Непокоренная
Шрифт:
— У нас иголок нет. Ты бы не мог достать?
— Постараюсь.
Она взвалила на спину вязанку и поплелась по дороге. Ганс вернулся в Суассон.
Он побоялся брать мотоцикл и на следующий день взял напрокат велосипед. Пакет с продуктами он привязал к раме. Пакет был больше обычного, в нем находилась еще бутылка шампанского. На ферму он приехал, когда стемнело, и он мог быть уверен, что вся семья вернулась домой после работы. Он вошел в кухню. Там было тепло и уютно. Мадам Перье стряпала, муж читал «Пари суар». Аннет штопала чулки.
— Вот взгляните,
— Она мне не нужна.
— Разве? — ухмыльнулся он. — А не пора тебе начать шить белье ребенку?
— Верно, Аннет, пора, — вмешалась мать, — а у нас ничего нет. — Аннет не поднимала глаз от работы. Мадам Перье окинула жадным взглядом содержимое пакета. — Шампанское!
Ганс издал смешок.
— Сейчас я вам скажу, зачем я его привез. У меня возникла идея. — Мгновение он колебался, потом взял стул и уселся напротив Аннет. — Право, не знаю, с чего начать. Я сожалею о том, что произошло тогда, Аннет. Не моя это была вина, виной тому обстоятельства. Можешь ты меня простить?
Она метнула в него ненавидящий взгляд.
— Никогда! Почему ты не оставишь меня в покое? Мало тебе того, что ты погубил мою жизнь?
— Я как раз об этом. Может, и не погубил. Когда я услыхал, что у тебя будет ребенок, меня всего точно перевернуло. Все теперь стало по-другому. Я горжусь этим.
— Гордишься? — бросила она ему едко.
— Я хочу, чтобы ты родила ребенка, Аннет. Я рад, что тебе не удалось от него отделаться.
— Как у тебя хватает наглости говорить мне это?
— Да ты послушай! Я ведь только об этом теперь и думаю. Через полгода война кончится. Весной мы поставим англичан на колени. Дело верное. И тогда меня демобилизуют, и я женюсь на тебе.
— Ты? Почему?
Сквозь загар у него проступил румянец. Он не мог заставить себя произнести это по-французски и потому сказал по-немецки — он знал, что Аннет понимает немецкий:
— Ich liebe dich. [7]
— Что он говорит? — спросила мадам Перье.
— Говорит, что любит меня.
7
я люблю тебя (нем.)
Аннет запрокинула голову и закатилась пронзительным смехом. Она хохотала все громче и громче, она не могла остановиться; из глаз у нее текли слезы. Мадам Перье больно ударила ее по щекам.
— Не обращай внимания, — обратилась она к Гансу. — Истерика. В ее положении это бывает.
Аннет с трудом перевела дыхание и овладела собой.
— Я захватил бутылку шампанского, отпразднуем нашу помолвку.
— Вот это-то и обиднее всего, — сказала Аннет, — что нас победили дураки, безмозглые дураки.
Ганс продолжал уже по-немецки:
— Я и сам не знал, что люблю тебя, не знал до того дня, как ты сказала, что у тебя будет ребенок. Меня тогда как громом ударило, но я думаю, что люблю-то я тебя уже давно.
— Что он говорит? — спросила мадам Перье.
— Ничего. Чепуха.
Ганс снова перешел на французский. Пусть родители Аннет услышат все, что он собирается сказать.
— Я бы и сейчас на тебе женился, только мне не разрешат. И ты не думай, что я ничего собой не представляю. Отец у меня со средствами, у нашей семьи солидное положение. Я старший сын, и ты ни в чем не будешь нуждаться.
— Ты католик? — спросила мадам Перье.
— Да, я католик.
— Вот это хорошо.
— У нас там, где мы живем, места красивые и земля отличная. Лучшего участка не сыщешь от Мюнхена до Инсбрука. И участок наш собственный. Мой дед купил его после войны семидесятого года. У нас и машина есть, и радио, и телефон поставлен.
Аннет повернулась к отцу.
— Он на редкость тактичен, этот субъект, — сказала она иронически, поглядев на Ганса в упор. — Да, конечно, мне там уготована сладкая жизнь — мне, иностранке из побежденной страны, с ребенком, рожденным вне брака. Все это гарантирует мне полное счастье, не правда ли?
Тут впервые заговорил Перье, человек скупой на слова.
— Должен признать, — сказал он Гансу, — ты это поступаешь великодушно, ничего не скажешь. Я сам участвовал в прошлой войне, и все мы на войне вели себя не так, как в мирное время. Уж такова человеческая натура, ничего не поделаешь. Но теперь, когда сын наш умер, у нас никого нет, кроме дочери. Мы не можем расстаться с Аннет.
— Я уже подумал, что вам это нелегко будет. И вот что я решил: я останусь здесь.
Аннет окинула Ганса быстрым взглядом.
— Как это надо понимать? — спросила его мадам Перье.
— У меня есть брат. Он останется с отцом, будет ему помогать. Мне здешние края нравятся. Человек предприимчивый и с головой может добиться толку на такой ферме, как ваша. После войны многие немцы осядут во Франции. Всем известно, что у французов земли много, а обрабатывать ее некому. Я сам слышал это от одного нашего лектора в Суассоне. Он сказал, что треть французских ферм запущена, потому что на них некому работать.
Старики переглянулись. Аннет видела, что родители готовы идти на уступки. Именно об этом они и мечтали с тех пор, как умер их сын: им нужен хороший зять, здоровый, сильный, чтоб было кому заботиться о ферме, когда сами они состарятся и смогут выполнять лишь самую легкую работу.
— Это меняет дело, — сказала мадам Перье. — О таком предложении стоит подумать.
— Замолчите, — сказала Аннет резко. Она наклонилась вперед и впилась в немца горящим взглядом. — У меня есть жених, учитель, он преподавал в том же городе, где и я. После войны мы поженимся. Он не такой здоровяк и не такой смазливый, как ты. Он невысок и узкоплеч. Его красота — его ум, он светится у него в лице, и вся сила его — сила душевного величия. Он не варвар, он культурный человек, за его плечами тысяча лет цивилизации. Я люблю его. Люблю всей душой.