Непобеждённый

Хемингуэй Эрнест Миллер

Мануэль стоял в патио де кавальос и ждал окончания клоунады. Сурито стоял рядом с ним. В конюшне было темно. Высокие ворота, ведущие на арену, были закрыты. Сверху донесся дружный смех, потом еще взрыв смеха. Потом наступила тишина. Мануэль любил запах конюшни. Хорошо пахло в темном патио. Опять с арены донесся хохот, потом аплодисменты, долго не смолкающие аплодисменты.

– Ты видел их когда-нибудь?
– спросил Сурито, высокий, громоздкий в темноте рядом с Мануэлем.

– Нет,- ответил Мануэль.

–

Очень смешно,- сказал Сурито. Он улыбнулся про себя в темноте.

Высокие, двустворчатые, плотно пригнанные ворота распахнулись, и Мануэль увидел арену в ярком свете дуговых фонарей и темный, уходящий вверх амфитеатр; по краю арены, раскланиваясь, бежали двое людей, одетых бродягами, а за ними следом, в ливрее с блестящими пуговицами, шел третий, подбирая шляпы и трости, брошенные на песок, и кидал их обратно в темноту.

В патио вспыхнул электрический свет.

Я пойду подыщу себе конягу пока ты соберешь ребят, - сказал Сурито.

За ними послышалось звяканье упряжки мулов, которую выводили на арену, чтобы вывезти убитого быка.

Члены куадрильи, смотревшие клоунаду из прохода между барьером и первым рядом, вошли в патио и, болтая, остановились под фонарем. Красивый юноша в оранжевом с серебром костюме подошел к Мануэлю.

Я Эрнандес, - сказал он, улыбаясь, и протянул руку.

Мануэль пожал ее.

Сегодня нас ждут настоящие слоны,- весело сказал юноша.

Да крупные, и рога нешуточные, подтвердил Мануэль.

– Вам достались худшие, - сказал юноша.

– Не беда, - сказал Мануэль.- Чем крупнее бык, тем больше мяса для бедных.

Кто это придумал?- ухмыльнулся Эрнандес.

– Это старинная поговорка, сказал Мануэль. Построй свою куадрилью, чтобы мне видеть, кто работает со мной

У вас будут хорошие ребята, - сказал Эрнандес Он был очень весел. Он выступал в третий раз, и у него уже были поклонники в Мадриде.
– Он радовался, что через несколько минут начнется бой.

А где пикадоры?
– спросил Мануэль.

Выбирают лошадей. Дерутся кому достанется самый резвый скакун, ухмыльнулся Эрнандес.

Мулы под щелканье бичей и звон колокольчиков галопом проскочили в ворота, мертвый бычок взрыл борозду в песке

Как только провезли быка, все выстроились для выхода.

Впереди стояли Мануэль и Эрнандес. За ними - члены их куадрилий, перекинув через руку тяжелые плащи. Позади всех - четыре пикадора верхами, стальные наконечники отвесно поднятых копий поблескивали в полумраке конюшни.

Почему это Ретана скупится на освещение, лошадей не разглядишь, сказал один из пикадоров.

Он знает, что мало радости разглядывать его кляч, - ответил другой пикадор.

Эта дохлятина подо мной едва на ногах держится, - сказал первый пикадор.

Какие ни на есть, а лошади.

Лошади-то они лошади.

Они болтали в темноте сидя на своих тощих лошадях.

Сурито

молчал. У него была единственная надежная лошадь. Он успел испытать ее в загоне, она слушалась повода и шпор. Он снял повязку с ее правого глаза и перерезал веревки, которыми ее уши были плотно притянуты к голове. Это была хорошая, крепкая лошадь, крепко стоявшая на ногах. Больше ему ничего не нужно. Он непременно удержится на ней до конца боя. Сидя в высоком стеганом седле под тусклым фонарем, дожидаясь выхода на арену, он мысленно проделал весь бой. Другие пикадоры, справа и слева от него, продолжали болтать. Он не слышал их.

Оба матадора стояли рядом впереди своих куадрилий, одинаково подхватив плащи левой рукой. Мануэль думал о трех юношах позади него. Все трое были мадридцы, как Эрнандес, лет по девятнадцати. Один из них, цыган, спокойный, сдержанный, смуглолицый, понравился Мануэлю. Он обернулся.

– Как тебя зовут?
– спросил он цыгана.

– Фуентес,- ответил цыган.

Хорошее имя,- сказал Мануэль.

Цыган улыбнулся, показывая белые зубы.

– Когда бык выйдет, перехвати его и погоняй немножко,- сказал Мануэль.

– Хорошо,- сказал цыган. Лицо его стало серьезным. Он начал думать о том, что будет делать на арене.

– Начинают,- сказал Мануэль Эрнандесу.

– Ну что ж, идем.

Подняв голову, покачиваясь в такт музыке, размахивая правой свободной рукой, они вышли на арену, ступая по желтому песку под дуговыми фонарями; за ними двинулись куадрильи, позади - пикадоры верхами, а после всех служители и позвякивающая упряжка мулов. Толпа аплодировала Эрнандесу, когда они шли через арену Они выступали горделиво, покачиваясь в такт музыке, глядя прямо перед собой.

Они поклонились президенту, и шествие распалось на составные части. Матадоры подошли к барьеру и сменили тяжелые мантии на легкие боевые плащи. Мулов увели с арены. Пикадоры на коротком галопе объехали вокруг арены, и двое из них ускакали обратно в ворота. Служители разровняли песок.

Мануэль выпил стакан воды, поданный ему одним из подручных Ретаны, который должен был прислуживать Мануэлю и подавать ему шпаги.

Эрнандес, поговорив со своим служителем, подошел к Мануэлю

– Тебя хорошо встретили, мальчик,- сказал ему Мануэль.

– Меня любят,- радостно улыбнулся Эрнандес.

– Как прошел выход?
– спросил Мануэль подручного Ретаны.

– Как свадебный поезд,- ответил тот.- Блестяще. Вы оба вышли, что твои Хоселито и Бельмонте.

Сурито проскакал мимо них, точно грузная конная статуя. Он повернул лошадь мордой к корралю, откуда должен был появиться бык. Странно выглядит арена в свете дуговых фонарей. Он привык работать на жарком дневном солнце, за большие деньги. Эта канитель при фонарях ему не нравилась. Уж начинали бы поскорей.