Неподведенные итоги
Шрифт:
Я попробовал влезть в шкуру Эрика Абрахама. Фирмач был намерен заработать, делая фильм. И это естественно. Имя Барышникова являлось гарантом, что западный зритель клюнет на нашу ленту. Суперзвезда, русский, оставшийся на Западе, снимается впервые в советской ленте — все это большой манок для рекламы. Есть чем завлекать. А без Барышникова нет никакой уверенности в возврате затраченных сумм. Но я был тверд, и англичане отступили, но, как потом выяснилось, временно. Итак, работа продолжалась. Сценарий переводился на английский, чтобы портобелловцы могли с ним ознакомиться. Подходили к концу кинопробы. Состав складывался первоклассный: Владимир Стеклов (Чонкин), Наталия Гундарева (Нюрка), Иннокентий Смоктуновский (Моисей Соломонович
И вот снова приехал Эрик Абрахам в сопровождении юристов. Они смотрели пробы. Реакция была довольно кислой. И снова была предпринята атака на меня с тем, чтобы я пригласил Барышникова. Мне предложили даже слетать на несколько дней в США, познакомиться лично, посмотреть претендента в драматическом шоу. Но я видел Барышникова в двух игровых лентах и уже имел свое мнение. И я наотрез отказался. И в этот момент, по сути дела, была решена дальнейшая судьба нашей ленты.
Через несколько дней мы получили сообщение из Лондона, что фирма «Портобелло» отказывается от дальнейшей работы с «Мосфильмом», ибо их не устраивают актеры и сценарий. Сценарий, мол, вообще написан не Войновичем, а одним только режиссером, актеры же не соответствуют ролям.
Действительно, несмотря на то, что я собрал для участия в нашей картине первую сборную страны (если так только можно выразиться об актерской команде), никто их на Западе не знал. Также никто не знал и имени постановщика фильма Рязанова. А к этому моменту мы уже строили декорации, заканчивалось шитье костюмов, на приусадебном участке Кузьмы Гладышева — селекционера-лысенковца — был посеян якобы выведенный им гибрид томата с картошкой, где на ботве должны были бы вызревать помидоры, а под землей — картофельные клубни. Этот гибрид, как знает читатель, был назван самоучкой-мичуринцем ПУКС, что означало «Путь к социализму». Мы остановили свой выбор на мерине Абзаце, который должен был «сыграть» мерина Осоавиахима. Был сделан дублер действующего самолета ПО-2, перекрашены десять гражданских самолетов под военные истребители И-16, которые встретили войну 41-го года. Администрация договорилась с гостиницей и турбазой, где мы намеревались, жить. Одним словом, к началу съемок было практически все готово.
Но тут, как в детской игре «Замри», все замерло, застыло, остановилось. Что делать? Ведь мы же не можем снимать без разрешения англичан. А уже подходил к концу июнь месяц. Если через две-три недели мы не начнем съемок, будет поздно, не успеем снять, ведь действие картины происходит летом. И мы посылаем англичанам послание, что хотим провести переговоры о создании нашего, русского фильма. Те отвечают согласием принять у себя делегацию «Мосфильма».
И вот делегация в составе заместителя генерального директора, юриста и директора картины поехала в Лондон на переговоры — спасать картину, торговаться, добиваться приемлемых условий. Меня поразило больше всего то, что английская фирма не только оплачивала им гостиницу, но наши были вынуждены попросить у «Портобелло» еще и суточные. Что же после этого могли думать о нашей делегации богатые британцы?
Пока в Лондоне велись тяжелые переговоры с партнерами, пока съемочная группа замерла в оцепенении, ожидая решения своей участи, я продолжал жить нескучной жизнью. Три отставных генерала отправили письмо в адреса ЦК КПСС, Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, в редакции газет «Правда» и «Красная звезда». Протестуя против экранизации книги Войновича, авторы, в частности, пишут и такое:
«И вот теперь этот народ должен быть осмеян и с экрана. И кем? Тем режиссером, который уже однажды, выступая по телевидению, бравировал тем, что смог укрыться от призыва в армию и участия в Великой Отечественной войне. Не выполнил свой долг и не стал защитником Родины?!»
