Неожиданная Россия
Шрифт:
Надменный, но наблюдательный европеец Дюбель оказался хорошим аналитиком и действительно дожил «до сей эпохи», когда, наверняка не без удовлетворения читал известия о первой опиумной войне. Пока же, за четверть века до столкновения Британской и Китайской империй, он пророчествовал: «Долговременный мир, коим наслаждаются китайцы со стороны соседей, много способствовал к растлению нравов и ослаблению духа бодрости и мужества. Может быть, нет в свете народа менее воинственного, как китайцы. История завоевания сего государства татарами служит тому доказательством. И если бы Китай не был окружен морем и слабейшими соседями, то бы давно сделался добычею первого отважного завоевателя. Но вот приближается к ним от запада сосед, которого должны они страшиться, и против которого нет никакой обороны. Я разумею британцев в Ост-Индии; владения их в сей стране придвинулись уже к самим границам Китая…»
Капиталистический опиум
К началу XIX века бурно развивавшийся европейский, прежде всего британский капитализм, потребовал доступа к богатейшему китайскому рынку. Ключом к проникновению на этот рынок для англичан стал опиум.
По странному совпадению, в 1757 году, когда маньчжуры вырезали джунгар (своих последних в регионе относительно боеспособных противников) и присоединили к Китаю территорию будущего Синьцзяна, британская Ост-Индийская компания захватила в Бенгалии районы, производящие опиум. Опиум и стал первым товаром европейских торговцев, который нашёл широкий спрос на прежде самодостаточном китайском рынке.
Первые медицинские сведения о свойствах опия в Китае находят в книге рецептов «Средние страны», появившейся в Х веке, в эпоху долгих междоусобных войн и переворотов между падением империи Тан и воцарением династии Сун. Первоначально, китайцы позаимствовали от индийских мусульман способ варить мак и из полученного опия делать «хлебцы». Однако им куда больше полюбилось курение опия, которое вызывало иное, более глубокое действие. Изготовление опия для курения, «тчанду», как китайцы называли этот процесс, требовало особой обработки опия: только после многомесячного ферментативного брожения изготовляются шарики, которые и вкладываются в специальные длинные трубки для курения. Уже при первых вдохах дыма человек впадал в сладкую дрему наркотического опьянения. Как оказалось, именно индийский опиум из Бенгалии обладал особым качеством и приобрёл широкий спрос в Китае…
Уже к концу XVIII века англичане наладили бойкую торговлю этим специфическим «товаром», занимавшем к рубежу веков свыше трети всего объёма английской торговли с Китаем. И если раньше европейцы вынуждены были щедро платить добытым в американских колониях серебром за чай, шёлк, фарфор и прочие популярные у европейской элиты товары Поднебесной, то теперь поток серебра – основной в том мире расчётной валюты, значительная часть которой до того оседала в Китае – хлынул в обратную сторону.
Масштабы наркоторговли были просто фантастическими. Только в одном 1837 году англичане ввезли в Китай 2535 тонн опия, выручив за него 592 тонны серебра. А ведь кроме англичан в наркоторговле подвизались и американцы, перепродававшие в Китай более дешёвый и менее «качественный» турецкий опиум, и прочие европейские торговцы. Всего же в 1837 году в обмен на опиум из Китая утекло свыше 1200 тонн серебра. Вымывание из страны серебряной монеты перекосило всю экономическую и финансовую систему Китая, вызвав катастрофическое удорожание серебряной монеты и как следствие – резкий рост налогового бремени и снижение уровня жизни основной массы крестьянского населения, в быту пользовавшегося мелкой медной монетой, но платившего подати серебром.
Помимо экономического удара, торговля опиумом, естественно, наносила страшный удар по моральному и физическому состоянию китайской нации, а при таких гигантских масштабах, и по её генофонду. Причём в первую очередь наркоманами становились представители элиты, ведь у большинства крестьян просто не было средств на покупку опия. По оценкам современников среди пекинских чиновников в XIX веке было 10–20 % курильщиков опия, а в прибрежных провинциях и портовых городах юга Китая таковых было свыше половины. Наркоманами стали даже некоторые маньчжурские принцы. А после того как под влиянием высокого спроса плантации мака появились в континентальном Китае, и их менее качественный, но дешёвый опиум стал доступен простолюдинам, к наркоманам-принцам и наркоманам-чиновникам присоединились наркоманы-крестьяне, наркоманы-солдаты и даже наркоманы-монахи…
Как с ужасом писал современник: «Днем люди спали, а ночью бодрствовали; ясным светлым днём не слышно было и человеческого голоса, царила тишина, а ночью при свете луны и красных фонарей открывался дьявольский базар…»
Курение опиума на полтора века стало бичом китайской жизни, и даже в первой половине XX века многие видные политики и военные деятели Китая всех противоборствующих лагерей – вроде маршала-«милитариста» Чжан Сюэляна или главного красного маршала Джу Дэ, бывшего в молодости курильщиком опия – не были свободны от этой пагубной страсти. И только жесткая диктатура Коммунистической партии Китая позже сумеет обуздать наркотическую эпидемию.
А пока же чиновники империи Цин упивались опиумными галлюцинациями, а их более корыстные коллеги упивались подсчётом коррупционных барышей, которые приносила нелегальная торговля маковым зельем. Всеобщая коррупция стала третьим – помимо ущерба генофонду и экономике – злом, занесённым в Китай на парусах быстроходных опиумных клиперов, порождённых бурно развивавшимся европейским капитализмом.
«Опиумные войны» Запада против Китая
Многочисленные попытки искоренить опиумную торговлю и конфискации наркотического товара у европейских купцов, в 1839 году закономерно привели к первому военному столкновению европейской и китайской армии – «Первой опиумной войне».
В отличие от европейских войн, эта война была необъявленной. Она и не могла быть объявленной, в силу отсутствия дипломатических отношений между Китаем и остальными странами. Китайцы первоначально не знали даже символики белого парламентёрского флага, а британские представители для обращения к Китаю вынуждены были использовать выходящую в Макао, старинной португальской колонии на юге Китая, газету на китайском языке. Воистину – это была война миров…
В 1840-42 годах британский флот, уже тогда по праву считавшийся сильнейшим в мире, и экспедиционные силы нанесли ряд чувствительных ударов по маньчжурской империи. Они захватили крупнейший центр на юге страны – город Гуанчжоу (Кантон, как его называли европейцы). Именно тогда англичане надолго утвердились возле Гуанчжоу, создав на близких островах свою военную и торговую базу Гонконг.
Столкновение пароходов и нарезных ружей с луками и фитильными аркебузами привело к закономерному результату. В 1842 году британские паровые канонерки, поочерёдно громя китайские форты и крепости с многочисленными средневековыми пушками, прорвались на двести километров вверх по реке Янцзы и нанесли удар по ключевой точке Китая. Интервенты блокировали Императорский канал – 1700 километровую искусственную водную артерию, по которой Пекин и северные провинции снабжались рисом плодородного юга страны.
До появления парового двигателя такой прорыв вглубь континента вверх по течению великой реки был бы просто не возможен. Китайские полководцы, воспитанные на классическом каноне древней китайской военной мысли – трактате «У-цзин», собранном и отредактированном ещё в эпоху династии Сун в XI веке – просто не могли себе такого представить. И потрясённый Китай вынужден был подписать мирный договор, выгодный Британской империи – британцы получили Гонконг, контрибуцию в 555 тон серебра и право торговать в китайских портах.