Неподчинение
Шрифт:
А потом ещё звонить осмелился Таиру. Сразу, как только он из больницы от Зай вышел.
— Дети поругались, — в своей манере, точно дядька родной наш, начал вещать, — надо урегулировать все.
Таира так проняло, что я думал — сейчас пошлет мэра, и будет прав. Но нам это не нужно.
— Динар наркоман. Он Зай пытался довести до суицида, — сквозь зубы выговорил Таир, едва гнев сдерживая.
Мэр вздохнул, точно и Таир — неразумное дитя.
— Ни к чему выносить сор из избы. Я поговорю с Динаром. Ты знаешь, что Зай не стабильна… Где девочка?
— Нахуй
А я вздохнул тогда: он ещё не всё знает, далеко не все. Только о таких вещах говорить сложно, да и день сегодня откровенно ебаный.
Закурил очередную, со счета сбился, а из комнаты вышла Ясмин. И прямо ко мне на колени, как мартышка. Я руками дым размахиваю, ни вытяжка не справляется, ни окно открытое.
— Ты чего не спишь? Время уже позднее.
Она меня за шею обхватила, пальцы по затылку бегают, как по бусинкам на шкуре ее зайца. Молчит.
Таир смотрит на нас внимательно, точно видит свою племяшку впервые. Хотя сколько у них там встреч с Зай было? От силы десяток.
— Пойдешь ко мне? — спросил Таир, но Ясмин головой мотнула, только сильней ко мне прижалась.
— Я к маме хочу.
— Скоро мамку твою привезём домой. А потом поедете с дядей Таиром, с дочками его играть будешь.
— А ты?
Она на меня глянула так, словно без ножа вскрыть собралась. А я и сам не знаю, что я? Что с Зай делать, как мы вообще из этой всей ситуации выберемся. Она ведь тоже ещё не всё знает.
А я, сука, ненавижу разговоры такие.
— Хочешь, чтобы он с нами поехал? — спросил Таир, я на него косо глянул. Сейчас скажет, что хочет, и что дальше?
— Пойдем, я тебя спать уложу.
Поднял ее на руки, как пушинку, до кровати своей донес. Она на ней махонькая совсем, под одеяло нырнула, заяц этот рядом лежит.
— Только давай без сказки. Глаза закрывай и спи, как солдат в армии. А мне с дядькой твоим поговорить надо. Только уши не грей возле двери, поняла? А то вырастут большие, как у Чебурашки.
Смотрю, испугалась, за уши себя схватила, а я чертыхнулся. Нянька из меня так себе.
— Шучу, не бойся. Но все равно, спи, нечего в ночи гулять.
Вышел, дверь за собой притворил тихонько. Таир смотрит на меня, а я усмехнулся зло:
— Что, блядь, представил, что я мог бы твоим родственником стать?
— Как ты вообще осмелился на сестру мою залезть?
А вот за это втащить хочется от души прямо:
— Я, конечно, второй сорт не брак, но не надо тут выеживаться. Я в отличии от вашего зятя с родословной ее и пальцем никогда не трогал, уяснил? И если ты мне, блядь, ещё раз в это ткнешь, я тебя ебну.
Я снова злюсь, и Таир злится, но сдерживает себя и по стопкам разливает алкашку. Мы берём, выпиваем до дна, каждый думая об одном и том же. Что Зай, попавшая в больницу, беременна.
Только ни один ребенок не может зачаться здоровым в тех условиях, в какие она попала.
И что с ним будет, одному богу известно. После того, что она прошла, после всей этой наркоты.
Мне Виталич справками сегодня в морду тыкал, а там — цифры какие-то непонятные, результаты УЗИ.
— Я не понимаю в твоих хэгэчэ-шмэгэчэ, ты мне по-русски сказать можешь, что это значит?
— Беременная она, — разозлился он, — вы совсем охренели. У меня не гинекология, я вам не акушерка! Но анализы у нее хре-но-вы-е!
А мы с Таиром друг на друга тупо смотрели, он только от Зай вышел, ещё отойти не успел. А я справку держу, там даже срок в днях указан, и плюс-минус, — тот день, когда мы с Зай спали.
Я не помню, предохранялись или нет, и по шкуре мурашки с вот такого слона бегут. Таир все понял тогда, глядя на меня, в стену ударил, содрав костяшки. Значит, либо мой ребенок, либо Динара, и от этой мысли корежит. И я не знаю, как ей сказать о таком. Ни сейчас точно, когда она такое пережила. У меня язык не повернется просто сделать это.
И теперь я думаю, что будет, если этот малыш родится на свет? И если это наш с Зай ребенок? Каким он будет, таким же, как Ясмин? И есть ли хоть единый шанс на его здоровье, при том плохом ХГЧ, о котором говорил Виталич?
Представлять наше с ней совместное счастье больно, потому что оно нереально и не бывать ему никогда. Не в нашей ситуации.
— Почему ты мне сразу не сказал, как все узнал? — по новой заводит он ту же пластинку.
— А ты, ты как умудрился сестру проворонить? Я ее пять лет не видел, но ты же брат ее. Ты где был все это время? Соловью своему в зад дул, совсем семейная жизнь расслабила?
Я же говорю — претензий у нас друг к другу много.
— Это моя сестра! — по столу кулаком тюкнул, а я на него глянул исподлобья:
— Ясмин разбудишь.
Молчим. Таир устало глаза потер, откинулся назад, а потом заговорил:
— Когда отца убили, Зай совсем маленькая была. Я поклялся, что всегда буду ее защищать. И Динар… он всегда казался мне нормальным. Шлюхи, любовь к быстрой езде, выебоны — все списывал на возраст. Когда после свадьбы он по пьяной лавке снес остановку с людьми, я, — тут он паузу сделал, выдохнул, — я подумал, что ни хрена не знаю, как у них там дела. А Зай всегда молчит, ты же знаешь. В детстве коленки сдерет бывало, подорожником заклеит и в жизни не сдаст, что ей больно. Я к ним когда прилетел, она уже беременная была, на ранних сроках. Мы и поговорить толком не смогли, токсикоз сильный. На все вопросы улыбается лежит, по руке меня гладит и говорит — все в порядке, Таир, все хорошо будет, скоро узнаем, кто у нас, мальчик или девочка. А Динар ей соки таскает, в живот целует. Я ему тогда пообещал, что ещё один косяк, и рожу его, не взирая на бабки и бизнес, я разобью. А потом после родов Зай в депрессию впала. Я снова приехала, а на ней лица нет, Ясмин орет целыми днями. И снова Динар хороший, а она… Короче, она реально была как не в себе. И в больницу мы ее вместе определили.