Неожиданная Россия
Шрифт:
Так что молодой военный атташе России оказался в эпицентре «Большой игры» или «холодной войны» XIX столетия. Внешне он вёл насыщенную жизнь юного аристократа – участвовал в придворных балах и прочих светских развлечениях, тесно общаясь с «верхами» всей Западной Европы. Был лично представлен британской королеве Виктории и французскому императору Наполеону III.
Однако, в перерывах между балами и скачками, Николай Игнатьев наладил активный сбор разведывательной информации. Даже слишком активный – в 1857 году он украл у англичан образец новейшего унитарного патрона для винтовки. На тот момент это была самая передовая и сложная разработка для вооружения сухопутных войск. Атташе поступил как настоящий шпион: вынес патрон из Лондонского арсенала прямо в рукаве своего полковничьего мундира.
Англичане Игнатьева за руку не поймали, но намекнули, что юный атташе слишком активен. Царь, соблюдая дипломатический политес, отозвал своего крестника в Петербург. Да и самому Игнатьеву явно наскучил «мрачный, туманный и душный» Лондон, как он характеризовал этот город в письмах к родным, противопоставляя британской столице понравившийся ему «постоянно весёлый Париж».
В России Николай Игнатьев произвёл на царя впечатление своими аналитическими докладами об азиатской политике Британской империи, которая тогда завоевала всю современную Индию с Пакистаном, и начала колониальные походы в Иран и Афганистан. Российскую империю беспокоила возможность проникновения Британской империи в Среднюю Азию, вплотную к русским границам. И царь почти сразу после Парижа и Лондона направил молодого полковника Игнатьева продолжать «Большую игру» (или «холодную войну») в самый центр Азиатского континента – главой посольства в абсолютно средневековые Хивинское ханство и Бухарский эмират.
«У русского царя полковников много…»
Весной 1858 года на 559 верблюдах посол Игнатьев со свитой отправился из Оренбурга через степи и пустыни, мимо Аральского моря, к реке Амударье. В то время такое путешествие само по себе было трудным и опасным мероприятием, но оказалось, что 26-летний полковник с походом в диких степях справляется не хуже, чем со светской жизнью в европейских столицах.
Центр Азии тогда жил еще в полном средневековье с процветающей работорговлей. В Хивинском ханстве из 500 тысяч населения 200 тысяч были рабами. Как писал один из участников того посольства: «У среднеазиатских владетелей отсутствует понятие о международном праве, у них игра в жизнь и смерть человека есть не более, как шутка». Николаю Игнатьеву пришлось испытать все эти «шутки» на себе.
Персидский раб в Хивинском ханстве, европейская гравюра середины XIX века
В ходе сложных переговоров, хивинский хан, желая запугать русского посланника, во время очередной встречи с ним посадил на кол двух рабов и попросил посла быть сговорчивее, чтобы тоже не познакомиться с колом. Полковник Игнатьев мужества не потерял и спокойно ответил средневековому тирану: «У русского царя полковников много и пропажа одного не произведёт беды». Хивинский хан понял намёк («много полковников» – большая армия) и больше так не «шутил». С эмиром соседней Бухары посол Игнатьев установил более дружеские отношения – эмир даже согласился из уважения к послу вести переговоры, сидя на европейском стуле, а не традиционно на ковре…
В Хиве и Бухаре полковнику Игнатьеву удалось договориться о противодействии британцам, о привилегиях русским купцам и о процедуре освобождения из рабства подданных Российской империи. Ознакомившись с многостраничным отчётом Игнатьева император Александр II оставил резолюцию о работе посла: «Он действовал умно и ловко и достиг большего, чем мы могли ожидать».
Домой молодой посол возвращался, сидя верхом на слоне, которого бухарский эмир подарил русскому царю. На северном берегу Арала полковник Игнатьев встретил гонца с царским приказом – оставив посольский караван, изо всех сил срочно спешить в Россию. Севернее Аральского моря уже начиналась зима, и Николай Игнатьев едва не погиб в снежном буране посреди голых степей, обморозив лицо и руки.
