Неосторожность
Шрифт:
Я сижу в своей комнате и смотрю на ее дом. Так часто бывает. Вдалеке слышен гудок ночного поезда, идущего в Нью-Йорк. Свет у Мэдди гаснет после полуночи, и я забираюсь в кровать, на которой сплю с детства.
4
На следующее утро Клэр спускается позже остальных. Уже одиннадцать часов. Мы вышли на солнце. Гарри говорит, что с утра ему лучше всего работается. Выходной привычно идет своим чередом. Газеты. Запах кофе и бекона. Стрекот цикад, птичий щебет. Гарри и Джонни тренируются на лужайке забрасывать блесну. Замах – и они изящно разматывают длинную леску, так, что свободный конец на мгновение зависает в воздухе, прежде чем опуститься
Клэр появляется на пороге с кружкой в руках. У нее заспанное лицо. На ней хоккейная футболка Гарри. Она едва прикрывает верхнюю часть бедра. Клэр босиком.
– Так вот она где, – говорит Гарри. – Я ее искал.
– Простите. Я ее по ошибке надела. Привезла вчера, чтобы вернуть. Надеюсь, вы не возражаете. Просто в ней очень уютно.
– Считайте, что это подарок. Я могу еще одну достать. В конце концов, вы же мне вчера подарили новую футболку.
– Спасибо.
Я не могу ее не рассматривать. Вижу, как круглится под футболкой ее грудь, вижу ее юношескую упругость, едва заметные очертания сосков. Наверное, Клэр чувствует мой взгляд. Она извиняется и уходит в дом. Я уже видел ее голой в темноте, но утром все почему-то иначе. Конечно, она тоже видела меня голышом, но это другое. Во мне больше нет очарования юности, если оно вообще когда-то было.
В летний день мы признаем лишь один способ добраться до пляжа – каноэ. Мой дом и бывший дом Мэдилейн стоят бок о бок на берегу лимана, где вода не слишком соленая, а тот тянется в океан. Когда мы были детьми, то презирали саму идею ехать до пляжа на машине – или даже на велосипедах. Мы грузили в старое каноэ полотенца, сумку-холодильник, складные стулья, все, что могло понадобиться, и отплывали, как Льюис и Кларк. Грести почти полмили, ветер иногда такой резкий, что приходится жаться к берегу, но усилия всегда того стоили. В отличие от тех, кто приезжал на машине и устраивался на забитом пятачке возле парковки, мы на своей части пляжа находились почти одни.
Теперь у нас два каноэ, мы держим их на стойках у меня, а весла и заплесневевшие спасательные жилеты, которые никто, кроме Джонни, не надевает, висят на банках. Мы с Гарри снимаем каноэ и несем его через камыш к старой пристани, к воде, и ноги наши вязнут в грязи. Нэд с легкостью выносит второе. Плетеные сиденья давно сломались, их заменили грубыми и куда менее удобными досками. Из-под планшира сыплются пауки, мы сгребаем их ладонями. Стоя по голень в воде, нагружаем каноэ и занимаем свои места. По старой традиции я сижу на корме, Мэдди на носу в одном, а Гарри и Нэд в другом. Джонни садится перед отцом, а Сисси устраивается посередине на складном пляжном стуле, словно Клеопатра, путешествующая по Нилу. Клэр запрыгивает к нам и садится на сумку-холодильник.
– Чувствую себя иждивенкой, – говорит она. – Может, мне вылезти и толкать?
– Глупости, – возражаю я. – Наслаждайтесь поездкой.
– Только если вы мне позволите грести на обратном пути.
Второе каноэ ушло далеко вперед. Мы всегда устраиваем гонки по дороге на пляж. Перевес в виде Джонни, Сисси и большей части снаряжения обычно уравнивает шансы, но сейчас с нами Клэр, и мы теряем позиции. Мэдилейн выкладывается полностью, занося весло как можно дальше вперед, от нее ко мне бегут мелкие водовороты. Она очень сильная. Я тоже старательно гребу, сосредоточившись в основном на гребле, а не на руле.
