Неотразимая герцогиня
Шрифт:
— Не богохульствуй, — хихикнула Аллегра и только собралась было прочесть ему нотацию, как он закрыл ей рот поцелуем. — О, Куинтон, — вздохнула она, исступленно целуя его в ответ.
Сирень. Она всегда благоухала сиренью, и это пьянило его. Он нежно провел ладонью по ее щеке.
— Почему я был так уверен, что не полюблю тебя, Аллегра? Как я мог не любить тебя, дорогая? Ты стала главным в моей жизни. Смыслом моего существования. Я не смог бы без тебя жить.
Он снова завладел ее губами и почувствовал, как она тает в его объятиях. Его пальцы распустили бант на ее рубашке, теплая
Под его ладонью тревожно билось ее сердце.
Аллегра закрыла глаза. О, она любит его, любит, но, когда пытается выразить свои чувства словами, язык отказывается ей повиноваться. Как-то раз ей удалось сказать Куинтону о своей любви. Но как высказать все, что лежит на душе? Ах, ну почему мысли так путаются?
Он не может жить без нее? Это она не может жить без него, не в силах представить, что Куинтона вдруг не будет рядом!
Блаженно вздохнув, она сосредоточилась на тех восхитительных ощущениях, которые пробуждал в ней муж.
Каждым движением, каждой лаской она давала понять, что хочет большего и ей нравится все, что он с ней делает. Она на мгновение вырвалась из его объятий, чтобы сбросить чепец и рубашку, и снова легла на подушки, призывая его манящим взглядом.
Он ответил тем же, отшвырнув свою рубашку. Потом наклонился, чтобы поцеловать ее соблазнительную грудь, и долго ласкал губами ее соски. Она билась и что-то несвязно бормотала, воспламеняя его страсть, пока он вдруг не понял, чего именно хочет от нее в эту ночь. Того, что он никогда не осмеливался сделать до этой минуты. Но сегодня его терзала потребность посвятить ее еще в одну тайну чувственного безумия. Подняв голову от ее молочно-белой груди, он тихо попросил:
— Только не бойся, Аллегра. Только не бойся.
Голова его снова опустилась. Он стал осыпать поцелуями ее тело, медленно и страстно. Аллегра мурлыкала от удовольствия.
Он спускался все ниже, сжимая ладонью пухлый венерин холмик и ощущая мягкие темные волосы. Наконец, раскрыв сомкнутые лепестки ее плоти, он дотронулся до крошечного бугорка, и Аллегра, самозабвенно извиваясь, забыла обо всем. Ощутив, что она истекает влагой, он удвоил старания и остановился, только когда услышал гортанные стоны. Она и опомниться не успела, как его голова оказалась между ее разведенных бедер.
— Куинтон?! — ахнула она.
— Я же просил тебя не бояться, Аллегра, — взмолился он и, подавшись вперед, стал ласкать языком набухшую горошину, Ее напрягшееся тело судорожно выгнулось, но Куинтон держал жену крепко, и Аллегра поняла, что попала в сладостный плен. Сначала она возмутилась. Никогда, даже в самых безумных фантазиях, она не представляла такое… И все же наслаждение было необычайно острым! О да! Ей нравится.
Безумно нравится!
Она трепетала от предвкушения. Крохотная частичка ее тела, о существовании которой она не подозревала, пульсировала, исходя жемчужными каплями, пока Аллегра не распалась на сотни сверкающих осколков, осыпавших ее брызгами экстатического удовольствия и оставивших без сил и движения.
— О, пожалуйста… — беспомощно пробормотала она.
Куинтон приподнялся, подмял под себя ее трепещущее тело и медленно вошел
— Боже, Аллегра, я так отчаянно хочу тебя, — выдавил он.
Неумолимо-твердый меч вонзался в нее, и она отвечала на каждый его выпад, каждый удар всем своим существом.
Стенки ее грота сомкнулись вокруг него в попытке удержать.
— Не останавливайся, — бормотала она, — не останавливайся… я умираю от желания… Как сладостно! — вскрикнула Аллегра, когда они вместе достигли нирваны.
— Ах, моя великолепная ведьма, ты выпила меня до дна, — признался герцог, когда его кипящее семя излилось в нее и они напоследок сжали друг друга в объятиях.
Они долго лежали среди измятых простыней и скомканных одеял, пока дыхание немного не успокоилось. И тут герцог чихнул!
— О Боже! — воскликнула Аллегра. Она сползла с кровати и схватила с пола его сорочку. — Немедленно надень, Куинтон, пока я не убила тебя своей любовью! — Она быстро натянула ее на мужа. Он, смеясь, подчинился. — Что тут забавного? — обиделась она, снова ложась и укутывая его одеялом.
— Я так чертовски счастлив, — признался он. — Год назад, когда мы четверо решили найти себе жен и наконец остепениться, я никогда не предполагал… да что там, даже надеяться не смел на такое чудо! И все это ты подарила мне, сердце мое.
Только благодаря тебе я живу полной жизнью.
— Ты дурачок, Куинтон, — объявила она, хотя ей самой хотелось петь от счастья.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — И ты любишь меня.
— Предположим, — нехотя призналась она.
Он снова засмеялся.
— Признай же это, моя обожаемая колдунья. Скажи, что любишь и никого не полюбишь, кроме меня!
— Да и нет, — шаловливо бросила она.
— Скажи это, черт возьми!
Он приподнялся над ней, обдавая свирепым взглядом.
Сердце ее тут же растаяло.
— Я люблю тебя, Куинтон Хантер, и всегда буду любить.
Я ожидала от брака дружеских отношений и взаимного уважения. И хотя не понимаю, как это произошло, но я горячо полюбила тебя. Ну, теперь ты доволен? И заснешь, пока в самом деле не разболелся?
— Да, герцогиня, — кивнул он, взяв ее руку, и смежил веки.
ЧАСТЬ III
Зима и весна 1796 года
ОПАСНАЯ ИГРА
Глава 13
Настал день приема у герцогини Седжуик, на который были приглашены две тысячи гостей. Никому не пришло в голову отказаться. К счастью, была только середина зимы. Можно представить, что творилось бы в пик сезона! Количество приглашений пришлось бы удвоить или утроить. На таких приемах ожидалось, что визитеры будут присутствовать всего четверть часа или оставлять карточки, если им не удастся лично поприветствовать герцога и герцогиню, что чаще всего и случалось. Поскольку в этом случае не требовалось ни музыки, ни угощения, то и приготовления были несложны: по вестибюлю и парадным комнатам были расставлены высокие консоли с цветочными вазами. Из оранжерей поместья лорда Моргана доставили охапки роз, лилий, тюльпанов, ирисов и нарциссов. Букеты получились большими и яркими.