Неоновые джунгли

Макдональд Джон Данн

– Значит... Да, мне понятно, что вы имеете в виду... Что ж, если вы хотите избавиться от меня, то я готов. Но ведь она заговорит не раньше чем дней через десять – двенадцать. За это время меня здесь уже не будет. Я уеду далеко-далеко, где им меня ни за что не найти.

– Такой вариант нам тоже не нравится, Локтер.

– Ну и что, черт побери, вы хотите от меня? Что мне теперь делать? – чуть ли не завизжал Верн.

Он услышал за собой какие-то шуршащие звуки и с трудом удержался от того, чтобы не обернуться.

– Не стоит так нервничать, Локтер, – не повышая тона, так же мягко посоветовал ему Судья.

– С чего вы взяли, что я нервничаю?

– А следовало бы, Верн. Мы тут обсуждали создавшуюся ситуацию, и результаты оказались совсем

нас не радующие. Вытащить эту девчонку из частной лечебницы, конечно, можно, но риск слишком велик, а рисковать нам совсем ни к чему. Доверять тебе дальше, Верн, тоже глупо, потому что ты позволяешь себе слишком много своеволия, а у нас нет средств, чтобы держать тебя на коротком поводке. Поэтому самым правильным было бы тебя убить.

– Подождите, подождите, ведь...

– Но тогда обладателем всей крайне неудобной для нас информации станет твой приятель Рик Стассен. Придать твоей смерти видимость несчастного случая мы, конечно, можем, но два несчастных случая подряд... Это уже слишком и может вызвать подозрения, которые нам сейчас совершенно ни к чему. Теперь-то мы понимаем, что ваша довольно, как бы это помягче сказать, смелая система распределения «товара» была грубейшей ошибкой. Нам совершенно не следовало бы отказываться от наших обычных и хорошо себя зарекомендовавших методов. А сейчас, Локтер, я проверю тебя на сообразительность. Что, по-твоему, мы хотим, чтобы ты сделал? Попробуй догадаться.

– Ну откуда же мне...

– Думай, Локтер, и побыстрее. Ты ведь считаешь себя умным, наверное, даже очень умным.

Торопливо закуривая новую сигарету, Верн заметил, что у него мелко и противно трясутся руки. Кроме липкого чувства страха его возмутила та унизительная манера, в которой Судья заставлял его выглядеть самой банальной «шестеркой». Вспомнив о только что сказанной Судьей странной фразе, он, как бы размышляя вслух, произнес:

– Значит, вы считаете, что вам нечем держать меня на копотком поводке? А Рик Стассен вам и опасен, и не нужен, потому что... Короче говоря, вы решили поменять систему распространения, так?

– Совершенно верно. Молодец, Локтер. Продолжай и дальше в том же духе.

– Следовательно, вы, скорее всего, намерены предложить мне убрать Стассена.

– Молодец, сынок, ну просто молодец! Ведь можешь, когда хочешь. Особенно во время сильной эмоциональной встряски. Да, ты угадал, именно это мы и намерены тебе предложить. Сделай все как надо, и мы с превеликим удовольствием простим тебе и твою глупость с этой запиской, и твою грубейшую промашку с девчонкой, зная, что после этого ты уже никогда не будешь даже пытаться купить себе свободу... Если все пройдет как надо, думаю, с учетом твоей предыдущей судимости тебе дадут года три, не больше. Всего три года и полная гарантия получить у нас совсем не плохую работу по выходе из тюрьмы. Если же по тем или иным причинам дело не будет сделано, то, как минимум, от пожизненного заключения тебя уже не спасет никакая переданная тобою полиции информация. Надеюсь, тебе ясно, что я имею в виду?.. Нам же со своей стороны очень хотелось бы иметь письменное подтверждение преднамеренности этого убийства.

– Что вы имеете в виду?

Судья включил в машине свет, достал из кармана небольшой блокнот и шариковую ручку.

– Сейчас я тебе кое-что продиктую, а ты, Верн, все напишешь, поставишь дату и подпишешься. Зрение у тебя, думаю, хорошее, все видишь.

– Но послушайте, я не...

