Неотразимое чудовище (сборник)
Шрифт:
— А я надеялась, что отличаюсь индивидуальностью, — развела мама руками. — Но раз моя собственная дочь считает, что я не способна иметь собственное мнение…
— Ну, хорошо. Я встретила одного человека.
— Бедный Пенс!
— Да это совершенно из другой оперы, и Пенс тут ни при чем! Это просто мужчина…
— Они все просто мужчины.
— Вот видишь, ма, — возмутилась я. — Ты претендовала на ярко выраженную индивидуальность, а сама уподобляешься всем! Потому что все абсолютно так и решили, что я просто-напросто влюбилась в этого Воронцова! А я не думала в него влюбляться, просто с ним творится явная несправедливость, с которой мне очень трудно мириться! Все, представляешь, абсолютно все считают, что он убийца! А я, как последняя дуреха, хотела доказать обратное!
— Ну, так за чем дело стало?
— За маленьким нюансом, — развела я руками. — Я же проклятая частница. Соответственно, чтобы всем этим заниматься, надо, чтобы кто-то уполномочил меня на это. Обычно для этого есть клиент. Ты вроде как нанят им, и какие-то двери перед тобой открываются. Не все, конечно, но в большинстве случаев ты всегда можешь сказать рассерженному представителю милиции — скузи, но меня нанял Иванов-Петров-Сидоров, и обращайтесь прямо к нему, я просто выполняю мою работу.
— Так. Я это поняла. Ну и в чем дело?
— В клиенте, — развела я руками. — Пока меня никто не спешит нанять. И, если они этого сегодня не сделают, Лариков, которому почему-то тоже не нравится моя заинтересованность господином Воронцовым, придумает для меня какую-то меркантильную пакость — отправит или выслеживать жену босса мафии, или разыскивать какого-нибудь Бабицкого в Чечне. Все, что угодно, только подальше от родных пенат с господином Воронцовым. Но я больше не буду об этом, потому что слишком портится настроение.
— В Чечню он тебя не отправит, — усомнилась в лариковском зверстве мама. — Он к тебе очень даже хорошо относится. А клиенты… Ну, значит, не судьба. Ты можешь так относиться к делу?
— Могу, но не хочу. Я еще попробую сегодня кого-нибудь переубедить. Хотя не знаю, что из этого выйдет, но вдруг? А уж если и сегодня выйдет полный абзац, тогда уж придется ехать туда, куда босс пошлет!
Так как ничего хорошего я от моего Ларикова сегодня не ждала, я и на работу не спешила. То, что довольно долго пришлось ждать автобуса, меня не расстроило. Я преспокойно слопала в ожидании оного мороженое, потом внимательно изучила с совершенно неизвестными целями содержимое аптекарского ларька. Когда через двадцать минут все-таки появился этот пропавший автобус, я спокойно влезла в его переполненное и душное чрево, где помимо меня успешно трамбовалась еще куча народа, и ко мне немедленно вернулось плохое настроение с его идиотскими предчувствиями и кислым привкусом неудач.
По мере приближения к дому Ларикова настроение падало все ниже, ниже, и, если уж говорить откровенно, мне совсем не хотелось вылезать из автобуса, когда он остановился.
Я вышла на свежий воздух и тут же подумала, что в отличие от меня Игорь Воронцов не сможет вот так же наслаждаться свободой. И вообще так получается, что он по неведомым причинам от меня зависит.
— Зависеть-то он зависит, да только пока у меня ничего путного не выходит!
«Но сегодня только второй день, — напомнил мне голос разума. — И ты не знаешь, что он тебе готовит».
— Да, скорее всего ничего хорошего, — отмахнулась я, входя в подъезд и поднимаясь по лестнице. — Скорее всего сегодня меня ждет неслабая куча обломов. Как и вчера…
Голос разума предпочел осторожно промолчать, понимая, что небезопасно в этой ситуации что-то вякать.
Когда я открыла дверь, то облегченно вздохнула — первый облом не заставил себя ждать!
Это был Ванцов, который уже проник к нам и сидел, развалясь в кресле…
Итак, Ванцов сидел, развалясь в кресле, и курил. Лариков внимательно смотрел на него — по их виду я тут же поняла, что они вели разговор долгий, нелицеприятный и касающийся моего чрезмерного любопытства.
Я справилась с желанием немедленно испариться в пространстве и мужественно шагнула навстречу жизненным трудностям.
— Привет, — бросила я, стаскивая куртку. — Надо же, какие люди к нам заходят без охраны!
— Привет, Сашенька, — приторно-ласковым голосом, явно не предвещающим никаких послаблений, сказал Ванцов. — Я по делу.
— Надо думать, — кивнула я. — Только не надо на меня орать и махать руками. Я все поняла, осознала и ухожу в строго очерченное подполье.
— Да о чем ты?
Он вытаращился на меня с таким недоумением, что на секунду я поверила, что он действительно не собирается ругать меня за «самодеятельность».
— О Воронцове, — тихо напомнила я ему.
— О боже! — закатил он глаза. — Сашка, ты вконец обалдела со своим «Даймоном Хиллом»! Андрей, ты можешь ей объяснить, что, когда человек ничего не предпринимает для оправдания, даже я ничем не могу ему помочь?
— Ага, значит, и у тебя вина Воронцова вызывает сомнения? — обрадовалась я.
— Саша, мы опять будем говорить впустую, — отмахнулся Ванцов. — Я ничего не могу поделать с человеком, который молчит! Что мне, бить его, что ли? Он молчит, как партизан, и на лице его не отражается никаких эмоций. Я даже психолога вызывал — никакого результата! Она посмотрела и сказала — не аутизм! Он прекрасно отдает себе отчет в поступках, у него прекрасная реакция, просто он не желает говорить, понимаешь? И я пришел к тебе как раз просить об одной услуге, а вместо этого ты мне тут устраиваешь совершенно непонятный скандал!
Он замолчал. По его учащенному дыханию и покрасневшим щекам я без особого труда заключила, что Ванцов разозлился не на шутку.
— Не обижайся, — попросила я.
— Да забыл уже, — отмахнулся он.
— А что за дело?
— Ты говорила, что в тот момент, когда вы с Воронцовым встретились, у тебя возникло ощущение, что вы близки к контакту?
— Нет. Я просто сказала, что он… как бы это сказать? Он мне понятен.
— Я хотел бы, чтобы ты попробовала с ним поговорить. Мне кажется, у тебя это получится. Он должен заговорить.
— Заговорить он может, — кивнула я. — Но он все равно будет настаивать на собственной вине.
— Почему?
— Не знаю, — пожала я плечами. — Может быть, его просто загнали в угол. Я могу рассказать тебе, как я вчера искала клиента. Для этого я пошла к его самым близким людям. К родителям. Ты общался с ними?
— Да, — кивнул он.
— Тогда я ничего нового не скажу. Они уверены в его вине. Более того, они хотят, чтобы он оставался в тюрьме. Мне они показались совершенно нормальными людьми.