– Это из-за меня, – вздыхает Клэр, видя, как далеко мы отстали.
Она понимает, как все серьезно, но ничего не может поделать.
– Ну, все, – говорит она, снимая рубашку.
Она красиво ныряет с борта, и мы летим вперед.
– Я не шутила насчет подталкивания! – восклицает Клэр, и мы чувствуем, как она гребет ногами за кормой каноэ.
Мэдилейн объявляет:
– Мы нагоняем!
Так и есть. Нагоняем. У меня устали руки, но я гребу в том же темпе. Я не подведу ее. Мэдилейн любит состязаться.
– Седлайте лошадь! – кричу я, когда мы подходим ко второму каноэ на расстояние нескольких корпусов.
– Эй, так нечестно, – замечает Гарри. – С мотором нельзя!
– Быстрее, папа, быстрее!
Я чувствую, что Клэр перестала толкать нас, и вижу, что второе каноэ отклоняется вправо. Клэр выныривает возле него. Она ухватилась за корму и сбивает его с курса.
– Нечестно! – возмущается Гарри, поднимаясь.
Сисси верещит:
– Гарри, не вздумай!
Он со смехом пытается поймать Клэр, но она уходит под воду. Через несколько секунд ее голова показывается с другой стороны, словно у тюленя. Каноэ опасно кренится, но не переворачивается. Нэд сидит на носу, суша весло, и вид у него смущенный.
– Давайте по новой? – предлагает он.
Мэдилейн продолжает усердно грести, и мы вырываемся вперед. Мне кажется, у меня сейчас отвалятся руки, и спина горит огнем, но мы не сбавляем скорость, пока не выходим на мелководье. Теперь мы уже не проиграем. Я откидываюсь назад, и мы скользим по воде, пока нос каноэ с хрустом не утыкается в песок. Мэдди вылезает и начинает торжествующе танцевать в воде. Рядом выныривает Клэр, и они обнимаются, как чемпионы на соревнованиях.
– Мы тебя сделали, Уинслоу! – выкрикивает Мэдди.
Я слишком устал, чтобы шевелиться.
– Грубейшее нарушение. Подадим официальную жалобу руководству яхт-клуба, – шутит Гарри, пока они лениво скользят к берегу. – Дождетесь, вам запретят приближаться к воде, Уинслоу.
– Ты просто не умеешь проигрывать!
– На обратном пути поедете с нами, – громко говорит он, обращаясь к Клэр, и все смеются.
Я знаю, многие ходят на пляж, чтобы отдохнуть и восстановить силы, но у некоторых пляжей особые целительные свойства. Это место я знаю с детства, и мне здесь так же легко, как дома. Как всякий хозяин, я готов иногда потерпеть чужака, но всегда радуюсь, когда снова остаюсь один. Отправьте меня на полоску песка на Карибских островах или в Мэне – мне там, конечно, тоже понравится, но тут все иначе. В других местах вода слишком холодная, или слишком теплая, или слишком зеленая. Я не знаю местных ракушек, запахи мне незнакомы. Но здесь все идеально, и я одинаково счастлив тут и в январе, и в августе. Мало чего я так жду, как первого теплого дня, когда набираюсь отваги и решимости вытерпеть ледяную воду, в которой кроме меня плещутся лишь серферы в неопрене и рыбы, и ныряю в парализующий очищающий холод.
Мой отец тоже так делал каждый год. Мы с ним ехали на пляж в старой машине и окунались. В это время года на пляже никого, кроме нас, не было, и он повторял: «Сейчас время белых медведей, Уолт». Теперь я делаю все это отчасти ради него, а если бы у меня был сын, то и ради сына.
К середине лета вода прогревается, купаться становится легче, хотя температура редко поднимается выше двадцати градусов. Правда, я не принадлежу к числу солнцепоклонников, я не из тех, кто часами лежит неподвижно, приманивая меланому. Для меня пляж – место, где можно двигаться, плавать, гулять, играть во что-нибудь, перекусить, а потом подремать на солнышке, набираясь сил для гребли на обратном пути.