Неожиданность
Шрифт:
Но тут народ разорался, и я пошел звать слушателей.
— Вы чего там голосите? — поинтересовался Хирон. — Распеваетесь?
— Распелись уже, — мрачно буркнул я. — Идемте, возле нас встанете.
Галдящие китоврасы вновь окружили нашу ватагу кольцом, притихли (какие они все-таки шумные!), и концерт начался. В связи с тем, что грабители поголовно говорили басом — сказывалась увеличенная и уплощенная против человека грудная клетка, я выбрал самый высокий тенор-альтино — удивим этаким нестандартным для них вокалом.
Во поле береза стояла,
Во
Люли люли стояла,
Люли люли стояла.
К концу я уже выдавал такие рулады, что ахнешь!
Я ж пойду погуляю
Белую березу заломаю.
Люли люли заломаю.
Люли люли заломаю.
Срежу с березы три пруточка
Сделаю три гудочка
Люлю люли три гудочка
Люли люли три гудочка.
Конечно, незатейливо, да зато как душевно!
Но кентавры оценили эту вещицу иначе.
— Зачем было ломать дерево? Из-за дурацких трех дудок? Собрался в три горла дудеть?
Что ж, не прошел фольклор, выставим классику. В этот раз загудел привычным для слушателей низким басом-профундо.
Вечерний звон! Бом! Бом! Вечерний звон!
Как много дум наводит он! Бом, бом.
Выражение лиц конелюдов представляло собой смесь равнодушия и скепсиса. Конечно, где тут в этой степи проникнешься прелестью колокольного звона! Тут и церквей-то близко никаких нету.
Резерв! Затянул колоратурным контральто:
Соловей мой, соловей
— перешел на плавающее сопрано:
Га-а-ала-а-асистый са-а-алавей!
Женская прелесть тоже никого не вдохновила. Разгром был полный!
Хирон сказал:
— Ты, конечно, голосист, и арии у тебя заманивающие, но душевной жилки в тебе нету. Нету притягательного огня, одухотворяющего пение. Иди отдохни.
Дальше пошло еще хуже. Кузимкула, Венцеслава, Наину и Фаридуна кентавры отсекли сразу за попытку исполнения песен на непонятных для них языках — душевности все равно не будет. Попытки иноязычных народов пристроить тексты с переводами были безжалостно пресечены.
— Много языков знаем, — басил стоящий справа от Хирона Агрий: — греческий, латинский, русский, печенежский, половецкий, неплохо понимаем и хазарский, но таких странных наречий, как у вас, и не слыхали, и не ведаем.
Песен на указанных языках инородцы исполнить не смогли.
Матвей своим приятным баритоном успел исполнить только первый куплет и припев. Отправили улучшать репертуар.
— Не надо про резню и грабеж! Сами этим живем. Посиди, подумай, может чего безобидное вспомнишь.
Высунулся Богуслав. Все сразу вспомнили его пение про поход в Тьмутаракань и мысленно застонали. Предчувствия нас не обманули.
Полились какие-то мерзкие песнопения о разухабистой девице, творящей разнообразные непотребства и после этих действий припевом шло:
А Тася улыбнулась,
Назад не оглянулась.
Обдернула юбчонку
И отошла в сторонку.
Музыка была поганей некуда, вокал хромал на каждом шагу — периодически Слава даже пускал петуха. Пел он очень уныло, без вдохновения. Песня была длинной и даже не забавляла.
Я
Взять что-нибудь из того, что сотни лет ценится русским народом, к примеру:
Мне малым-мало спалось
Ой, да во сне привиделось.
Казацкого есаула заменить на догадливого кентавра:
А кентавр догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать…
И только тут я впервые обратил внимание какова реакция слушателей на мерзопакостные боярские куплеты. Человеческий верх у всех вел себя по-разному. Одни уперли руки в боки и подбоченились, другие пытались дирижировать, третьи еще что-то, но равнодушным не остался никто. Передние ноги в лошадиной части приплясывали у всех, многие пытались тихонько подпевать. Триумф был полным!
Наконец песенке пришел конец. Кентавры обождали, не польются ли еще замечательные песнопения, затем начали хлопать в ладоши. Рукоплескания быстро переросли в овацию.
Затем китоврасы стали требовать продолжения концерта. Они яростно орали, усиленно размахивая хвостами и топорща гриву:
— Еще! Пой еще! Песню!
Богуслав вздохнул и начал петь аналогичную нуднятину, но был прерван криками:
— Эту не надо! Опять про Тасю давай! О юбчонке снова спой!
Песня враз стала шлягером. Славе пришлось ее спеть еще три раза, и только после этого публика удовлетворилась.
После этого долго переписывали древнерусский шедевр, кричали и переводили текст на более привычный конелюдям греческий, пытались спеть сами. Надо сказать, получалось гораздо мерзей, чем у заместителя Орфея Богуслава.
Я стоял и беседовал с Хироном, черпая знания из Интернета.
— А я думал, что ваш народ Геракл перебил.
— Это миф, — отрицал кентавр, — сам от нас едва ноги унес, когда отравленные стрелы кончились.
— Чего ж тогда из родной Эллады ушли?
— Захватили власть римляне, навязали свою христианскую религию. При старой греческой вере, при всех этих Зевсах, Артемидах и Гермесах, спокойно жили-поживали, горя не знали, жрецам храмов этих богов до нас никакого дела не было. Жили мы в лесах да в горах, возделывали землю, выращивали овощи, злаки и фрукты. Иногда предки селились и в человеческих городах.
Основоположник нашего рода Хирон учил человеческих деток, а из них потом вырастали герои, вроде Геракла, Ахиллеса или Ясона, такие врачи, как Асклепий, лучший из лучших певец и музыкант Орфей.
Это потом уж греки в своих мифах понаврали, что тем все дали божества, а реально? Ну уродился ты сильным, умным да голосистым и что? Бог тебя будет учить мечом махать, из лука стрелять, микстуры да настойки замешивать, на лире играть? Всему их Хирон выучил. Только, пожалуй, поторопился он из чересчур буйного Геракла лучника делать, через это и погиб. Поплыли аргонавты за золотым руном, предок им первую в мире звездную карту сделал, а то, глядишь, и не нашли бы никакой Колхиды.