Неотразимый бродяга
Шрифт:
– Пожалуйста, – ей хотелось плакать от отчаяния.
Он нахмурился.
– Я знаю, что небезразличен тебе, если только…
Что она могла сказать, чтобы не обидеть его?
– Ты думаешь о своем разводе, да? – Лицо Гая просветлело. Ему казалось, что он нашел причину ее смятения.
Она с готовностью ухватилась за его предположение.
– Прошло так мало времени, Гай. Я еще не готова к серьезным отношениям с кем бы то ни было.
– Понимаю. Я готов ждать сколь угодно долго, пока ты не полюбишь меня так же сильно, как я тебя. Но позволь мне хотя бы заботиться о тебе.
– Знаю, Гай. – Когда он потянулся к ней, чтобы поцеловать, она уклонилась и быстро вскочила на ноги. – Уже поздно. Будет лучше, если мы вернемся. Майор подумает, что мы заблудились, и будет беспокоиться.
Подойдя к сложенной одежде, она взяла джинсы. Гай тоже поднялся, он стоял позади нее, положив ладони ей на плечи.
– Я бы хотел, чтобы мы заблудились. И чтобы этот день никогда не кончался.
Диана испытывала желание оказаться в его объятиях. Пусть бы он крепко прижал ее к себе, успокоил, снял боль и заглушил ощущение пустоты где-то глубоко внутри. Но это было бы вдвойне нечестно по отношению к нему, считая то, что она уже совершила. Она не могла ответить Гаю таким же сильным чувством и сомневалась, что сможет когда-нибудь в будущем. Опустив голову, она стиснула пальцами грубую ткань джинсов и ничего ему не ответила.
– Ты права, – вздохнул Гай и, помедлив, снял руки с ее плеч, – нам надо возвращаться.
– Да, – напряженным голосом откликнулась она и стала одеваться.
Недолгая дорога к поместью прошла в молчании. Каждый был занят своими мыслями. Присутствие других людей на конюшне несколько разрядило атмосферу. Они расседлали лошадей, и Диана проскользнула в дом, избегая страстных признаний Гая.
Тихо поужинав с Майором, она уселась в одиночестве в длинной комнате, которая служила одновременно столовой и гостиной. Отец удалился в свою спальню, намереваясь немного почитать и пораньше лечь спать. Она же ощущала тревогу и беспокойство, ожидая и одновременно боясь, что вот-вот придет Гай, а ей нечего ему сказать.
Негромко захрустел гравий на дорожке, которая вела к главному крыльцу. Кто-то шел к дому. Диана бросилась к двери, не желая впускать Гая внутрь. Она боялась, что Майор может случайно услышать их разговор.
Сквозь проволочную сетку Диана увидела появившуюся из темноты высокую стройную фигуру, напоминавшую фигуру Гая. Только это был не Гай, а Холт. Он уже поднимался по ступенькам. Диана вся сжалась.
– Майор уже отправился спать, – сухо сообщила она, прежде чем тот успел открыть рот. – Если вы хотите поговорить с ним, то придется подождать до утра.
Лицо Холта оставалось в тени, но в его голосе явственно слышалась угроза.
– Я пришел не к Майору. Мне нужно видеть вас.
Диана почувствовала, как на ее шее беспокойно забилась жилка.
– Поговорим здесь, если это так необходимо, – Она открыла дверь и вышла на крыльцо. – Я не хочу беспокоить Майора.
– Отлично, – согласился Холт.
Диана прошла мимо него и облокотилась на перила, постоянно чувствуя на себе взгляд Холта. На востоке золотистый диск луны отбрасывал свет на острые горные пики. Температура начала падать, и Диана ощущала прохладный ветерок на своей коже.
– Что вам надо? – в раздраженном тоне девушки чувствовалась настороженность.
– Держись подальше от моего сына!
От этого сухого и спокойного приказа щеки девушки запылали, но темнота скрыла ее смущение. Она заставила себя презрительно рассмеяться.
– Что за смешная просьба, – заявила она, игнорируя тот факт, что это была вовсе не просьба. – Мы с Гаем знакомы много лет.
– Когда ты вернулась, у меня было такое чувство, что пройдет совсем немного времени, и ты примешься за старое. Но мне и в голову не приходило, что объектом твоих штучек будет мой сын.
– Я не понимаю, о чем вы.
Диана вступила на путь лжи, и обратной дороги уже не было. Она должна была теперь нахально все отрицать, надеясь на то, что Гай не распространялся о своей любви и о том, что она ответила на его желание.
Но Холт безжалостно развеял ее надежды.
– Я имею в виду сцену совращения сегодня днем. – При виде ее широко распахнутых тревожных глаз его рот растянулся в улыбке. – Да, я как раз проходил мимо пруда, возвращаясь на ранчо. Надеюсь, ты не станешь убеждать меня, что тебе стало плохо, и он лишь делал бедной женщине искусственное дыхание.
Диану сначала бросило в жар от стыда, а затем внутри у нее все похолодело от ярости.
– А в чем, собственно, дело? Ревнуете, что я предпочла вашего сына, а не вас? – вызывающе спросила она.
Казалось, он возмущен ее предположением.
– Когда мне нужен секс, я нахожу себе женщину, а не эгоистичную сучку, у которой вечный зуд под юбкой.
– Тогда в чем же проблема? – насмешливо спросила она, стараясь не дрогнуть под градом оскорблений. – Или вы расстроились, что я лишила вашего сына невинности? Разыгрываете из себя разгневанного родителя?
– Меня не волнует его утраченная девственность. Это все равно случилось бы раньше или позже. Я пришел, чтобы удостовериться в том, что похотливая тварь, лишившая моего сына невинности, в будущем оставит его в покое навсегда.
Остатки самообладания покинули ее. Размахнувшись, она изо всех сил ударила его по щеке. Помня, что в прошлый раз Холт без колебаний вернул ей пощечину, она приготовилась уклониться от его удара.
Но его быстрые, как молния, руки направлялись вовсе не к ее лицу. Холт мгновенно сжал ее плечи и резко дернул ее к себе, прижав к груди. Воздух со стоном вышел из ее легких. Стальная рука обвила талию Дианы, а грубые пальцы ухватили ее за волосы, откинув голову девушки назад.
Диана не успела издать ни звука, когда ее губы оказались буквально расплющенными напором его губ. Их нажим был сильным и требовательным, намеренно причинявшим ей боль – так мужчины обращаются с проститутками. В ушах у нее звенело, вглазах потемнело от унижения. Только крепкая рука у нее на затылке не давала ее шее сломаться под натиском этого поцелуя.
Диана уперлась руками ему в грудь, освобождая себе пространство для вдоха, и от этого ее бедра еще сильнее прижались к его возбужденной плоти. Силы ее истощались, сердце бешено билось, в то время как удары его сердца под ее ладонями оставались размеренными и спокойными.