Непокоренные: Избранные произведения
Шрифт:
Вне дорог, просто по целине шли обозы дивизии — тачанки, двуколки, кухни, повозки с сеном. Они тоже спешат, они видят дымы Берлина. Ездовые хлещут по крупам, на передке повозки написано: «Даешь Берлин!»
Этот лозунг — самый сильный, действенный в дни боев за Берлин, — можно встретить на танке и на шлагбауме, на орудии, в столовой, в штабе и просто на лесной дороге. Он у всех на устах. Мы долго смотрели на эту незабываемую картину. Под полным диском луны она казалась сказочной. Вот они, наши войска! Вот она, наша армия — крепкая, здоровая, могучая, победоносная!
1945 г., апрель
ДОРОГАМИ ВОЙНЫ — ДОРОГАМИ
В книге Бориса Леонтьевича Горбатова собраны его произведения военных лет. Имя Горбатова — журналиста, публициста, специального разъездного корреспондента «Правды», автора популярной повести о комсомольцах Донбасса «Ячейка» (1929) и романа «Мое поколение» (1933), было хорошо известно широкому кругу читателей еще в довоенные годы. В каких только краях не побывал в разгар первых пятилеток писатель-правдист. На страницах газеты появлялись его оперативные отчеты из степей Магнитки и с золотых приисков, с Урала, который он исколесил вдоль и поперек, с Кузбасса и Соликамска, с Днепрогэса и Макеевки. С известным полярным летчиком Василием Молоковым Горбатов полетел по малоизведанной трассе на остров Диксон в командировку, которая неожиданно для него растянулась на долгие месяцы, потому что Горбатов уступил свое место в самолете заболевшему человеку и остался зимовать на Диксоне.
И все же, когда по возвращении на Большую землю представилась новая возможность лететь вместе с Молоковым, на этот раз вдоль северных берегов Сибири, Горбатов, не колеблясь, принял это предложение. Итак, снова в путь. И снова в кабине самолета, на полярных станциях делаются заготовки для будущей книги рассказов «Обыкновенная Арктика».
Но особое место в творчестве писателя всегда занимала тема Донбасса. Борис Горбатов родился в 1908 году. В Донбассе прошло его детство и прошумела комсомольская юность. О людях Донбасса он много и увлеченно писал и в своей художественной прозе и в публицистике. Он любил черную донецкую землю, донецкие хаты под седым очеретом, где до сих пор звенит серебряной листвой тополь, это темное, дымное небо над глеевой горой. В Донбассе для него начиналась Родина. И так уж случилось, что первые недели и месяцы войны он встретил в Донбассе, получив назначение во фронтовую газету Южного фронта «Во славу Родины». В самую тяжкую и трагическую пору отступления, когда, политая соленым потом отцов и дедов, каждая пядь донецкой земли, отданная врагу, болью отдавалась в сердце, складывались строки горбатовских «Писем товарищу». А их последние страницы дописывались в сентябре сорок четвертого года.
Приобретенный в довоенные годы опыт оперативного разъездного корреспондента «Правды» оказался драгоценным. Горбатов умел добираться до самых горячих точек, пренебрегая и трудностями и опасностями. Собранные в этой книге повесть «Непокоренные», рассказы о солдатской душе, военные очерки и фронтовые корреспонденции проведут вас по горьким дорогам войны, тем самым, по которым шагал когда-то писатель бок о бок со своими героями. Был он свидетелем и летописцем тяжких боев за Донбасс и Кубань, битвы в предгорьях Кавказа и северо-восточнее Туапсе, видел освобожденный Херсон и радостно встречающий воинов-победителей Мариуполь… Но где бы ни дрались наши воины с врагом и сколько бы сотен и даже тысяч километров ни оставалось еще до Берлина, все равно советские солдаты, как написал в одной из своих фронтовых корреспонденций Борис Горбатов, всегда дрались на Берлинском направлении.
