Неожиданная Россия. XX век
Шрифт:
С учётом того, что население СССР 30-х годов было фактически первым грамотным поколением в нашей истории, лиц с юридическим образованием хватало только на суды высших инстанций. К началу 1941 года в районных судах города Ленинграда только четверть судей имели высшее юридическое образование и почти половина имела за плечами лишь начальную школу.
председатель Ленинградского городского суда в 1941-50 годах Константин Павлович Булдаков
Первый глава нового Ленинградского горсуда К.Булдаков, имея эталонную «пролетарскую» биографию, получил техническое и юридическое образование (редкость не только для тех лет, но и в наше время). По всем воспоминаниям, он пользовался немалым авторитетом в партийном руководстве города, что способствовало выживанию Ленинградского горсуда во время блокады.
«Не увлекаться расстрелами…»
Уже в первые дни войны часть судей Ленинградского горсуда были мобилизованы в армию, но не в окопы, а в состав военных трибуналов действующей армии. Но в августе 1941 года, когда немцы вышли на подступы к Ленинграду, в состав народного ополчения добровольцами ушли и погибли в боях трое судей. Известны их фамилии – Соколов, Омелин, Лебедев.
При этом суды продолжали работать. За первые шесть месяцев войны они в Ленинграде рассмотрели 9373 уголовных дела. Поразительно, но не смотря на войну, процент оправдательных приговоров очень высок. 1219 (9 %) подсудимых были оправданы, а дела на 2501 человек (19 %) прекращены. В военное время значительная часть мелких уголовных дел прекращалась в связи с призывом подсудимых на фронт.
На этом фоне куда жёстче выглядит практика военных трибуналов. Так за тот же период июля-декабря 1941 года военные трибуналы Ленинградского фронта вынесли менее процента оправдательных приговоров. В первые полгода войны на Ленинградском фронте каждый месяц за трусость и дезертирство расстреливалось свыше 200 человек, из них половину – публично, показательно перед строем однополчан.
В итоге сам глава Ленинграда и ближайший сталинский соратник Андрей Жданов не однократно просил председателя военного трибунала Ленинградского фронта Ивана Исаенкова «не увлекаться расстрелами». «Не увлекаться расстрелами» – это не гипербола, а прямая цитата.
Председатель Трибунала Ленинградского фронта и трибунала Ленинградского военного округа в 1940-49 гг. Иван Фролович Исаенков
Стоит привести одно из показательных расстрельных дел Ленинградского военного трибунала, который тогда стал главной частью судебной системы города.
В ноябре 1941 года командиры 80-й стрелковой дивизии Ленинградского фронта, во время первой попытки прорыва блокады, вовремя не выполнили рискованную боевую задачу, сообщив в штаб фронта, что дивизия после боёв слаба и к наступлению не готова. Данная часть была сформирована летом в Ленинграде и первоначально называлась «1-й гвардейской Ленинградской дивизией народного ополчения». Вероятно, прежнее почётное звание дивизии усугубило суровую реакцию командования фронта и партийного руководства. Командира и комиссара дивизии арестовали и предали суду военного трибунала. Фронтовой прокурор М.Г.Грезов обвинил их в измене Родине, потребовал расстрела. Но трибунал пришёл к выводу, что формально измена Родине в составе преступления отсутствует.
Уже после войны председатель фронтового трибунала Исаенков так вспоминал то дело: «Мы, судьи, разбирались со всеми обстоятельствами дела и нашли, что такого преступления, как измена Родине, в поступках этих людей не усматривается: были – халатность, еще что-то, но жизни их лишать не за что. Прокурор Грезов отреагировал жалобой на «либерализм» трибунала. Жданов меня вызвал и начал с разноса. Но я ему сказал: «Андрей Александрович, вы ведь сами всегда инструктировали нас: судить только в строгом соответствии с законами. По закону, в действиях этих лиц «измены Родине» нет». – «У вас есть с собою Уголовный кодекс?» – «Есть…» Полистал, показал другим: «Вы поступили правильно – в строгом соответствии с законом. И впредь поступать только так. А с ними, – добавил загадочную фразу, – мы разберемся сами…»
В итоге высшее государственное руководство приняло решение о казни «во внесудебном порядке», прямо приказав трибуналу утвердить смертный приговор. Командующий и комиссар не выполнившей приказ дивизии – полковник Иван Фролов и полковой комиссар Иванов – были расстреляны.
Суть их преступления заключалась в следующем – дивизия в ночь с 27 на 28 ноября 1941 года должна была атаковать немецкие позиции во взаимодействии с лыжным отрядом морской пехоты, который по льду Ладожского озера вышел в тыл к немцам. Отрядом лыжников командовал Василий Маргелов, будущий «десантник № 1», создатель Воздушно-десантных войск. Тогда полк, которому не пришла на помощь злосчастная дивизия, был почти уничтожен, сам Маргелов тяжело ранен и чудом вынесен с поля боя. 2 декабря 1941 его на носилках принесли в качестве свидетеля на судебное разбирательство в трибунале фронта. Спустя много лет Маргелов рассказал, как приговоренные к расстрелу комдив и комиссар просили у него прощения за гибель отряда морских пехотинцев…
Суд на казарменном положении
4 декабря 1941 года по приказу Жданова (оформлено это было как приказ Военного совета Ленинградского фронта) городской суд Ленинграда был преобразован в Военный трибунал города. Если первые три месяца блокады ленинградские суды действовали, фактически, в обычном режиме, то с декабря их перевели на военное положение.
Все районные суды города отныне подчинялись Военному трибуналу Ленинграда (бывшему горсуду), а самой высшей кассационной инстанцией стал Военный трибунал Ленинградского фронта. То есть с 4 декабря 1941 года блокадный город не только фактически, но и де-юре был подчинён фронту.
С этого дня ленинградские суды превращались в военные части. Судьи переводились на казарменное положение, отныне они жили прямо в кабинетах и подсобных помещениях бывшего горсуда (набережная Фонтанки, дом 16). Устанавливались круглосуточные дежурства судей, им всем выдали военную форму и личное оружие, винтовки и пистолеты. Вся судебная работа тоже переводилась на круглосуточный график, как у штабов воюющих армий.
В первую очередь это было связано с желанием властей ужесточить контроль за всеми сферами городской жизни в условиях вражеского окружения, в том числе за судопроизводством в городе, где на момент начала блокады находилось ещё свыше 3 миллионов гражданских жителей. Но был и один «бытовой» момент, связанные с превращением городского суда в военный трибунал – именно с декабря 1941 года в Ленинграде начался настоящий голод, а работники суда, став военнослужащими трибунала, получали право на армейский паёк. В первую блокадную зиму войска Ленинградского фронта также испытывали трудности с продовольствием, но всё же армейские питание всегда было лучше городского. Тем самым ленинградские судьи спасались от скудной тыловой пайки и голодной смерти – никто из судей Ленинградского военного трибунала не умер от голода за время блокады.
Впрочем, и с военным пайком блокадный быт судебных работников не был лёгким. Круглосуточно работать и жить приходилось в почти неотапливаемых помещениях горсуда под регулярным артиллерийским обстрелом немецких орудий. В судебных кабинетах установили печки-буржуйки, а нормированные порции дров судьи сами везли со складов, пилили и кололи. Отсутствовало электричество, а поскольку керосин тоже отсутствовал, то в первую блокадную зиму многие судебные заседания велись в прямом смысле при свете самодельных лучин.