Неподвластный богам

Толуэлл Брайан

Между тем Конану становилась невмоготу от удушающего жара. Земля также была раскалена, и, поскольку серые твари были коротконоги, могучее тело Конана постоянно царапали раскаленные камни горной дороги. Изуродованная спина не просто болела, – казалось, под ней трепещет огонь. Жар был таков, что Конан забыл и думать о разбитом подбородке и вывернутой ноге. Вдобавок, тряхнув головой, он обнаружил, что остался почти без волос – без его знаменитой густой смоляной шевелюры, которую он сохранял в самых отчаянных схватках своей жизни! А вот теперь сохранить не смог…

Время шло, безголовые бестии, не ведая усталости, несли гиганта-киммерийца по горячей горной тропе. Казалось, ей не будет конца, и Конан уже был согласен попасть куда угодно, лишь бы поскорее, чтоб

вживую не свариться в этом адском котле.

И потому измученная душа его возликовала, когда впереди, в кроваво-алом тумане, высоко над землей, появилось неясное голубоватое свечение. «Вот куда они меня тащат», – подумалось Конану. Однако у серых бестий было, видно, иное мнение на этот счет. Едва завидев голубой свет, они остановились, затем стали возбужденно переговариваться; ничего из их слов Конан разобрать не смог. Тем временем облако голубого света росло, расползалось, прогоняя прочь кровавый туман. Из недр голубого облака повеяло холодом, его спасительные волны как будто одели киммерийца в прозрачный защитный кокон. Безголовые бестии были в панике; очевидно, сие явление не было предусмотрено по плану их хозяев. Твари неловко отступали к отвесной скале, таща за собой Конана. Но у скалы негде было спрятаться. Конану показалось, что пленившие его вот-вот кинутся наутек от голубого облака – по той же дороге, что пришли сюда.

В этот момент голубая завеса разверзлась, и в проеме показался человек – высокий, стройный, облаченный в длинный, доходящий до пят, синий плащ с синим же капюшоном. На груди у него что-то блестело. Быстрым, уверенным шагом человек спускался по призрачной бирюзовой лестнице – сюда, вниз, на раскаленную горную тропу, к Конану и его пленителям. Испуганно заверещав, твари все-таки бросились обратно, прочь от человека в синем плаще. Но они не успели сделать и двух шагов, как внезапно скала, казавшаяся несокрушимым монолитом, раскололась и осела на тропу, полностью закрыв обратный путь. В это же мгновение из блестящей пластинки, сверкавшей на груди мужа, ударил стремительный голубой луч. Ударил в самый живот одной из адских тварей – той, которая все еще удерживала мертвой хваткой ноги Конана. Тварь, которую не брал даже верный двуручный меч, сгорела моментально, от нее ничего не осталось. Второе чудище, верно, обезумело при виде участи, постигшей собрата. Оттолкнувшись от земли всей силой лас-топодобных ступней, тварь прыгнула в огнедышащую пропасть, увлекая за собой Конана. И вот уже киммериец почувствовал, как проваливается в кипящую бездну. Падая, он еще успел увидеть, как за спиной человека в синем плаще стремительно возникают гигантские перепончатые крылья, а ноги обрастают цепкими ястребиными когтями. Мгновение – и человек-птица ринулась в бездну вослед Конану.

И она успела подхватить киммерийца – в тот самый момент, когда он уже ощущал себя почти что заживо сваренным в адском котле. Острые когти впились в его грудь, а на руках все еще висела безголовая серая бестия – и вопила, вопила, вопила… На этот вопль из огнедышащего моря вынырнули ее собратья – создания, облик которых был таков, что человеческий глаз отказывался лицезреть его, а разум – воспринимать. В самом сумасшедшем бреду не привидится такое! Бестий были мириады, они облепили Конана со всех сторон. Они кусали, царапали, рвали тело исполинской птицы с человеческим лицом, которая пыталась вытащить Конана из адской бездны. Но и в этом аду лицо человека-птицы было холодно и бесстрастно, и сие ужасало Конана не меньше, чем все остальное. Кошмарные твари облепили гигантские крылья, драли и кромсали их, но птица, точно не чувствуя этого бремени, уверенно взмывала ввысь, – туда, где посреди кроваво-алого тумана клубилось голубоватое облачко. Мощь этого существа, кем бы оно ни было, потрясала Конана. И потому он почти не удивился, когда спасительный лазоревый туман оказался совсем рядом, а в следующее мгновение адские твари и вовсе исчезли – исчезли вместе с кроваво-алым миром огнедышащего моря и рдяного, лишенного светила небосвода…

