Непокоренные: Избранные произведения
Шрифт:
Можно ли было убежать из лагеря?
Мы слышали о «штурме лопатами» и о «побеге восьмидесяти». В обоих случаях действуют русские пленные. Видно, русскому, советскому человеку наиболее присущ дух борьбы за свободу.
«Штурм лопатами» произошел в Крембецком лесу, где работали военнопленные из лагеря. Семнадцать русских лопатами убили вражескую охрану и убежали.
«Побег 80» произошел позже. Ему предшествовал настоящий митинг в бараке. Обсуждалось: бежать или не бежать. Восемьдесят решили бежать, пятьдесят — остаться.
Решили бежать ночью.
Оставшихся в ту же ночь фашисты вывели из барака и расстреляли.
Я знаю еще один случай побега. Его совершил люблинец Давидсон, еврей. Он бежал в тот момент, когда их гнали из лагеря на работу. Он знал, что его застрелят при побеге. Но он знал также, что его и без побега застрелят. Ему не из чего было выбирать. Он побежал, ожидая пули в затылок. Но пуля миновала его. Он спасся.
Его приютила знакомая польская семья. Два года и тринадцать дней — вплоть до прихода наших войск в Люблин — поляки скрывали еврея у себя на чердаке и кормили его. Все эти два года и тринадцать дней он пролежал в лежку, чтобы шумом шагов не выдать себя и семью, его приютившую. Все эти два года он никого не видел, ни с кем не разговаривал. Ему забрасывали пищу — и все. Он разучился говорить. Он отвык от солнечного света. Но он сохранил жизнь. Мы видели его.
И так же, как он на своем чердаке, так и тысячи людей в лагере жили смутной надеждой…
Мы видели на стене барака в лагере рисунок синим карандашом. Без подписи. Без текста. Рисунок изображал простой и тихий украинский пейзаж. Сколько горькой тоски по родине, по вольной волюшке было в этом рисунке! Сколько надежды!
Да! Даже здесь, в лагере уничтожения, люди продолжали надеяться. Свои надежды они связывали с наступлением Красной Армии.
Красная Армия не обманула их надежд.
Сейчас на Майданек приходят тысячи люблинцев. Приходят увидеть страшный лагерь.
Три года был он их кошмаром. Три года дышали они трупным запахом его печей. Пять лет жили под кнутом оккупанта.
Черным смрадом и тайной был окутан этот лагерь смерти. Теперь нет больше тайн. Вот печи дьявола. Вот рвы, где расстреливали. Вот останки полусожженных трупов в крематории.
Люди смотрят и уже не плачут. Все слезы выплаканы. Слез больше нет. Толпа кричит.
Во рву работают гитлеровцы, захваченные в лагере. Палачей заставили выкопать трупы их жертв.
Глухо звенят лопаты о землю. Палачи работают молча. Они только испуганно вздрагивают, когда слышат яростный рев толпы, и еще ниже склоняются к своим лопатам.
Толпа кричит.
Лопаты стучат
— Убийцы! — стонет толпа. — О! Убийцы!
Мимо проводят пленных фашистов, солдат и офицеров. Их больше восьмисот. Чтоб оградить их от народной ярости, их ведут по другой стороне рва. Конвоиры показывают им дело их рук. Труп ребенка уже весь извлечен из земли и положен рядом с другими трупами.
Фашисты молча идут мимо. Одни — отворачиваются. Другие — тупо рассматривают трупы.
— Бандиты! — кричит им толпа. — Убийцы!
Толпа густеет. С дороги из окрестных сел сбегаются люди. Только ров отделяет людей от их палачей. Во рву среди трупов замученных — маленький детский трупик.
Гитлеровцы идут, согнув шеи, уткнув глаза в землю. Руки — за спиной. Толпа неистовствует. Словно хлыст, свистят и падают на спины убийц ее крики:
— Убийцы! Дегенераты! Садисты!
Старик поляк Петр Рожанский подымает палку над головой и кричит:
— Чем, чем вы заплатите мне за моего сына? Чем?
Снова стучит в окна ветер с Майданека: помни о печах дьявола, поляк, помни о лагере смерти! Помни о миллионах замученных, расстрелянных, сожженных! Помни и мсти!
На площадь перед замком Люблинским стекаются огромные толпы. Поклониться праху мучеников.
Хор поет «Богородицу» — молитву, с которой шло Войско Польское на поля Грюнвальда бить врагов.
Рыдает площадь… Девочки в белых платьях несут венки на могилы. Припали к земле женщины в черном — вдовы замученных.
Обнажив головы, стоят солдаты Войска Польского. Взяли винтовки на караул бойцы Красной Армии.
Торжественно-траурную мессу служит ксендз Крушинский. Перед прахом мучеников он призывает соотечественников к единению. Член Польского Комитета Национального Освобождения В. Ржимовский открывает мемориальную доску на стене Люблинского замка. На ней краткая надпись:
Бывшие заключенные несут урну. В ней — пепел из крематория Майданека. Урна замуровывается в стену замка. Делегация Красной Армии возлагает венки от армии и правительства СССР.
Двадцать пять тысяч собравшихся на площади поют старую антифашистскую песню «Рота».
На крови мучеников, в огне борьбы, в братском союзе с советскими народами встает из пепла новая, свободная Польша.
г. Люблин.
1944 год, август