Неоновые джунгли
Шрифт:
Они молча прошли в кладовку. Верн пинком ноги откинул пустую коробку, стоящую у них на пути, и включил единственную лампочку, свисавшую с невысокого потолка. Но, учитывая относительно небольшие размеры кладовки, она осветила ее достаточно. Затем сказал:
– Смотри. Видишь, какая здесь теснота? Но, например, вот эти коробки с банками сока расходятся медленно. Так почему бы их не поставить друг на друга, вдоль вот этой стены? Тогда освободится место для работы и станет удобнее комплектовать заказы. Как считаешь?
– Думаю, ты прав, Верн. Так будет, разумеется, лучше.
– Хорошо, я прямо сейчас так
– Давай помогу.
– Тебе это совсем не обязательно делать, Яна.
– Верн, поднимать эти коробки для меня не проблема.
Они вместе начали укладывать коробки в штабель у стены. Когда очередь дошла до последнего, самого высокого ряда, до которого Яна не могла достать, она отошла чуть в сторону и смотрела, как Верн без труда забрасывал их туда. Пока он это делал, Яна молча стояла, прислонившись к стене у лампочки, и с удовольствием наблюдала, как под облегающей теннисной рубашкой играют мышцы его спины, как ловко двигаются его молодые, сильные руки... И хотя Верн появился в доме раньше ее, ей показалось, что она его еще толком не знает. В нем чувствовалась какая-то странная отстраненность. Вроде как у Бонни, но все-таки иная. Да к тому же в последнее время поведение Бонни заметно изменилось...
– Все, закончили! Ну, так лучше? – поинтересовался Верн, оглядывая результаты их совместных усилий и стряхивая пыль с ладоней.
– Да, места стало намного больше, – охотно согласилась Яна. И, бросив взгляд на длинный ряд других коробок, загромождавших весь правый угол, спросила: – Ну а как насчет вон тех? С ними можно сделать что-нибудь подобное?
– Наверное, можно, но пока пусть постоят и так. Ведь они никому не мешают.
Верн вдруг выключил свет, и когда Яна повернулась, чтобы выйти из кладовки, то совершенно неожиданно на что-то наткнулась. До нее не сразу дошло, что он специально уперся рукой о стену, чтобы лишить ее такой возможности. Как это? Зачем?
– Что ты делаешь? – почему-то очень тихо, возможно из-за темноты, спросила она, одновременно пытаясь поднырнуть под его руку, но он тут же опустил ее ниже.
Больше всего Яну напугало, что при этом он не произносил ни слова. Она резко сбила его руку и ринулась к входной двери. Но опять не успела: он обхватил ее сзади и с силой прижал к себе. Яна понимала, что ей надо вырываться, громко закричать, позвать на помощь, и... не могла, потому что у нее вдруг обмякли ноги и совершенно пропало желание сопротивляться. Верн впился губами в ее шею, затем неторопливо, шаг за шагом оттащил ее назад в темноту кладовки, развернул лицом к себе и взял грубо, бесцеремонно.
Когда дыхание Яны стало успокаиваться, Верн включил лампочку. Она медленно села, сгорая от стыда, а он как ни в чем не бывало стоял около стены, вынув сигарету.
– Хватит, черт побери, шмыгать носом, – спокойно произнес Верн, будто ничего особенного не случилось.
И до нее вдруг дошло, что это первые его слова с тех пор, как погас свет. Слезы покатились из ее глаз еще быстрее, хотя она изо всех сил старалась их сдержать. А он смотрел на нее так, будто люто ее ненавидел, будто только что сознательно и безжалостно наказал.
– Тебе... тебе не следовало этого делать.
– Мне? Золотце, неужели ты собираешься свалить всю вину на меня одного?
– Нет, что ты! Только не это!
Она чувствовала себя отстраненно, будто совершенно случайно попала сюда из другого мира и смотрит на все со стороны. С трудом поднявшись, Яна механически отряхнула юбку, кое-как привела в порядок волосы. Верн с явным удовольствием глубоко затянулся, выпустил в воздух тонкую струю сизого дыма и почти равнодушным тоном произнес:
– Думаю, в следующий раз мы постараемся организовать все это получше.
– Нет, Верн, я не хочу этого повторять.
– Почему же? Ты же сделала это один раз. Ну и какая тебе теперь разница? Один раз, два раза, сто сорок раз... Тут важен сам факт, а не количество. К тому же, не сомневаюсь, тебе понравилось. Значит, нашу любовь надо продолжать и дальше. Сегодня было хорошо, значит, в следующий раз будет еще лучше. Кстати, я уже все продумал. Твой старик три раза в неделю по утрам ездит за провиантом на фермерский рынок. Давай увидимся где-то в половине пятого в этот четверг, договорились?
– Нет, только не там. Не в нашей комнате!
– Не так громко, черт тебя побери!.. На третий этаж ко мне ты, к сожалению, прийти не можешь. Ты не умеешь ходить беззвучно, как кошка, зато я могу, дорогая.
– Нет, нет, я не буду...
– Будешь, милочка, еще как будешь. Потому что, если начнешь ломаться, мне стоит лишь кое-кому намекнуть, как ты все время трешься об меня своими грудями и разными способами намекаешь на что-то большее, а что за этим последует – сама знаешь. И намекну я это не твоему ревнивому мужу, а Доррис. Она-то быстро найдет способ донести это до «всех заинтересованных лиц», не беспокойся.
– Ты не сделаешь этого, Верн!
– Как это не сделаю? Конечно, сделаю.
– Но почему... почему ты ведешь себя так, будто ненавидишь меня?
– Слушай, ну а почему бы мне не хотеть позаниматься с тобой любовью в четверг утром? Господи, я же самый нормальный человек, с нормальными желаниями и потребностями, а ты на редкость сладкий кусочек, золотце.
Яна, опустив голову, молча прошла мимо него. Затем услышала, как он выключил свет и тоже вышел из кладовки, а поравнявшись с ней в узком проходе, небрежно обнял ее за талию.
– Значит, в четверг утром?
Чуть кивнув в знак согласия, она опустила голову еще ниже. Ей было так стыдно, что казалось, теперь она никогда не сможет никому посмотреть в глаза.
В кухне за большим столом сидела одна Анна. Бросив на них равнодушный взгляд, она подцепила вилкой очередной кусок мяса и продолжила жевать.
Яна прошла в гостиную. На экране телевизора три молоденькие девушки в обтягивающих шортиках старательно отбивали чечетку. Глянув на окаменевшее лицо Гаса, на его руки, сжатые в кулаки и неподвижно покоившиеся на массивных коленях, она поцеловала его в щеку и отправилась спать. Поднявшись к себе наверх, приняла горячую ванну. Настолько горячую, насколько смогла выдержать. Погрузившись в дымящуюся воду, закрыла глаза и некоторое время лежала в состоянии абсолютного блаженства, забыв обо всем. Затем яростно растерла тело мохнатым полотенцем, так что кожа стала гореть...