– Да будет тебе, Верн! Это же самая обычная процедура... Дату, пожалуйста, поставь вверху слева. Готов?.. Отлично. Тогда пиши. В качестве приветствия выберем... ну, скажем так: «Дорогая малышка!» Звучит достаточно нейтрально, а главное, анонимно. Написал? Теперь само послание. Пиши: «Возможно, я ошибаюсь, но сказанное мной вчера об этом Рике Стассене остается полностью в силе. Он настолько туп, что недостоин не только жить, но даже называться человеком. Обо мне не беспокойся. Я придумаю такой способ его убить, что меня никто никогда не заподозрит. Прочитав

эту записку, пожалуйста, тут же ее сожги. Тебе я полностью доверяю, но представляешь, если она вдруг окажется у судьи? Ха-ха-ха! Встречаемся, как всегда, завтра вечером, в том же месте и в тот же час. Целую». Готово? А теперь подпиши: «Верн». Спасибо, сынок. – Взяв у него блокнот и ручку, Судья внимательно прочитал записку. – Молодец. Хорошо, что тебе не пришло в голову попытаться изменить почерк. У нас ведь есть его образец – записка, которую ты передал нам сегодня утром.

У Верна внутри все похолодело, лоб покрылся противной липкой испариной... Ясно одно: теперь, отдав им в руки такую записку, он никогда и ни за что на свете не решится убить Стассена. Нет, таким гадким способом загнать его в ловушку и повязать кровью на всю оставшуюся жизнь им не удастся. Значит, сейчас надо изображать полное согласие и готовность, а завтра-послезавтра, не позже, срочно делать ноги. Лететь, как говорят, на пятой скорости. Туда, где никто никогда его не найдет... Приняв такое, как ему тогда показалось, мудрое решение, Верн почувствовал, что к нему снова возвращается былая уверенность.

Но приятный ход его мыслей прервал по-прежнему монотонный тихий голос Судьи:

– А теперь, Локтер, давай рассмотрим возможные варианты дальнейшего развития событий. Вариант первый: ты умело, не оставляя следов, убираешь Стассена, после чего тебя сажают в тюрьму за продажу наркотиков школьнице, и эта записка, которую ты только что подписал, будет надежно храниться у нас, гарантируя твою полную преданность, поскольку, если ты вдруг захочешь заговорить, она тут же будет отослана в соответствующие органы и в газеты. Что произойдет после этого, тебе, полагаю, объяснять не надо Вариант второй: ты прокалываешься с убийством Стассена, оставляешь улики, тебя сажают, но ты все равно молчишь, поскольку эта же самая записка доказывает преднамеренность совершенного убийства и, значит, гарантирует тебе казнь на электрическом стуле. Вариант третий: ты пытаешься от нас скрыться. В таком случае кто-то из наших убивает Стассена, а мы все равно отправляем твою записку куда надо и позволяем властям помочь нам тебя отыскать. И совершенно не важно, кто найдет тебя первым – мы или они, результат будет одним и тем же. Немедленная, но в любом случае достаточно мучительная смерть. Вот теперь, думаю, можно на понятном тебе языке уверенно сказать, что этой коротенькой записочкой мы повязали тебя на всю оставшуюся жизнь!

– Ну а если я все сделаю чисто и без следов, а во время отсидки буду держать рот на замке, вы отдадите мне записку? Когда года через три я выйду на свободу?

– Уж извини, сынок. На убийства никакие ограничения не накладываются. Эта записка будет храниться в надежном, безопасном месте. Кстати, ее можно будет считать контрактом на оказание тобой дальнейших услуг. Так сказать, ценным вкладом в общее дело.

Долгих три секунды Верн думал о возможных последствиях, а затем, как ему казалось, молниеносным движением руки попытался выхватить записку из бокового кармана пиджака, куда ее, аккуратно сложив, только что засунул Судья. Но не успели его пальцы даже коснуться плотной ткани, как сзади его сильно ударили по левому уху! Профессиональный удар моментально отправил его в серо-черный мир небытия, из которого он не сразу вернулся назад в реальный мир машины, чуть светящейся приборной панели и страшной боли над левым ухом... Противно дрожа и постанывая, Верн слегка нагнулся вперед.

– Мы оставим тебя здесь, Локтер, – тем же самым вкрадчивым тоном сказал ему Судья. А затем, чуть помолчав, продолжил: – С мясником Стассеном надо успеть разобраться до следующего понедельника. На обдумывание деталей в твоем распоряжении пять дней. «Несчастный случай» должен произойти вечером в субботу или в воскресенье.

– Вы, случайно, не хотите чуть поточнее объяснить мне, где, когда и даже как именно? – не скрывая горечи в голосе, произнес Верн.

– Я не придаю особого значения сарказму, – равнодушно заметил Судья.