Чудом он добрался до Оренбурга, где его уже считали погибшим. Здесь Игнатьев узнал о том, что царь присвоил ему звание генерал-майора и отправляет с особо важной и секретной миссией в Китай.
«Не понимаю русских людей, которые желают вооружать китайцев…»
Изначально 27-летний генерал не планировался послом в Китай и не должен был вести важные переговоры. Его задача была другой – чисто военной. Он назначался главой группы военных советников, которые вместе с новыми ружьями отправлялись в Китай, чтобы учить тамошних солдат современной войне.
В Петербурге тогда очень опасались, что англичане и французы, всего три года назад успешно воевавшие против России, пользуясь превосходством европейского оружия, смогут подчинить Китай и, тем самым, угрожать нашей стране не только с Запада, но и с Востока. Император Александр II решил продолжить «Большую игру» (или «холодную войну») и на дальневосточных просторах Поднебесной. Уже опытного Николая Игнатьева он счёл идеальной кандидатурой для, как выразился сам царь, «трудного и щекотливого дела» в Китае.
Ранней весной 1859 года Игнатьев, во главе огромного обоза из 380 саней с 10 тысячами новых нарезных ружей и массой других военных припасов, тронулся от Урала к границам Китая. С огромным трудом преодолевая бездорожье и распутицу он прошёл три с половиной тысячи вёрст до Иркутска, прибыв в «столицу» Восточно-Сибирского генерал-губернаторства 16 апреля 1859 года в два часа ночи.
Здесь Николай Игнатьев провёл неделю, общаясь с генерал-губернатором Муравьёвым-Амурским о ситуации в Китае. Именно Муравьев рассказал посланцу в Пекин, что китайские власти отказываются ратифицировать подписанный в прошлом 1858 году пограничный договор и категорически не хотят согласовывать размежевание владений южнее Амура. Муравьёв высказался и против попыток оснащать китайцев современным оружием. «Не понимаю русских людей, которые желают всему учить и вооружать японцев и китайцев. Выучат их и без нас, а нам лучше самим учиться, чтобы не отстать…» – говорил он Игнатьеву и позднее эти же слова повторил в донесении в Петербург.
Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьёв-Амурский
Молодой генерал Игнатьев согласился, что в таких условиях совершенно незачем дарить Пекину самое современное оружие, тем более, что русские солдаты на дальневосточных рубежах всё ещё пользуются старыми гладкоствольными ружьями. С большим трудом привезённые новые винтовки оставили для вооружения «сибирских линейных батальонов» русской армии.
Так что в Китай генерал Игнатьев отправился «налегке», без щедрого подарка в 10 тысяч ружей. В пути его нагнала депеша из столицы – МИД Российской империи предписывал ему «способствовать нашим пограничным интересам», то есть попробовать уговорить китайцев пойти на уступки в Приамурье и согласиться с договором, который они сами же подписали год назад.
Впрочем, в Петербурге и не надеялись, что молодой дипломат сможет добиться успеха – он должен был лишь не давать Пекину «забыть» о нерешённом пограничном вопросе. Как в те дни говорил сам царь, обращаясь к министру иностранных дел Горчакову: «Ничего хорошего в этом деле уже не предвижу».
«Ответы уже даны и говорить более не о чём…»
Покидая Иркутск, чтобы отправиться в Пекин, генерал Игнатьев несколько дней провёл в обществе ссыльного революционера Михаила Бакунина. К тому времени этот знаменитый анархист уже поучаствовал в нескольких европейских революциях и отбывал в Сибири вечную ссылку. Царский генерал и убеждённый монархист несколько дней пропьянствовал с ссыльным революционером, они обсуждали мировую политику, много спорили о судьбах России и расстались совершенно довольные, на всю жизнь сохранив хорошие воспоминания друг о друге.