Неоконченный роман одной студентки (другой перевод)
Шрифт:
Он разыграл этюд трагического колебания.
— Одно условие я готов выполнить немедленно…
— Какое именно? — вновь расцвело в ней неистребимое, по-детски чистое любопытство.
— Взять вас в жены. Но что касается машины — это же варварство. Меня учили создавать машины, а не уничтожать их. Впрочем, что это за машина?
— ТСП, — уже совсем по-детски торжествуя над его недоумением, сказала девушка. — Вот видите? Даже не знаете, что такое ТСП, а беретесь ремонтировать! Темпоральное средство передвижения, или проще: хронолет. В вашем веке его,
— Давайте не будем морочить друг другу голову, а? — сказал инженер. — Милая девушка…
— Что не будем?
— Ваше отношение меня огорчает…
— А вы всегда влюбляетесь так быстро?
— Для бывалого мужчины вроде меня это действительно быстро.
— А вы не могли бы меня поцеловать? Сейчас, сразу!
Он схватил ее за хрупкие плечики, притянул к себе и прильнул к ее губам. Он сжимал ее в своих объятиях, пока она, задохнувшись от его страстного поцелуя, не начала извиваться в его руках, как рыба.
— Эй, вы, кажется, и в самом деле меня полюбили?
Действительно ли она была ненормальной или же просто ненормально доверчивой? Ведь любой мужчина может страстно целовать женщину, не испытывая к ней ничего, кроме сиюминутного желания! Однако Кирилл чувствовал, что в нем говорит не примитивное влечение, а его почему-то задел восторг этой сумасшедшей девчонки.
— А вы что, таким образом проверяете мужчин?
— О, нет! Я дала вам возможность самому проверить себя. — Тут она, вероятно, неверно истолковав его замешательство, вызванное ее смешным до нелепости ответом, забеспокоилась. — Но, может, вы… Я хочу сказать, в вашем веке вы можете целоваться и без любви?
Если бы рядом не торчала эта столь же абсурдная машина, совершившая у него на глазах краткий, но совершенно немыслимый полет, инженер Монев окончательно бы решил, что эта девушка чокнутая.
— А разве вы не почувствовали в моем поцелуе любовь?
Он постарался придать себе обиженный вид, но внутренне взмолился, как бы она не устроила ему повторную проверку, потому что целовать сумасшедшую женщину, как бы хороша она ни была, нелегкое испытание!
— Да-да, я почувствовала, — бог знает почему она снова начала всхлипывать. — Если я останусь, то есть если мне придется остаться… Очень прошу вас, любите меня! Мне будет тяжело в этом чужом мире.
— Ну почему — чужом? Что с вами случилось?
— Неужели вы так и не поняли? Я же вам сказала: темпоральная машина, машина времени! Мне нужно было вернуться всего на пятьдесят лет назад, причем на институтский учебный полигон, а я оказалась аж в вашем веке. Бог знает, что я напутала в настройке! А тут еще и эта поломка!
И она расплакалась уже в голос.
Кирилл и не думал верить ее сумасбродным выдумкам, но ее горе было столь неподдельным, что ему и в самом деле стало жаль девушку. Он встал перед нею на колени и, сам себе удивляясь, гладил ее шлем, пока она не выплакалась вволю. Потом она еще два-три раза всхлипнула, потерла кулачками заплаканные глаза и вскочила.
— Ух, надо все же попытаться что-нибудь сделать с этой дурацкой машиной!
На этот раз она не остановила его, даже протянула ему сверху руку, потому что для тяжелых рыбацких сапог Кирилла Монева и его чиновнической неповоротливости люк оказался слишком неудобным.
В округлом помещении едва умещались два пилотских кресла. Все приборы были расположены на пульте напротив. И все до одного были ему незнакомы.
— Как вы предполагаете, где может быть…
— Что может предполагать дура набитая… — вспыхнула она снова. — Я же ведь не только самая некрасивая, но и самая слабая студентка во всем институте!
— Паниковать совсем ни к чему. Объясните спокойно, что у вас не получается, чтобы я понял, в чем дело.
— Вы же видели: переход от движения в пространстве к движению во времени. — Она раздраженно шлепнула ладонью по одной из металлических коробок с несколькими кнопками. — Где-то здесь должно быть, но вы думаете, я в этом что-нибудь смыслю? Все на готовых блоках.
— Нет ли у вас какой-нибудь инструкции? — спросил он, внимательно оглядев опоясывающие кабину приборы. — В нашем веке есть такое правило работы с машинами: если ничего не помогает, внимательно прочти инструкцию.
Она снова не поняла, или ей было не до шуток. Девушка наклонилась, достала из-под одного кресла красивую сумочку с пластмассовыми схемами, и Кирилл туг же убедился в своей полной беспомощности.
— Лучше всего демонтировать вот этот элемент. Завтра я отнесу его в наш институт и общими усилиями…
— Нет, это невозможно, — воскликнула она. — Того, что я натворила, вполне достаточно, чтобы никогда не видать мне ни диплома, ни прав на управление темпоральными машинами.
Он пытался определить на ощупь, не расшаталось ли что-нибудь в указанном им блоке.
— Но что здесь страшного…
— Вы пока еще считаете, что такие полеты невозможны, а тут я попадаю прямо в объятия инженера, специалиста по машинам. — Несколько успокоившись, она водила пальцем по шкалам приборов. — Посещать ваши века нам строжайше запрещено.
— Тогда зачем вам эти машины?
— Для космоса. И только Институт древней истории имеет право использовать их для тех эпох и событий, о которых не сохранилось достаточно документов.
— А откуда вы так хорошо знаете болгарский? — этот вопрос давно беспокоил его.
— Я болгарка. В отношении пространства у меня хорошо получилось. Учебный полигон находится как раз на этом месте, только, разумеется, на несколько веков вперед. Нет-нет, ничего не трогайте!
Но, очевидно, где-то что-то успело сработать. Скрытая лампа, озарявшая помещение бледным искусственным светом, мигнула. В груди у Кирилла тоже что-то екнуло. В кабине потянуло холодом, как в бесшумном скоростном лифте.
— Что вы сделали? — испугалась девушка-пилот. — Мы летим!
На невидимом до сих пор экране тонуло вдали усеянное кустарником поле, разделенное надвое тоненьким волоском реки.