В этом смысле «Письма товарищу» остаются для нас как бы главным ориентиром. Куда бы ни забросила тебя война, помни, солдат, идет битва за Берлин, битва с фашизмом, за мир и счастье на планете. Об этом в первом письме, «Родина», помеченном сентябрем 1941 года, и в статье «О мире», написанной спустя несколько лет после войны, под впечатлением поездки в Донбасс, уже зарубцевавший шрамы военного лихолетья, статье, в которой так веско звучат по сей день предостерегающие слова солдата: не затем в мае 1945 на площади у рейхстага мы затоптали факел, чтобы пламя новой войны вспыхнуло опять над миром. Самое дорогое, что есть на земле, — мир, жизнь. Их надо сберечь, отстоять. «Дружной стеной… встать и преградить путь
Пафос и лирика, гневное слово оратора, страстный призыв и задушевное, ободряющее напутствие друга органически соединились, переплавились в письмах Горбатова. Ведь разговор в них всегда шел о самом главном и сокровенном — о чести и достоинстве советского человека, о Родине, доме, семье, о жизни и смерти, о будущем наших детей. И как сильно, как доверительно, на всю страну, от Черного моря до Ледовитого океана, всюду, где кипел бой, прозвучало обращение писателя-фронтовика: «Товарищ!» Для него это слово не было ни формальным, ни служебным, и обращено оно было ко всем и к каждому, поднявшемуся на борьбу с врагом:
«Товарищ!
Где ты дерешься сейчас?
Я искал тебя в боях под Вапняркой, под Уманью, под Кривым Рогом. Я знал, что найти тебя можно только в жарком бою».
В тот, начальный период войны я работал во фронтовой газете Южного фронта вместе с Горбатовым и очень хорошо помню, с каким волнением бойцы на передовой читали первое письмо товарищу и с нетерпением ждали, требовали продолжения. Письма эти печатались в нашей фронтовой газете «Во славу Родины». Но экземпляров газеты не хватало на всех, желающих сберечь у себя номер. Одновременно «Письма» были опубликованы в «Правде», однако и тиража «Правды» оказалось недостаточно. Наш «типограф» интендант III ранга А. Л. Путин (в предвоенные годы бессменный выпускающий «Правды») проявил инициативу — наладил печатание писем Горбатова отдельной брошюрой специально «карманного» формата. Эти маленькие книжечки в бумажных обложках разных цветов бойцы хранили в карманах гимнастерок рядом с партийными билетами, вместе с весточками из дома, фотографиями родных и близких. Не было, кажется, такой воинской части, где бы нам, армейским газетчикам, не рассказывали, как пришлось по сердцу бойцам вдохновенное слово писателя, а мы, в свою очередь, рассказывали об этом Горбатову, радуясь за него и гордясь своим товарищем.
Вспоминаю, как в последние декабрьские дни 1941 года он писал свое третье, новогоднее письмо товарищу на станции Фащевка (она обозначена в письме первоначальной буквой «Ф») в чудом уцелевшем домике путевого обходчика. Он сидел на перевернутом ящике, у подоконника, заменявшего ему письменный стол. Мела метель. Где-то совсем неподалеку кружили немецкие танки, которые в любую минуту могли нагрянуть на станцию, пожаловать прямо к нашему домику. А Горбатов писал, не поднимая головы, не отрывая от бумаги карандаша, писал яростно, исступленно вещие, пророческие слова: «Мы вернемся в Донбасс! Вернемся, чтобы заплатить врагам за расстрелы в Мариуполе, за зверства в Артемовске, за грабежи в Горловке. Как в годы гражданской войны, с яростным кличем: „Даешь Донбасс!“ — ворвутся наши лихие конники и пехотинцы в шахтерские поселки…»
«Письма товарищу» вобрали в себя впечатления первых дней войны, непосредственно увиденное и пережитое на передовой, услышанное от бойцов, уходящих в атаку. Прочно сложившиеся представления о советском характере, характере советского человека, труженика и борца, которым писатель не уставал восхищаться в разгар первых пятилеток, были для него одним из вернейших залогов и гарантий победы над врагом, когда «словно дурной сон развеется коричневый кошмар». В «Письмах товарищу» постоянным контрастом возникают картины войны и мира. Жестокая реальность войны и память о светлой, мирной жизни, о мирных планах, надеждах, мечтах, так внезапно и грубо развеянных войной. Тем сильнее гнев, тем больше ярость, тем тверже решимость бить и уничтожать врага.
Многие подробности, многие неповторимые детали военного быта, порой лишь бегло упомянутые в «Письмах товарищу», потом были развернуты и углублены писателем, вошли отдельными эпизодами в повесть «Непокоренные», в рассказы военных лет.
В «Письмах товарищу» упоминается, например, имя Игната Трофимовича Овчаренко, старого крестьянина из колхоза «Червонный Яр». Встретил его писатель вблизи огневой позиции, разговорился с ним, узнал, что земляки называли его Игнатом Несогласным. И вот почему. Долго агитировали односельчане упрямого Игната вступить в колхоз. Шесть лет агитировали. А теперь окончательно понял Игнат, что не согласен он без колхоза жить. Не согласен и никак не сможет. А враг грозит «крушением всей жизни», всего родного и привычного порядка.