Неоновые джунгли
Шрифт:
"Да, Бетти, ты всегда меня хорошо понимала и, не сомневаюсь, вполне могла бы объяснить мне, что и, главное, почему это со мной происходит. Ведь такое не должно было повториться! Ты, и только ты должна была остаться у меня одной-единственной на всю жизнь. Но вот, сам не знаю почему, случилось так, что теперь мне нужна она. Я все время вспоминаю, как Бонни там, у валунов, выплевывала в меня жестокие, обидные, разящие слова и кричала, что если мне так хочется, то я могу взять ее прямо тут же. Она сама себя больно ранила, но чувства гордости не потеряла. И не примет от меня никакой жалости. Если Бонни поймет мой интерес к ней как благотворительность, то сразу же начнет меня презирать. И тут же наглухо
В последнее время я с отвращением ощущаю, что с какой-то фатальной неизбежностью продвигаюсь все ближе и ближе к грани возрастного занудства и мелочного расчета. Хватит! Пора просыпаться и возвращаться к нормальной жизни. Так ведь, Бетти?"
Стоя у запыленного окна с видом на зеленую загрязненную лужайку, Поль знал, что если вдруг последует велению своего невольного инстинкта, то... Он слегка пожал плечами и, усмехнувшись, вернулся к письменному столу, немного посидел, стараясь сосредоточиться, затем набрал номер Фольца и поинтересовался, как идут дела у Тины.
– У нее довольно серьезные проблемы с нервной системой, Поль. И, кроме того, обычное в таких случаях истощение. Мы вводим и будем продолжать вводить ей глюкозу до тех пор, пока ее желудок не начнет удерживать пищу. В общем, делаем все возможное.
– А каково ее эмоциональное состояние?
– В общем-то весьма типичное: замкнутость, угрюмость, внутреннее сопротивление, ничем не обоснованные вспышки ярости, ну и тому подобное... Да, кстати, Поль, вчера из лаборатории поступили материалы ее анализов. Так вот, могу тебя обрадовать, дружище. За исключением наркотической зависимости и сильного физического истощения, все остальное, похоже, в полном порядке.
– Еще совсем недавно она была очень счастливым ребенком, доктор.
– Увы, боюсь, какое-то время ей придется побыть очень несчастным ребенком, Поль. Особенно когда ее начнут мучить неизбежные в таких случаях угрызения совести. Значит, после того, как она выйдет отсюда и вернется домой, кому-то придется не спускать с нее глаз. Пока все не придет в полную норму.
– Думаю, с этим проблем не будет. Есть тут у меня кое-кто на примете. Уверен, не подведет.
– Прекрасно, Поль, прекрасно. Знаешь, честно говоря, ненавижу узнавать, что мои пациенты снова стали наркоманами. Дело в том, Поль, что если им по тем или иным причинам не помогает первый курс лечения, то можно распроститься с надеждой, что помогут последующие.
– Хорошо. Дай мне, пожалуйста, знать, когда она будет готова принять первого посетителя, ладно?
– Да, конечно, Поль. Само собой разумеется.
Какое-то время Дармонд еще посидел, не снимая руку с лежавшей на рычаге телефонной трубки, затем решительно встал и отправился в ближайший ресторан обедать. Один.
Глава 16
Была среда, когда Бонни начала постепенно оценивать тех, кто окружал ее, не по их отношению к ней, а на какой-то
Занятость исключительно собой долгое время действительно служила ей удобным защитным средством, при помощи которого можно было в любое время нырнуть в глубь самой себя и, лишь осторожно выглядывая оттуда через узенькую щелку, смотреть на окружающий мир. Словно забившееся в глубокую норку животное.
Поль грубо вырвал ее из этого защитного укрытия, оголив нервные окончания, и теперь ей отчаянно не хватало той самой спасительной норки. Чертов Поль Дармонд лишил ее и возможности вернуться туда, хотя его об этом никто не просил!
Она будто заново училась жить после многих столетий, проведенных в мрачной пещере, а теперь, когда вышла на белый свет или, точнее, когда ее заставили выйти, чувствовала себя совершенно голой среди тех, кого прежде видела из своего укрытия в другом измерении.
В ту среду утром Бонни, стоя в ванной и тщательно вытирая полотенцем пальцы ног, вдруг остановилась и внимательно, совсем по-новому посмотрела на свою элегантную стопу цвета слоновой кости. Потом медленно осмотрела себя в висящем на стене зеркале. Странно, вообще-то ее тело должно было бы сохранить следы тех проклятых лет беспутной жизни и страданий, но оно почему-то этого не сделало. Более того, сейчас ее твердое, чуть ли не девственное тело выглядело почти как откровенная насмешка над справедливостью, как дар природы, с презрением брошенный его владелице. Бонни вспомнила блеск желания в глазах Поля, тепло его ладони, когда он провел ею по ее щеке... Она быстро надела на себя халат и туго затянула поясок вокруг тела, которое вдруг как бы ощутило себя снова живым и ждущим его новых прикосновений.
Когда Бонни вошла на кухню, там за большим столом сидела одна Яна. Анна бесстрастно кивнула ей и так же молча разбила в шипящую сковородку еще два яйца.
– Доброе утро, – сказала Бонни, садясь за стол. – Сегодня прекрасный день, правда?
Яна, похоже, только после этих слов начала постепенно осознавать, что она за столом уже не одна. Чуть нахмурившись, Яна как-то тупо посмотрела на Бонни и, наконец, улыбнулась. Казалось, она только что вернулась из каких-то далеких мест, пребывание в которых не принесло ей ни малейшего удовольствия.
– Что-нибудь не так? – спросила Бонни.
От этого простого, невинного вопроса лицо Яны, как ни странно, вдруг залила густая краска смущения.
– Нет, нет, почему же не так? Все в полном порядке, – с неожиданной настойчивостью в голосе ответила она.
Анна со стуком поставила перед Бонни стакан для сока и тарелку для завтрака. В кухню торопливо вошел Джимми Довер:
– Простите, я вроде немного опоздал.
– Ничего страшного. Уолтер откроет магазин не раньше чем минут через десять, – успокоила его Бонни. А затем снова повернулась к Яне: – Мы что, сегодня последние?
Лицо Яны, непонятно почему, снова вспыхнуло.
– Нет, Верн и Доррис тоже еще не завтракали.
Ее слова озадачили Бонни. С чего бы это ей упоминать Доррис, которая, как всем известно, раньше десяти никогда не встает? Эта мысль не покидала ее во время завтрака. Ведь, несмотря на внутреннюю занятость собой, и только собой, Бонни все-таки хотя и как-то отдаленно, но отмечала, что последние месяцы, после того как Гас полностью погрузился в горечь утраты любимого сына, Яна вела себя несколько странно. Неудовлетворенность и какая-то непонятная нервозность буквально не сходили с ее лица. Но сегодня... Вспыхивающие по любому поводу щеки, выражение полнейшего удовлетворения...