Неожиданность
Шрифт:
— Подороже обычного будет, — гордо заявил трактирщик, — это все-таки инвеккья! Целый год выдержки!
— Тащи, тащи, — призывно скомандовал я, — за ценой не постоим!
Когда мы выпили по первой за успех, достигнутый в бою с Невзором, я оповестил ватажников, что завтра будем расставаться. На родину перса уедут Фаридун, а с ним, если быстро продаст вооружение с наемников черного волхва и своих половецких лошадей, Кузимкул. Не успеют за завтра, могут продавать, конечно, сколько угодно, но оплачивать проживание и питание придется им самим.
Возвращаются на Русь протоиерей
Богуслав, Венцеслав, Иван и Наина остаются со мной, и наш поход продолжается. Народ устал, и споров поэтому не было — все рвались домой.
Я сел, вдруг вспомнил, откуда знаю фамилию Ламврокакис, и заржал, как молодой конь.
— Ишь, как с рюмки-то разобрало, — подивился мой опытный собутыльник Слава, — с нашей водки тебя так не растаскивало!
Я промолчал, криво усмехаясь набитым ртом. После смертельных объятий черного колдуна моя усиленная память стала давать сбои. Чего-то все-таки порушил, гад! Обратился в дороге к священнику-целителю Николаю, а затем к довольно-таки сильному волхву Богуславу.
Вердикты совпадали до мелочей: было, но, к сожалению, утрачено — порвана в клочья и расплющена одна из значительных линий моего биополя. В данный момент восстановить ее не представляется возможным. На мой вопрос, когда такая славная особенность, как великолепная память, восстановится, я получил два исчерпывающих ответа.
Ответ попа:
— Молись, сын мой, у Бога чудес много.
Богуслав:
— Шансов столько же, как и при отращивании оторванной ноги. А вдруг все-таки вырастет!
Говорили они по-разному, но что в лоб, что по лбу, а смысл один и тот же — не будет у меня больше никогда идеальной памяти! Впрочем, при свободном доступе в Интернет это не так уж и важно.
А в случае с греком сработала моя обычная, исконная память. Фамилия Ламврокакис фигурирует в «Истории одного города» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.
«Беглый грек без имени, отчества и чина».
Как точно сказано! Обращение гостеприимца: «как тебя там», тоже вполне соответствовало теме.
Корчмарю родственник был более известен, и он, ничего не спрашивая, сразу же налил племяшу стакан вина, который тот выпил залпом, и вздохнул с облегчением:
— Эх, хорошо пошла! — а потом как-то незаметно и тихо пристроился среди ватажников.
Такой тип людей я хорошо знаю. Христо так и будет виться возле нас, почуяв запах денег. Жестко отгонять его я резона не видел, — может еще и пригодится для наших дел этот всезнающий шнырь.
Вдобавок, он сразу нашел себе родственника, и отнюдь не Наину, у которой родня была рассеяна по всему белому свету. Им, как ни странно, оказался Кузимкул. Как-то сходу вникнув в наши расклады, проявив при этом недюжинные знания русского языка, и выяснив, что боец с Волжской Булгарии, Христо аж заорал от радости и полез к нему обниматься.
— Брат! Мы наконец-то встретились в этом враждебном для нас городе! Ваш род ушел на Волгу, а предки моей матери обосновались в Болгарии.
За это немедленно и выпили. Что и говорить,
Закусывали мы оливками, красным, желтым, фиолетовым, зеленым, а также черным виноградом, поздними синими сливами, потом ели жирную свинину, плавающую в густой, насыщенной острыми и ароматными специями подливке. Следом пошла крупная нежнейшая морская рыба почти без костей, умело поджаренная в оливковом масле, потом толстые куры, запеченные до хрустящей корочки. Все было приготовлено очень искусно, и на удивление вкусно.
Обычный виноград не люблю и есть его не могу. Вкус мне, конечно, нравится, но вот его зернышки вечно запоганят всю картину. Как с этой ягодой не бейся в плане очистки от косточек, какая-нибудь из них обязательно останется, попадется мне на зубы, захрустит, и я все это сплюну. Поэтому употребляю только не очень вкусный меленький бескосточковый зеленый кишмиш. Здесь зеленый был слишком крупен, и косточки даже просвечивали через кожуру.
Положил одну не очень большую черную ягодку в рот просто чтобы местный вкус узнать, и вдруг эта виноградина неожиданно оказалась без косточек. Окрыленный успехом закинул еще одну — то же самое. Торопливо съел еще штук пять, косточки не попадались. И на вкус очень приятен!
Вот оно как! Я ведь всю свою жизнь полагал, что кишмиш — это очередной невиданный успех советских мичуринцев 20 столетия. А он, оказывается, уже и в 11 веке вовсю плодоносит. Хотя это может быть чисто крымское достижение, потом благополучно забытое, кто ж его знает.
Спросил об этом у бегающего туда-сюда хозяина.
— Этот виноград без косточек из Персии в свое время завезли, — просветил меня грек. — Он раньше зеленый да желтый был, персы его кишмишем звали. А у нас в Таврике он изменился: почернел, стал послаще, и морозы начал хорошо переносить.
— А у вас бывают морозы? Потеплело же вроде.
— Раньше каждый год обязательно были, теперь крайне редко случаются. Только этот сорт скоро сойдет на нет.
— А что ж так?
— Хоть и вкусен, да ягод от него крайне мало, невелик дает урожай, потому и очень дорог. Виноградари от этой Астры, как его у нас зовут, стараются избавиться, посадить высокоурожайные сорта. Да его и мало кто любит, косточковые гораздо вкуснее. Поэтому я вам этого винограда немного и положил. Если мешает — унесу.
— Положи-ка его лучше побольше, — скомандовал я, — как раз за нашим столиком любитель Астры выявился. Это я. Слав, ты какой виноград больше любишь?
— Никакой. И ем его крайне редко, не люблю.
— В общем, все остальные сорта винограда по другим столикам разнеси, нам только кишмиш оставь, — дополнил я свое распоряжение корчмарю. Вот теперь и позабавимся!
Вкусный хлеб был выше всяких похвал. На Руси выпечка тоже хороша, но там хлебобулочные изделия были плотные и грубоватые, даже если и брали свое начало от пшеницы. Здесь хлеба были нежны, воздушны, и просто таяли во рту. Эти шедевры хлебопеков можно было кушать сами по себе, безо всяких добавок вроде мяса, сыра или овощей.