Непокорный ангел
Шрифт:
— Я тоже хочу поехать, — захныкала Лиззи.
— И я, — сказала Джулия. — Это такое приключение!
— Пожалуй, — согласился Уилл, встретившись с ней глазами.
Генриетта перехватила этот взгляд и раскрыла рот от удивления. Она посмотрела на Дэниела, но тот резал неподатливый кусок дичи для Нэн и ничего не заметил.
— Почему бы тебе не остаться здесь, Уилл, пока мы отсутствуем? — задумчиво предложила Гэрри. — Здесь достаточно комнат. Это неплохая идея, как ты думаешь, Дэниел, оставить кого-нибудь присмотреть за домом?
— Конечно, — охотно согласился
— Он может по крайней мере не обращать на них внимания.
— Может быть, ты позволишь Уиллу ответить самому?
— О, скажите, что не будете обращать на нас внимания, — взмолилась Лиззи, прежде чем пораженный Уилл смог что-либо произнести. — Мы будем очень, очень хорошо себя вести… никого не беспокоя, и можем все вместе…
— Элизабет! Если ты будешь продолжать прерывать старших, тебе придется покинуть столовую.
Лиззи замолчала, но Уилл заметил, что на него устремлены две пары умоляющих глаз. Он почесал свой веснушчатый нос.
— Я, конечно, не возражаю, но мне не хотелось бы злоупотреблять вашим гостеприимством, сэр.
— Пустяки! — сказал Дэниел.
— Значит, все в порядке. — Генриетта улыбнулась ему через стол. — Ты будешь жить здесь, пока мы отсутствуем, и, уверена, у тебя будет много друзей.
— Надеюсь, — ответил Уилл, глядя на Джулию.
Глава 12
Казалось, что Генриетта провела на море всю свою жизнь. Она легко передвигалась по кораблю, ощущая на губах вкус соли, с постоянно растрепанными ветром волосами.
Однако в Бискайском заливе они попали в шторм, и Гэрри чувствовала себя так плохо, что ей хотелось умереть. Дэниел завернул ее в плащ и вынес на палубу, где даже резкий ветер и соленые брызги были предпочтительнее духоты маленькой каюты, в которой пол ходил ходуном и ее выворачивало наизнанку. В течение нескольких часов Генриетта дрожала в его объятиях, а Дэниел упорно пытался влить ей в рот бренди, чтобы немного согреть. В конце концов Генриетта уснула и проснулась через шесть часов в том же положении — на палубе и в объятиях мужа, чувствуя ужасный голод. Продолжающаяся качка казалась ей уже не такой мучительной. Дэниел окончательно продрог, все его тело онемело, так что он едва мог двигаться.
Генриетта положила локти на поручни и подставила лицо свежему ветру, найдя в себе силы улыбнуться при воспоминании о пережитом испытании.
— Чему ты так радуешься? — донесся до нее голос Дэниела, и она посмотрела на ют, где он стоял с капитаном корабля, вспыльчивым голландцем, что требовало от пассажиров чрезвычайно тактичного поведения по отношению к нему.
— Так просто. — Она покачала головой, продолжая улыбаться. Ей не хотелось оповещать всех о том, что она думала о своем муже. Улыбка свидетельствовала не о хорошем настроении, а о теплом чувстве, согревавшем ее душу. Дэниел спустился по трапу на бак.
— Ты обманываешь меня, — сказал он, укоризненно похлопывая ее по спине.
Она засмеялась:
— Может быть, но у меня есть свои секреты.
— С попутным ветром к утру мы достигнем земли, — сказал Дэниел. — Как только пройдем Гибралтарский пролив, до Малаги останется совсем немного.
Капитан отказался заходить в Бильбао, чтобы высадить их, утверждая, что его груз должен быть доставлен в Малагу, а если они хотели высадиться в Бильбао, им следовало сесть на корабль, направляющийся именно туда. То обстоятельство, что в нужное им время ни один корабль не шел из Амстердама в этот порт, не имело для него никакого значения; и доводы Дэниела не могли заставить капитана изменить свое решение. Поэтому они вынуждены были с трудом продвигаться вдоль португальского побережья, через Кадисский залив и теперь вот подошли к Гибралтарскому проливу.
— Потом предстоит еще долгое путешествие на лошадях до Мадрида, — добавила Генриетта.
— Да, но сначала мы отдохнем, — сказал Дэниел, вглядываясь в голубые воды Средиземного моря, сверкающие под майским солнцем. Войдя в Гибралтарский пролив, они вплотную подошли к берегам Испании. Море здесь, насколько хватало глаз, было усеяно небольшими суденышками, фелюгами и рыбацкими лодками. — А это что за дьявол? — внезапно спросил Дэниел, глядя на незнакомые очертания корабля, полным ходом шедшего к ним. Ответ на его вопрос прозвучал с крюс-марса.
— Военный корабль! — крикнул впередсмотрящий, и судно мгновенно ожило, по палубе забегали матросы. Дэниел поспешил на ют, где капитан наблюдал за морем в подзорную трубу.
— Что это за корабль? — спросил Дэниел.
— Турецкая галера, — ответил голландец. — Идет на всех парусах. Нам не уйти от нее.
— Боже милостивый! — Генриетта тоже забралась на ют и слышала последние слова капитана. — Мы сможем отбиться от них, сэр?
Капитан проигнорировал ее вопрос и вместо ответа промычал что-то, требуя бренди. Тотчас была принесена большая бутыль, и капитан надолго припал к ней.
— Что, черт побери, вы собираетесь делать, капитан? — Голос принадлежал тучному мужчине в сбившемся парике и расстегнутом плаще, карабкающемуся по трапу, за ним, тяжело дыша, следовала краснолицая леди. Воинственный купец и его испуганная жена были еще одними пассажирами на судне. Дэниел всегда был подчеркнуто вежлив с ними, но Генриетта имела прискорбную склонность разражаться смехом в их присутствии.
— О Боже… Боже мой! — задыхаясь, причитала госпожа Браунинг, обмахивая раскрасневшееся лицо. — О, мы погибли! Нас всех захватят в рабство!
— Мы с вами окажемся в турецком гареме, — сказала Генриетта с озорной усмешкой, глядя широко раскрытыми невинными глазами на леди, которая вцепилась в поручень со стоном ужаса.
— Твой юмор сейчас неуместен, — резко сказал Дэниел, в то время как Генриетта закусила кулак, чтобы не рассмеяться во весь голос. — Если дойдет до драки, мы слишком плохо вооружены, чтобы выйти из нее победителями.
— Но на нашем корабле есть пушки, — простонала госпожа Браунинг.
— Шестьдесят пушек и двести человек команды, — резко сказал ее муж.