...И теперь он-то и будет
Подписали этот документ:
«Ветераны Великой Отечественной войны — председатель инженерной комиссии Московской секции СКВВ, лауреат Государственной премии СССР, почетный гражданин города Могилева, доцент, генерал-лейтенант запаса .....;
председатель совета ветеранов ВИА имени В.В.Куйбышева, заслуженный деятель науки РСФСР, доктор военных наук, профессор, генерал-майор запаса.....;
председатель Совета военно-патриотического воспитания молодежи в инженерных войсках, отличник просвещения РСФСР, кандидат технических наук, доцент, генерал-майор запаса.....(эти фамилии не называю по причине, которая станет понятной ниже).
Я уже писал, что получал письма с несогласием, с протестами против создания фильма, но те письма не выходили за обычные рамки, в них не было клеветы и оскорблений. Тут же я решил ответить трем генералам, каждому в отдельности.
Вот выдержки из моего письма:
«В своем письме... Вы и Ваши соавторы оскорбили мою честь и достоинство человека и гражданина. В этом письме Вы и Ваши соавторы обвинили меня в уклонении от воинского долга, в нарушении Конституции, по сути, в дезертирстве. Прежде чем инкриминировать мне уголовное преступление, надо было, по всей вероятности, для начала навести кое-какие справки. Тогда бы Вы поняли, что 9 мая 1945 года мне еще не было семнадцати с половиной лет, а в армию, как Вам известно, призывали с восемнадцати. Опираться в своих домыслах на мой телевизионный рассказ, где я поведал о том, как в 1952 году не попал на месячные лагерные сборы в армию из-за того, что был в длительной киноэкспедиции на Дальнем Востоке, по меньшей мере, несерьезно. Ведь это событие превратилось в Вашем изложении в факт, будто я „смог укрыться от призыва в армию и участия в Великой Отечественной войне“. И больше того, „выступая по телевидению, бравировал этим“... В своем письме Вы возвели на меня напраслину, оговорили меня, обозвали трусом... Ваши утверждения — клевета и оскорбление. Кроме того, Вы послали свои унизительные для меня высказывания в высокие организации и газеты.
В течение месяца я буду ждать от Вас письменного извинения. Если его не последует, то я подам на Вас в суд за оскорбление личности».
И подписался:
Эльдар Рязанов,
секретарь правления
Союза кинематографистов,
народный артист СССР,
лауреат Государственных премий ЦССР и РСФСР,
член Союза писателей СССР,
согласно военному билету
солдат, рядовой, необученный,
годный к строевой службе.
Сначала я получил письма с извинениями от двух соавторов. Именно поэтому в «Огоньковской» публикации я не предал их имена гласности. А фамилию третьего, который промолчал, огласил на всю страну и намеревался подать в суд. И даже собирался потом рассказать на страницах печати о том, как рядовой (то есть я) судился с генералом. Но в последнюю минуту третий, видно, тоже спохватился и прислал, в свою очередь, извинительное письмо. Так что в книге пусть все три доблестных воина останутся анонимными. Хотя безответственность и злые эмоции не могут служить оправданием подлости...
Но вернемся к итогу лондонских переговоров.
Перед поездкой наших представителей в Лондон мы все посовещались. Мы знали — права у англичан кончаются в ноябре 1989 года. И мы, если Войнович согласится после этого срока передать права нам, можем смело приступать к съемкам картины. Ведь она готова будет лишь в феврале 1990 года, а к этому времени не будет никакой кабалы.
В Лондоне переговоры начались с того, что фирма выложила карты на стол. Оказывается, еще летом 1988 года англичане подписали новое соглашение с Войновичем, позволяющее им продлевать права на экранизацию многократно и в одностороннем порядке.