Неожиданность
Шрифт:
— Вот и чудненько. Яцек, в беседу не вмешивайся. Через забор полезут, — руби мечом, пока Ксюшка за подмогой в дом обернется.
— Да я и без меча…, — начал было бесхитростный польский воин-волхв.
Я помахал в воздухе ладошкой, вроде: нет, нет, и с выражением сказал:
— Вот убежит КСЮШКА (с нами стукачок!) — там и убивай, как хочешь!
— ААА (вот ведь ГАДИНА!), — понял недогадливый зарубежный паренек, — конечно, конечно…
То-то, польский брат-волхв, инквизиции у нас конечно нету, но попы рыскают повсюду.
Мы пошли в избу. По дороге к крыльцу решили сделать так: узнает кого Олег, сразу начинает бандита бить, а мы разбираем оставшихся.
Дверь была не заперта. Зашли. При свете отнюдь не жалких лучин, а дорогих свечей, пировала банда. Кривой с Косым сидели лицом к двери, в центре стола.
Разбойников было пятеро против нас четверых. Начало матча, счет — 5:4.
Но у нас в козырях был я, обученный ушкуйником по полной программе и двое с богатырской силушкой. А у них кто? Кривой с косым? Ерунда! А против их вооруженности мы выставили внезапность нашего нападения.
И понеслось! Первым ударил Кривого оборотень. Тот ушел от удара даже сидя, тут же прыгнул на Олега и начал его душить. У остальных блицкриг пошел удачнее.
Таня ударила по наглым мордам кулаками сразу с двух рук. Счет стал 3:4 в нашу пользу, аспиды упали и встать не пытались. Емеля приложил только одного и только один раз. 2:4, паразит хрипел на полу. Я за это время сделал успевшего вскочить на ноги Косого ушкуйной мельницей: кулак левой руки снизу в челюсть; удар правой в раскрывшееся солнечное сплетение, или под дых, как это звал Матвей; еще раз правой (но можно и левой!) рукой ребром ладони по задней поверхности шеи согнувшегося ворога. Все! 1:4.
Длилось это все и у всех ровно секунду. Но оставшийся гаденыш, не обращая внимания на наш качественный и количественный перевес, бойко душил вервольфа. Я было сделал шаг в сторону распоясавшегося Кривого, желая помочь любимцу коней, но не успел. Татьяна мгновенно, как грозный ангел возмездия, огрела душителя по голове тяжелой кулачиной. Семь, восемь, девять, ножки в щегольских сапожках перестали дергаться, аут! 0:4. Наша взяла! Пять нокаутов за три секунды — редкое достижение в драке толпа на толпу. Лидером среди нас, конечно же, гляделась вышибала — завалить троих за этот период, это дорогого стоит!
— Изымаем кошели у этих гнид и ищем наворованное! — подал я очередную упрощенную интерпретацию большевисткого лозунга — экспроприация экспроприаторов — ворованное воруй!
Ободрали все что можно и нашли Олеговы вещи. Мужик приоделся и просто засиял, особенно в Таниных глазах-озерах. Потом я отобрал наиболее дорогие шмотки и сложил их в отдельный мешок. Денег мы набрали около 120 рублей в основном в дирхемах, динарах и солидах. В пересчете на киевские деньги это составляло 30 полновесных гривен — шесть килограммов серебра. Неплохой улов для одного вечера!
В общем, когда
И меня вдруг охватило такое ожесточение к людям, которые дня в этой жизни не отработали и привыкли жить за счет других, что я понял — не буду с ними договариваться, обсуждать степени нашей вины по местному уголовному кодексу — «Русской Правде», которую они явно изучили лучше любого Богуслава, показывать загримированный глаз Олега, ломать им пальцы.
Я их поубиваю. Но не как волхвы, — глянул и все умерли, а так, как это делают легальные целители 11 века — ведуны. После их игр в ласковые гляделки человек лишается воли и интеллекта. Это овощ, который будет жить долго, если его будут кормить и поить с ложки. Он уже никогда не расскажет, кто ему вынес такой приговор.
Жестоко? Да! Негуманно? Разумеется! Не гуманист я в отношении таких людей. И до сих пор считаю, что отмена смертной казни в моей стране — это уступка Западу и большая ошибка. В самой гуманной стране мира — США, где народ поголовно гуманист на гуманисте, убийц до сих пор волокут на электрический стул, и этим все довольны.
И этих нелюдей, которые самозабвенно впятером пинали Олега в промежность, хохоча при этом от радости, и прекрасно понимая, что ему после этого не выжить, оставлять в живых нельзя. Они ему дали несколько дней жизни, и я расщедрился так же. А если есть у этой погани любящие их люди, которые будут эти овощи и поить, и кормить, причем отнюдь не за счет безвинных налогоплательщиков, так пусть еще поживут. И я исполнил свой приговор.
— Ладно ребята, приглядите тут за ними, — попросил я своих бойцов. — Мне на двор надо выйти.
Подошел к калитке.
— Долгонько вы там, — пробурчала недовольно Оксана. — я уж тут двоих от калитки еле отогнала. А этот твой, говорить со мной вообще не хочет. (Ибо не любит болтунов и стукачек, подумалось мне.) И денег еще не видала! (А вот это вполне решаемо!)
Я отсыпал ночной бабочке пять полновесных дирхемов.
— Может еще какая служба есть? — спросила враз повеселевшая трудоголичка.
— Ты кого-нибудь из знакомых Косого или Кривого, близкоживущих бандитов знаешь?
— Да вон через двор Афоня Лапоть проживает, забегал недавно. Ответила, как ты велел!
— Хорошо. Сейчас мы все уйдем, а ты немного подождешь, и отправишься к Лаптю.
— Зачем это?
— Чтобы заработать еще пять рублей.
— О как! А чего надо сделать?
— Сказать, что Косой купил где-то две бутылки очень дешевой водки, и разбойники с нее очуднели — сидят и лежат на полу, разговаривать не хотят. Этой водки не осталось, другая вся хорошая.
— А то что Афонька этого видел? — кивок в сторону Венцеслава.