Неожиданность
Шрифт:
Многонациональный центр торговли и ремесел, защищенный двумя изгибами стоящих параллельно друг другу стен, врагов не боялся. Половцы без осадных машин византийский город взять пока не могли, для сельджуков непреодолимой преградой стало Русское море, русские, если и возьмут наружную стену, увязнут перед внутренней.
Мы, заплатив небольшую пошлину, въехали в старинный и в 11 веке город-порт. Белоснежные колонны храмов прежних греческих богов мирно соседствовали с православными церквями, надо всем возвышался громадный маяк. Все постройки Херсонеса были каменными, потому как с лесом в этих краях было очень туго, а завозить его вставало
Мы с Богуславом быстренько вникли в смысл греческого языка с вкраплениями латыни у проходящей мимо с кувшином на могучем плече женщины и взялись расспрашивать ее про постоялые дворы. Тучная горожанка, с коей мы начали опрос, этим вопросом не интересовалась.
— Да живут где-то люди… — и пошла дальше, уволакивая за собой двоих щекастых бутузов, цепко держащихся за ее широченную юбку.
Мы вели лошадей в поводу и озирались. Нужен был какой-то юркий проныра из местных, из таких, что в каждой бочке затычка и все про все знают.
Какой-то изрядно потасканного вида курчавый грек, катящий пустую тележку и спешащий по своим неведомым херсонским делам, показался нам соответствующим нужному образу. Он охотно остановился потолковать с нами. Вытерев вспотевшие от повозки ладони об хитон и внимательно выслушав наш вопрос про постоялый двор, херсонец начал делиться информацией.
— Это вам приличный хотел стало быть нужен, или как мы их называем ксенодохио, — задумчиво произнес он. — Немало у нас таких заезжих дворов, как вы, русские, о них говорите. Только они очень сильно разнятся между собой. Вы можете заплатить по два-три медных нуммия с человека в день и после этого спать на гнилой соломе, прижимаясь к теплому боку коня, не получая за эти деньги никакой еды, а можете найти место, похожее на императорский двор с изысканными кушаньями за золотой солид или тремиссис. Что вы хотите выбрать, я не знаю.
— Нам бы чего-нибудь попроще, чем для знати, но нужно и не то, что можно получить за медь, — разъяснил я. — Уложиться бы в несколько серебряных милиарисиев или кератиев за приличное содержание, пусть даже и без кормежки, вот это было бы то, что нужно. Конечно, должна быть хорошая конюшня.
Херсонец обмыслил мои слова и, прищурив хитрые глазки, сказал:
— Я мог бы вас уважить и отвести к своему двоюродному брату Викентию, который, поселив вас по моей рекомендации, много денег с таких уважаемых гостей, конечно же бы не взял, — тут он вздохнул от невыразимой трудности бытия, — но дела, заботы, к сожалению, не позволяют мне отвлечься ни на миг.
— Ну, полагаю серебряная монета в один кератий разрешит эту проблему? — поинтересовался я.
— Милиарисий! — жестко объявил собеседник, — и я, презрев все свои заботы, отведу вас к брату прямо сейчас.
— Веди!
— Однако это греческое мурло изрядный выжига и плут, заметил по-русски Богуслав, когда мы уже двигались за проводником, бойко катящим свою тележку в нужную нам сторону.
— Наплевать, — отмахнулся я, — пора уже обустраиваться, скоро стемнеет.
Гостеприимец Викентий встретил нас как родных. На хвалебные отзывы о нас братана он бы и не обратил никакого внимания, будь гостиница полна. Но торговый сезон на «пути из варяг в греки» неумолимо двигался к концу, приближалась
А тут — приехавшие на справных конях русские бояре с женщинами и челядью, явно привыкшие жить в роскоши, скупиться, в отличие от бережливых немцев и готландцев, скорее всего не станут. Он сунул родственнику какую-то мелкую монетку и выпроводил его.
— Иди, иди, как тебя там, Ламврокакис, что ли, не мешайся мне тут.
— Да вдруг в какое другое место пойдем, — зароптал сомнительный безымянный родственник, которого почему-то кликали только по фамилии, — я тут близко отличное местечко знаю!
— Никуда больше ходить не придется, мы договоримся! — рявкнул хозяин постоялого двора. И продолжил неожиданно по-русски: — Проваливай подобру-поздорову, покуда цел!
Мы с Богуславом переглянулись: похоже, пришли и можно подавать Олегу команду распрягать лошадей, но на всякий случай денег я Ламврокакису пока давать не стал.
— Подожди нас на улице, вдруг в цене не сойдемся!
Викентий сразу растерял весь свой задор, — тешащую его мысль о заоблачном повышении расценок немедленно пришлось оставить, тут главное не упустить богатых постояльцев, не дать проплыть такому кусищу мимо рта.
Договорились пока на пять кератиев в день, людям без питания, лошадям овса и сена вволю. Выдали гостеприимцу оплату за первый день, заплатили проводнику, проследили с боярином за размещением народа. Все комнаты запирались на крепкие замки — ключи нам были розданы, внизу сидел вооруженный охранник, а в конюшне ночью неустанно бдил конюх — граница была на замке! — и уходить куда-нибудь можно было спокойно.
Викентий уж больно хотел узнать, надолго ли мы у него обосновались, а выяснив, что сами толком не знаем, может и долго проживем, весь замаслился от удовольствия, — такие постояльцы на дороге не валяются! Похоже, не на день-другой, как какая-нибудь торопливая шваль, забежали!
Затем мы с Венцеславом вывели собак во внутренний дворик.
— Марфа! Горец! Посидите тут до нас, поиграйте пока между собой. Никого хватать за горло и душить не надо! Вернемся к ночи ближе, принесем вам еды.
В общем, через час мы всей ватагой уже пробовали в близлежайщей харчевне, куда махом довел нас еще раз дождавшийся верного заработка Христо Ламврокакис — ибо самим нам совсем не улыбалось шарахаться по темноте в чужом неведомом городе, виноградные вина.
Корчма, представленная ушлым греком (хозяин — двоюродный дядя и много с друзей родственника не возьмет) как лучшая из лучших, была в самом деле хороша и на редкость щедра на выбор. Стулья с резными спинками, чистые белые скатерти, красивые солонки на каждом столе — все радовало глаз.
Молодые белые, черные, красные и золотистые вина этого урожая мы с Богуславом отмели сразу — слабоваты они для нашего крепкого желудка и разгульной русской души, всего 9 — 12 градусов, умаешься пить для достижения эффекта, да и какой там с них эффект!
После проб алкогольных напитков покрепче, Слава остановился на чем-то вроде 20-градусного хереса, а я увлекся каким-то местным коньячным изделием, тянущим по моей личной оценке градусов на 45–50, и похожим по вкусу на итальянскую граппу. Также, как и признанный в более поздних веках за эталон напиток, херсонская прелесть была настояна на разных разностях: корице, миндале, каких-то ягодках и травках, и потому пилась легко.