Неосторожность
Шрифт:
– Я с радостью, – отвечает Клэр.
– Отлично. Нужно, чтобы кто-нибудь разложил по тарелкам яйца со специями. Они в холодильнике, а тарелки в кладовке. И не переживайте, если что-то уроните, здесь нет ничего ценного.
– Ты замечательный боевой командир, – говорит Гарри, целуя жену в щеку. – А мне нужен лед.
– И вино проверь! – кричит она ему вслед. – Мы уже прикончили два ящика. И где ящик водки? Я думала, он под лестницей.
Она начинает выкладывать канапе из духовки на поднос.
– Что-нибудь еще сделать? – Клэр принесла яйца со специями.
– Да.
Она поворачивается к Клэр:
– Вы тут впервые?
Та кивает.
– Тут очень красиво.
– Сейчас все богаче, чем когда я была маленькой, – говорит она, нарезая хлеб и отводя тыльной стороной запястья волосы с лица. – Тогда вокруг были сплошные фермы. Через дорогу – молочная ферма. Мы ходили помогать дояркам. А теперь тут все поделили между миллионерами. Передайте мне тарелку, пожалуйста.
– Вы здесь всегда жили?
– Приезжали на лето. Это был домик прислуги. А моя семья владела большим домом неподалеку.
– Что-то случилось?
– То, что всегда случается. Мы с братом Джонни были вынуждены продать дом, чтобы заплатить налог на землю, но этот домик сумели сохранить. Я бы не вынесла, если бы мне пришлось со всем этим расстаться. Правда, Уолтер?
Вот тут-то и появляюсь я.
У каждой истории есть рассказчик. Тот, кто сядет и запишет, когда все закончится. Почему в этой истории рассказчик именно я? Потому что это история моей жизни – моей и тех, кого я больше всего люблю. Я постарался быть как можно точнее в своем рассказе. Не во всех событиях я участвовал сам – но, когда стал известен финал, мне пришлось восстанавливать утраченные фрагменты по взглядам, которые в тот момент ничего для меня не значили, по воспоминаниям, вернувшимся с новым значением, по старым блокнотам, предложениям, нацарапанным в записных книжках и на обороте старых фотографий. Так было даже с Гарри, хотя он об этом не подозревал. У меня не было выбора, кроме как найти во всем произошедшем смысл. Но поиски смысла никогда не бывают простыми, особенно в данной истории.
Я подхожу, хватаю канапе и сую в рот. Бекон с чем-то еще. Вкусно.
– Конечно, милая. Все, что скажешь.
– Ой, замолчи. Не выставляй себя дураком.
Потом она обращается к Клэр:
– Уолтер – мой юрист. Он все об этом знает. Прощу прощения, Уолтер Жерве, это Клэр. Уолтер – мой старейший друг.
Это правда. Мы знаем друг друга с детства. Я живу в соседнем доме.
– Добрый вечер, Клэр, – произношу я. – Смотрю, Мэдди вас уже привлекла к подневольному труду на бар и гриль Уинслоу. Я отказываюсь и пальцем шевельнуть, разве что присоединить его к четырем, уже обнимающим стакан, где позвякивает лед.
Мне нравится воображать себя остроумным и немного ленивым. На самом деле я ни то ни другое. Маска, какая мне нужна для защиты. По сути, я очень скучен и одинок.
– Я не против. Я тут никого не знаю, поэтому лучше помогу, – говорит Клэр.
– Повезло вам, – улыбаюсь я. – Я тут знаю слишком многих. Этим, наверное, и объясняется то, что я прячусь в кухне.
– Уолтер – жуткий сноб. По-моему, он не заводил себе друзей с младшей школы, – замечает Мэдди.
– Ты права. В любом случае, к тому времени я знал уже всех, кого следует знать.
– Клэр пришла с Клайвом.
– Вот, пожалуйста. Я с ним только что познакомился. Он мне не нравится.
– Вы меня не знаете, – говорит Клэр.
– Вы правы, не знаю. А нужно?
Скажу кое-что о Клэр: она вообще-то красивая, но в ней есть что-то еще, что выделяет ее из толпы. В нашем мире красота обыденна, как кредитная карта. Я попробую сформулировать позднее.
– Вам решать. Но в школу мы вместе не ходили, так что у меня, похоже, мало шансов.
Она улыбается. Я улыбаюсь в ответ. Клэр мне нравится. Ничего не могу с собой поделать. Я велю Мэдди прекратить работать. Она вечно работает. Демон активности.
– Хорошо. – Она откладывает нож. – Все равно еды в доме больше нет. Остался только луфарь в морозильнике.
– А они хороши, только если мариновать в джине. Как я.
Почему всегда выставляюсь при ней дураком? Дело ведь не в том, что я красуюсь. Нет, красуюсь я сейчас перед Клэр.
– Уолтер, хватит стоять и нести чушь, принеси нам с Клэр выпить. – Мэдди обращается к Клэр: – Он отличный юрист.
Я бы мог об этом не упоминать, но решил оставить. Это смиряет мое эго. Я получил очень хорошее образование, и я опытный юрист. Я зарабатываю неплохие деньги. Мне это не то чтобы нравится. Чужие проблемы по крайней мере не дают слишком много думать о своих.
Я возвращаюсь с бутылкой вина.
– Идемте наружу, бежим от толпы, – говорю я Клэр. – И ты тоже, Мэдди.
Мы втроем выходим через кухонную дверь. Стоим на сырой траве. Теперь и Клэр сняла обувь. Мэдди закуривает сигарету. Она пытается бросить. Вечеринка шумит с противоположной стороны дома. Здесь темнее. Большое дерево, на котором висят качели, виднеется в тени. Луна и миллионы звезд наполняют небо. Вдали видны огни большого дома.
– Дом ваших родителей? – спрашивает Клэр.
Мэдилейн кивает.
– А слева дом Уолтера. Мы выросли по соседству. Но он свой сохранил.
Слишком темно, чтобы разглядеть мой дом сквозь заросли деревьев.
– Юриспруденция не так блистательна, как писательское ремесло, однако обеспечивает стабильный доход, – замечаю я.
– Не верьте, – усмехается Мэдилейн. – Уолтер непристойно богат. Даже если бы он не работал юристом.
Мой прапрадед основал «Тексако». В отличие от многих других семей мы умудрились не потерять свои деньги.
– Не выдавай все мои секреты, Мэдди. Я хочу, чтобы Клэр полюбила меня, а не мои деньги.
– Жаль, что любить в тебе, кроме денег, особенно нечего.
Клэр молчит. Ей нравится происходящее. Словно стоишь у костра; ее согревает наша дружба, она благодарна, что мы делимся ею с ней. Клэр кажется, будто она могла бы всю ночь стоять и слушать наши дружеские перепалки, не желая возвращаться в мир, существующий за пределами этого дома.
Но о чем она думает в действительности? Так легко понять, что на уме у Мэдди. У нее нет жилки обманщика. А эта будет посложнее. Она более закрыта.