Непобедимый. Право на семью
Шрифт:
— Вот и хорошо! На всю жизнь, Мишенька, запомни, — высекаю на эмоциях каждое слово.
— Непременно.
5
Непобедимый
Моя жизнь — это бокс. Я тренируюсь, чтобы побеждать. Я ем, чтобы побеждать. Я сплю, чтобы побеждать. Мне почти тридцатник. Шестнадцать лет в боксе. Больше семи лет — абсолютный[1]. В последние годы понял, что теряю ко всему этому интерес. То, что кормило меня всю мою жизнь, больше не насыщает. Не дает той яркости
Говорят, сильный мужчина ищет сильную женщину. Крайне странное, как по мне, заявление. Сильная мне не нужна. Готов и дальше сам все тащить. Свою женщину, в том числе. Трудно остановиться, когда раскачан на максимум. Душа и тело стремятся в работу. Не хватает топлива — живых эмоций. А сильные женщины, как правило, в этом плане опустошены так же, как и я.
Бокс контузит не меньше войны. Это многолетняя борьба. Привычка гасить человечность, какие-либо страхи и эмоциональность укореняется. Незаметно перетекает в повседневную жизнь. В процессе не замечаешь, осознаешь уже по факту, когда пробить наращенный и загрубевший панцирь уже нереально.
Полина. Принцесса Аравина. Вижу ее, и вот он — выброс адреналина. Та самая искра, что инициирует работу всех внутренних систем. Она воскрешает омертвевшие ткани чувствительности. Она взрывает. Она заряжает. Потому что именно она — не бокс, как оказалось — мой двигатель внутреннего сгорания. Мой эмоциональный резерв. Мое топливо. Мой инерционный толчок.
— Ты слишком долго один, — не раз говорил отец. — Ожесточился сверх меры.
— Бокс не должен быть конечной целью, — поддерживал Егор Саныч, отец Полины.
Все на свете можно выбрать, поменять, выбросить. Все скоротечно. Только не свой источник энергии.
— Волнуешься? — нахожу ладонь Полины сразу после того, как глушу мотор во дворе дома ее родителей.
Она вздрагивает. Знаю, что в первую очередь именно на прикосновение реагирует. И меня, безусловно, такая отзывчивость вставляет. Нравится смотреть на нее, трогать и получать те самые эмоции. Второй день на адреналине. Еще толком ничего не получил, а закипаю. Подобного не помню со времен своей первой Олимпиады.
— Угу, — признается Полина.
Искренность — вот, что еще я в ней ценю. После фальши и игривого притворства, которыми пропитан весь этот гребаный мир, принцесса Аравина — глоток чистого горного воздуха.
— Ничего не говори. Я сам все решу.
— Угу… Хорошо… Но папа в любом случае будет в шоке. Уверена, что новость о нашей женитьбе произведет эффект взорвавшейся бомбы.
— Не выдумывай. Пошли, давай.
Покидаем салон автомобиля вместе. Ловлю ее подрагивающую ладонь уже на входе в дом. По дороге своим звонил, очень удачно, они как раз оказались в гостях у Аравиных. Кроме того, должны быть Рейнеры и Саульские. Отлично, я бы сказал. Всем сразу объявим, чтобы потом без лишних вопросов в адрес Полины обошлось.
Застаем всех в гостиной. Сидят по диванам, оцепив мощным квадратом периметр. В каком-то диком для них молчании — выжидают.
Егор Саныч только бросает взгляд на наши сплетенные руки и разражается:
— Твою мать… Так я и знал!
Крепче сжимаю ладонь Полины. Незаметно оцениваю состояние. Бледная, как полотно. Важно, чтобы не отключилась. В остальном вывезу сам.
— Господи… — выдыхает будущая теща.
Сходу непонятно, радость это или просто удивление.
— А я говорила, что кольцо помолвочное! — восклицает тетя Юля. Хлопает в ладоши и смеется так открыто, так звонко, будто ей не больше, чем Полине, а у самой, между прочим, уже внуки в наличии. Уникальная женщина. — Ай да Миша Тихомиров! Ох, каков!
— Так это что… Я начинаю новую книгу? — оживляется моя бабуля.
Отец беззлобно зовет ее песцовым летописцем. На самом деле она писатель художественной литературы. Вся наша женская линия ее читает, даже Полина. Однажды напала на бабулю с претензиями за плохой финал какой-то истории и вытребовала бонус.
— Полина!!! Принцесса, блин, Аравина! Почему ты мне не сказала? — верещит, подскакивая, Мира. — Миша?! Миша! Офигеть просто!
— Поздравляю! — умнее всех, как обычно, тетя Наташа.
Ее муж и Саульский подтягиваются, а вообще у обоих такой же вид, как у меня — скорее бы все закончилось. Молчат лишь мои — и мама, и отец. Думаю, раньше всех догадались, потому удивленными вообще не выглядят. Качают головами и смеются.
— Браво, — выдает, наконец, мама.
— Когда? — отходит от первого шока Егор Саныч.
— Час назад подали заявление, — спокойно отвечаю я. — На второе августа назначили торжественную роспись.
— Твою мать… — снова сокрушается будущий тесть. Подаваясь вперед, без всяких кривых заходов спрашивает: — И когда это началось?
Сказать, что вчера, я не могу. Поэтому мой ответ звучит размазано:
— Не так давно.
— Мне нужна точная дата, — настаивает Аравин.
— Господи, Егор! — одергивает его жена. — Сейчас это абсолютно неважно. Да и неуместно. Детей поздравлять нужно, — поднимаясь, идет к нам.
Егор Саныч тоже встает, но в его намерениях я сильно сомневаюсь. Не спускаю глаз, пока все близкие по очереди подходят к нам с Полиной и, обнимая, оставляют какие-то пожелания или напутствия.
Честно признаться, я бы всю эту муть с радостью промотал. Но, увы, возможности такой нет. Поэтому я просто настраиваюсь на итоговый результат и молча выдерживаю бессмысленную экзекуцию.
— Молодец, сын, — одобрительно хлопает меня по плечу отец.
Мама со слезами на глазах просто обнимает — Полину, а потом и меня.
Егор Саныч тягостно выдыхает. Кажется, это понимание неизбежности и принятия. Держу его взгляд, чтобы не пытал им Полину.
— На два слова, чемпион, — все еще резко указывает на дверь своего кабинета.
— Папа… — протестует принцесса.
— Нормально, нормально, — быстро перехватывает ее Стася Романовна. Смотрит при этом на мужа. Знаю я этот немой диалог, между своими не раз ловил. — Пусть идут. А мы пока на стол накроем. Ужинать пора.