогда да! Однако теперь нет таких мужчин на всей нашей планете. Ну, может, среди колонистов других планет, где-нибудь на астероидах и встречаются, но это, вероятно, потому что там мало женщин, да и гравитация там поменьше…
— Я никогда не употреблял эндорфинов, — попытался защитить мужское население планеты Александр, — и я могу спрыгнуть отсюда ради вас.
Она грустно улыбнулась.
— Ради меня? Нет, если вы и прыгнете, то только ради себя самого.
— Нет, прыгну ради вас! Потому что такого намерения у меня не было, я просто подошел, чтобы посмотреть на вас вблизи.
Он встал со скамейки и стал ждать ее слова в полной уверенности, что и в самом деле готов прыгнуть. Правда, мост довольно высокий, но он хороший пловец и ныряльщик, да и река, наверное, достаточно глубокая, так что ему, вероятно, удастся выплыть и потом рассмеяться в эту вызывающе ироническую мордашку.
Вместо того чтобы сказать нужное слово, молодая женщина внезапно обняла его за талию и сильно прижала к себе. Его решительность как рукой сняло. Он погладил прижавшуюся к нему головку, но уже в следующий миг в ужасе отдернул руку, услыхав слова этой странной женщины:
— Давайте прыгнем вместе, прошу вас! Одной мне страшно. Обнимите меня покрепче, я закрою глаза, а вы прыгнете вместе со мной. Умоляю вас!
— Ни в коем случае! Это будет означать, что я совершил убийство.
Он попытался отстранить ее от себя, но она всей тяжестью повисла на нем, потом соскользнула вниз, обхватив его за бедра, и упала на колени, прижавшись щекой к довольно неподходящему месту. Испытывая страшное неудобство, Александр поспешно опустился на колени и уже по-настоящему оказался в ее объятиях. Руки ее сомкнулись на его шее, губы зашептали в страстном забытьи:
— Вот так! Обнимите меня сильнее, прошу вас! О, как ты несчастен, мой бедненький! Как одинок, как страдаешь, но скоро все кончится…
Ее шепот прерывался такими же бессознательными страстными поцелуями — она целовала его в шею, щеки, в ухо. Ее пальцы конвульсивно шарили по его лицу, почти вонзались в кожу.
— И ты… и ты… — забормотал Александр в упоении от ее страдания, и в самом деле почувствовав себя несчастным. Надо было во что бы то ни стало пробудить в ней сопротивление, чтобы отклонить это молодое создание от трагического намерения, вывести ее из детского отчаяния. — Не надо, милая, не надо, я все сделаю ради тебя…
Внезапно она нажала ему на левый висок ладонью и размазала на нем какую-то жидкость, которая быстро, словно эфир, проникла ему в череп.
Александр грубо схватил ее за плечи и оттолкнул от себя.
— Что это?
— Ничего, милый, ничего! Я ввела тебе немного успокоительного. Тебе нужно успокоиться, чтобы мы могли осуществить наш замысел.
— Но я не имею ни малейшего желания прыгать с моста, пойми ты это! И тебе не дам! — он еще крепче схватил ее за плечи и в запале, сам того не желая, повторил слова ненавистного квартального социолога: — Ты не принадлежишь себе, ты принадлежишь обществу, слышишь? Ведь ты такая красивая, добрая, любого мужчину можешь осчастливить…
— Но меня, кто меня сделает счастливой?! — драматически воскликнула молодая женщина.
— Да встань же ты! — закричал он, потому что у него резко заныли суставы, так как он продолжал стоять на коленях на жестком настиле моста.
Александр решительно подхватил ее на руки и понес вниз по лестнице. Устремясь в свой пустой и одинокий дом, он нес ее не только ради того, чтобы спасти, но и как щит против любых возможных засад сотрудников квартальной поликлиники. Тут он придумал еще нечто, что было больше тактической хитростью, чем ложью:
— У тебя есть транспортный талон, а то свой я забыл дома?
Она послушно протянула ему талон, а он, вводя свой адрес в компьютер авиатакси, внутренне ликовал, чувствуя себя победителем над безумными стихиями.
Напрасно он подозревал свою поликлинику — никто не поджидал его перед домом, никто не ждал его и внутри. Кроме широкой и удобной кровати, которая будто вобрала в себя все поцелуи мира.
— О Хронос, как она красива! — воскликнул он, словно призывая в свидетели жестокого бога времени, патрона его машин, чтобы он тоже полюбовался ею и не отнимал ее у него. Он выбьет у нее из головы все ее пессимистические глупости и заставит ее радоваться жизни! С каким щедрым самозабвением обнимала она его еще минуту назад, до самого того мгновения, когда внезапно, словно уставший от счастливых игр ребенок, заснула!