Неожиданность
Шрифт:
Ничему это не мешает!!! Захочет — враз изловчится!
— Володь, ты чего это за голову взялся? И перекосило как-то всего? Тебе не плохо?
Я бросил ощупывать глупую головушку, на которой и положенных-то шишек никаких не сыщешь, и ответил:
— Мне хорошо. С побратимами, в чистоте и тишине, мне очень хорошо. Глупые мысли донимают, на Капитолину глядючи!
Побратимы захохотали.
— А ведь он взревновал!
— Я тоже, как про брошенную на лесопилке Елену вспоминаю, аж переворачивается во мне все! Столько там купчиков и приказчиков
— А во Франции эти швали-шевалье такие обходительные да ловкие, аж дух перехватывает! И золота для заманивания честных девиц в свои сети не жалеют! По пятнадцать златников зараз с улыбкой отдают! Манилы иностранные! И такие молодые… Одно слово — сволочи!
Поняв, что не я один тут этой дурью маюсь, успокоился, и мы продолжили дальше.
Сообщили Матвею о предстоящем церковном разводе у Богуслава после обедни. Затем я спросил, встанет ли один мой побратим-ушкуйник в случае чего за моего другого побратима-боярина на Божьем Суде против бойца от бояр Нездиничей, и получил положительный ответ. Тут зашел Венцеслав и позвал нашего убийцу на задний двор потренироваться бою на саблях, и молодые, над чем-то хохоча, удалились.
— Знаешь, Володь, я вот вроде никогда труса не праздновал, но завидев такой порхающий кинжал возле собственного носа, тоже бы шмыгнул в ближайший проулок!
— Да и я бы не отстал, ох не отстал!
И два матерых храбреца развеселились не меньше молодежи.
— Слав, а чего ж твои дружинники своего бывшего ратника в Елисее не признали? Подошли бы по-свойски, так мол и так, браток, обнищали дескать совсем, подкинуть бы монеты надо.
— Так некому узнавать то! У Мономаха лучшая дружина на Руси, и сам он в полной силе. Очень хорош его нынешний воевода Ратибор, я сам его всему, что знаю, обучил. Захотел бы Владимир, князем Киевским сейчас сел, а не Переславским сидельцем! Да не захотел он, вишь, с родней воевать, терпеть не может бойни русских против русских.
А Мстислав парнишка молодой, воевода тоже хват вроде него, славными подвигами пока не отмечен, дружина неопытная, большой крови не повидавшая, в бою не слаженная, толпа, а не рать. Пока там все тихо, да вдруг какой супостат налетит, не угадаешь.
Поэтому я в Переславле самую молодь оставил, а всех ветеранов с собой в Новгород увел, чтобы и там надежный костяк был, который в бою не растеряется. Сейчас здесь самый опытный Лазарь, так и он через год или два после ранения Елисея пришел. Кстати, пора идти жалование раздавать, отощали семьи у народишка вконец.
— Дело нужное. Серебра наши у тиуна вчера целый мешок отбили, на всех хватит.
— Года на три, — уточнил боярин.
— А я пойду по терему пройдусь, посмотрю, как там дела. Не забудь деньги и девкам после беседы с епископом выдать, тем, что у нас взаперти сидят, и дружинникам, что их караулят.
— Ты девицам, вроде, еще монеты обещал?
— Если удачно выступят у епископа. А то эти дуры могут такую чушь понести, что аж ахнешь. Нечего их
— Девахи ныть не будут?
— Вот сейчас к ним к первым и зайду.
И мы отправились заниматься кто чем.
У девчат было хорошо: обе были умыты, не накрашены и накормлены. А то заявятся к епископу размалеванные как мартышки, сразу все подумают: у развратной боярыни и девки такие же, ни в чем им верить нельзя — продажные твари! Увидев меня, скромнейшие и приличнейшие девицы оживились и загалдели.
— А долго еще тут торчать будем?
— А нельзя ли по-быстрому к себе сбегать? Взять бы кое-что надо!
— А можно…
Переслушивать этих дур и бесконечно объясняться с ними в мои планы не входило.
— Конечно все можно, девочки! Идите куда хотите, делайте, что пожелаете, обсудите все дела с подружками!
Такая свобода несколько смутила облагодетельствованных.
— А чего нельзя? — поинтересовалась более тертая Мария.
— Да пустяки! Нельзя будет после этого по десять рублей получить, начальницей стать и, скорее всего придется на Посад шлепать жить.
— За что же так?
— За дурость! Не хочу я вам одно и тоже по сто раз объяснять! Не можете просто дойти до епископа, сказать по несколько слов и грести подарки после этого лопатой, значит пошли отсюда вон! Нам такие идиотки не нужны! Мы таких на дух не переносим. Все.
Удивленным дружинникам я сказал:
— Пошли отсюда ребята. Нечего с ними время терять.
Враз поумневшие девицы бросились ко мне и загалдели пуще прежнего:
— Мы посидим!
— Мы пойдем!
— Мы все скажем!
— Не вздумайте врать и чужие басни пересказывать! За это вас Богуслав засечет! Вам деньги будут дадены не за то, чтобы вы вранье, угодное начальству пересказывали, а только за смелость — что против боярыни и ее прихлебательниц не устрашились пойти. И ни за что другое!
— Мы поняли!
— Мы все поняли!
Я вздохнул. Что сейчас, что через девятьсот лет хлыст и палка на Руси были и будут гораздо эффективнее пряника.
— Мужики, там воевода затеял раздачу жалованья дружине, вам как удобнее будет получить: самим сбегать или через Лазаря?
— Конечно! Самим! — гаркнули дружинники.
— Тогда немножко обождите, пока мешок из подвала притащат, раздадут тем, кто в очередь пораньше вас встал. Сбегайте по одному, девок без присмотра не оставляйте!
— Все как надо сделаем, боярин!
— За нас не волнуйся, не подведем!
Всегда больше любил работать с мужчинами! И это вовсе не из-за моего полового шовинизма. А вот в постель — только с противоположным полом! Вот такой уж я, не перенявший европейские веяния 21 века, отнюдь не участник гей-парадов.
Опять встревожились теремные работницы.
— А нам когда жалованье платить будут?
— Жить совсем не на что!
— Вам боярыня платит. Вот к ней и обращайтесь.
— Да она воровка на пару с тиуном!