Конан, ни на секунду не терявший сознания, оказался все в том

же тронном зале своего дворца в Гарантии. Могучая птица ловко усадила его на самый королевский трон, после чего вмиг обратилась человеком. Из сверкающей пластины на его груди снова ударил голубой луч. На сей раз он поразил Конана, и луч этот был целительным! Чудо свершилось: рваные раны мгновенно затянулись, на голове снова заколосилась пышная шевелюра, и как будто даже потерянные зубы возвратились в рот; само собой, зажили покалеченные лицо и нога. Конан ощутил себя здоровым и бодрым. Очевидно, в таком же состоянии пребывал и его спаситель: на киммерийца смотрели умные серые глаза, лицо же человека в синем плаще было по-прежнему непроницаемо. Вдруг позади него откуда-то возник трон – такой же, как и у аквилонского короля – и он уселся на этот трон, прямо напротив Конана.

Варвар не успел еще переварить все, с ним происшедшее, как незнакомец заговорил. Голос его был сильным, уверенным, но – одновременно – приятным.

– Ведомо ли тебе, король Аквилонии, что я вырвал тебя из самых челюстей Ада?

Конан кивнул. Раскрыв глаза, он внимательно изучал незнакомца – и не в силах был его постичь. Он встречался с могущественными магами, добрыми и злыми, даже с богами; как мог, он постигал их истинную сущность. Нынешний же его гость не был подвластен проницательному взору киммерийца. Наконец Конан спросил:

– Гы… ты – волшебник?

Вопрос был совершенно идиотский; кто, как не могучий маг, способен был вызволить его из адских бездн?!

– О да, – заявил гость. – В твоих понятиях я – великий волшебник, самый могущественный из всех, живущих на Земле; выше меня стоит лишь тот, кому я служу.

В другой момент Конан счел бы подобную речь пустым бахвальством, но уверенный, бесстрастный тон волшебника не оставлял никаких сомнений в том, что все сказанное им – сущая правда.

– Да, я волшебник, каких нет на этом свете, – продолжал гость. – И в то же время я скорее исследователь, ученый, скромный Слуга Судьбы.

«Нет, вы только подумайте, – Слуга Судьбы! – невольно усмехнулся Конан. – Наречь себя так мог лишь человек, начисто оторванный от дел суетного мира!»

– И зачем тебе понадобилось спасать меня, Слуга Судьбы? – спросил он вслух.

– Меня не устраивал исход, предрешенный тебе хозяином нежитей.

– Чьим хозяином?

– Нежити – те безголовые твари, что пленили тебя.

– А не ты ли и есть их хозяин? – вдруг с подозрением вопросил Конан. – Почем я знаю, что все происшедшее со мной – не дьявольский спектакль?! Вы, маги, шибко охочи до подобных шуток! Ты ведь и раньше пытался добраться до меня! Признайся: те трое, что возникли будто из воздуха во время утреннего боя в Бельверусе – разве это были не твои люди? Если бы не та мумия, что упала с крыши, они наверняка утащили бы меня – куда, кстати?

Волшебник шумно вздохнул.

– Отвечаю по порядку. Хозяин нежитей – не я, а, как ты изволил выразиться, мумия, которой ты столь признателен. Кто она – пока я этого не знаю. Известно мне лить, что это жрец Сета, ибо он прикончил моего брата черной пятерней. Второго моего брата убил ты.

В голове Конана окончательно все перемешалось. Он и во сне не мог представить себе жреца Сета своим союзником. В то же, что хозяином нежитей был именно этот жрец, он поверил сразу.

– Далее, – говорил маг, – планы моего хозяина изменились. Мы отказались от идеи доставить тебя к нему и вместо этого придумали нечто иное; вот почему я сегодня спас тебя.

– Ты спас меня, чтобы отомстить самому? На узком аристократическом лице волшебника возникло некое подобие усмешки.

– Что значат жалкие жизни героев и магов в сравнении с волею Судьбы?! Увы, мой друг, смерть моего брата – недостаточный повод, чтобы призвать тебя к ответу. Тебя, баловня той самой великой Судьбы, которой я служу. Но ты угадал – месть, священная, божественная месть – она и вправду лежит в основе моей миссии. И месть эта будет свершена; вот зачем я здесь.

Из высокопарной тирады неведомого волшебника Конан понял только одно; Слуга Судьбы собирается прикончить его.