Непобедимая

СОСТАВИТЕЛЬ Б. РАЕВСКИЙ

Сборник рассказов ленинградских писателей «Непобедимая» посвящен пятидесятилетию со дня основания Советской Армии. В сборнике — двадцать рассказов, принадлежащих перу шестнадцати авторов.

О суровом периоде гражданской войны, о героизме советских солдат во время Великой Отечественной

РИСУНКИ Л. КОРОСТЫШЕВСКОГО

Весь наш взвод состоял из новичков, и первое время мы занимались хозяйственными работами. Мы разгружали вагоны с углем, перебирали картошку, ходили в кухонный наряд, а по утрам вместо физзарядки совершали короткий марш-бросок к лесному складу и оттуда носили к пилораме тяжелые бревна. Бревна были огромные — едва под силу семерым, а некоторые приходилось поднимать и вдесятером. Сгибаясь от тяжести, мы тащили бревно через весь военный городок, потом старший командовал: «Раз-два — бросили», — бревно гулко ударялось о землю, а мы облегченно потягивались и размахивали затекшими руками. Для многих из нас такая работа была непривычной, и на наших плечах надолго оставались ссадины…

Постепенно мы знакомились друг с другом. Расспрашивали, кто откуда, кто где работал, делились новостями из дому. Вообще народ в нашем взводе подобрался хороший, дружный, и только — вот странное дело! — два человека почему-то с самого начала невзлюбили друг друга.

Однажды, когда сержант, командир отделения, выстроил нас в казарме и окончательно распределял между нами койки, Юрий Самойлов вдруг поднял руку и попросил перевести его на другое место.

— Это почему же? — спросил сержант.

— Так, не хочу… — набычившись, ответил Самойлов.

— Да он просто не хочет спать рядом с Елагиным! — крикнул кто-то из солдат.

— Ну, знаете, — сердито сказал сержант, — если мы все капризы начнем выполнять, здесь цирк будет, а не армия…

Самойлову пришлось смириться и занять койку рядом с Елагиным.

— За что это он тебя так? — спрашивали мы Женьку Елагина, и тот удивленно пожимал плечами:

— Сам не знаю… Какая-то фантазия… Смешно…

Он улыбался, но чувствовалось, что все-таки ему это неприятно.

Пробовали мы расспрашивать и Самойлова, но и от него ничего толком не добились. Он аккуратно свертывал самокрутку, поплевывал на нее и отвечал неохотно:

— Не нравятся мне такие… Вот увидите, он себя еще покажет…

Это казалось очень странным, потому что Женька Елагин был, в сущности, неплохим парнем. Он умел при случае рассказать интересную историю, отлично играл в волейбол и охотно давал в долг деньги. Просто они, Елагин и Самойлов, были очень разные, не похожие друг на друга, наверно, в этом и крылась причина неприязни…

Прошел месяц-другой, мы давно уже разделались с хозяйственными работами и теперь занимались в классах и на плацу. Самойлов и Елагин мирно спали на соседних койках и даже не ссорились никогда из-за общей тумбочки. Так что очень скоро мы забыли всю эту историю и, наверно, никогда бы не вспомнили о ней, если бы не один случай…

Произошло это уже зимой, в декабре. Как-то утром наш батальон подняли по тревоге, и командир, майор, объявил, что сейчас состоится марш-бросок в противогазах. Бежать будем повзводно. Время для каждого взвода засчитывается по последнему. Так что все за одного, один за всех.

На улице стоял легкий морозец, только что, ночью, выпал снег, и теперь даже в декабрьских сумерках ярко белел, пышный и нетронутый.

Мы приготовили противогазы и ожидали, когда дойдет очередь до нашего взвода. Все немного волновались и нервничали, потому что марш-бросок и без противогазов-то — занятие не очень приятное, а в противогазах тем более…

Наконец раздалась команда, мы побежали.

Это было действительно нелегко. Под конец мы все уже задыхались, вскидывали головы, словно так можно было захватить побольше воздуха, спотыкались… Напрягая последние силы, мы бежали к темному лесочку, который маячил уже совсем рядом…

И вдруг раздалась команда: «Взвод, стой!»

Мы остановились, натолкнулись друг на друга, еще не понимая, в чем дело. И вдруг увидели красное, мокрое лицо Елагина. Он был без противогаза, его губы шевелились, он что-то торопливо говорил, только не было слышно что. Мы тоже стянули маски — и тогда услышали его голос:

— Не могу! Не могу! Не могу больше! — быстро повторял он. — Делайте что хотите, не могу!

— Ерунда, — сказал командир взвода, — все могут, а вы не можете? Возьмите себя в руки. Придется все начинать сначала.

Мы замерли. Как? Все сначала? Из-за одного человека?

Но лейтенант уже развернул взвод, перестроил, и мы двинулись назад, к старту.

Второй раз мы не пробежали и ста метров, когда Елагин снова сорвал с себя противогаз. Мы окружили его.

— Ты что ж, хочешь, чтобы из-за тебя все страдали?

— А что мне все? Что мне все? — выкрикивал он тонким голосом. — Я не могу!

— Сможешь! Как миленький сможешь!

Как мы бежали в третий раз, как добрались до леса, этого никто толком не помнил. Наверняка, кто-нибудь из нас не выдержал бы, кто-нибудь тоже бы сорвал противогаз, если бы не Елагин…

Но на этот раз добежали все.

Когда наконец, вымотанные, вспотевшие, мы вернулись в казарму. Елагин уже пришел в себя. Он сидел в курилке и неловко пытался заговорить с нами.

— Как это я сегодня, а? Совсем опозорился… — и улыбался, словно приглашая всех посмеяться над ним. Но мы отвечали ему коротко, нехотя, безразличными голосами.

Все-таки есть вещи, которые не прощаются сразу…

Наверно, он понял это, покрутился в курилке еще немного и ушел.

И вот тогда-то мы вспомнили о Самойлове. Черт возьми, ведь он оказался прав!