Неполадки в русском доме
Шрифт:
Если так, можно было бы принять эту волну за сравнительно безобидный рецидив горбачевско-ельцинского похода против государства и пересидеть его. Однако методы реформы оснований для такого оптимизма не дают. Ведь нередко метод оказывается губительнее цели.
Доктрина нынешней власти предполагает резкое сокращение функций государства (уход от “государственного патернализма”). Эти функции якобы должен взять на себя частный бизнес и “гражданское общество” (то есть само население). Но ни бизнес, ни граждане рвения не проявили, и власть решила просто ликвидировать свои функции путем ликвидации структур. Нет структуры — нет проблемы!
Решили, например, сбросить с государства
Фактическая ликвидация структур достигается и путем слияния ведомств, при котором понижается статус данной функции в иерархии управления. Почему, например, функцию управления системой образования соединили в одном министерстве с наукой? Это две большие, очень разные сферы деятельности — к чему же ведет это слияние? К снижению роли и той, и другой функции.
Дело не в этих конкретных решениях, а в том видении, которое в них отражается. От этого такая тоска. Ошибки можно исправить, а мировоззренческие установки власти исправить невозможно.
Почему и сейчас, как при Горбачеве и Ельцине, людям приходится гадать и искать какие-то тайные причины реформы управления? Казалось бы, советская система подорвана, призрак коммунизма перестал пугать наших правителей. С другой стороны, такого лихого воровства, как при Гайдаре с Черномырдиным, в последние годы в правительстве вроде бы не наблюдалось, каких-то особых концов в воду реформы прятать не требуется. К чему новая ломка?
Ответ я вижу такой: власть утратила цель и даже саму функцию целеполагания. Куда мы идем? Каким будет наше жизнеустройство через 10 или 20 лет? Ведь именно под эти образы и задачи строится структура управления. Но ставить эти вопросы и говорить о них у нас теперь не принято — конкретные образы заменены бесплотными призраками рынка и демократии. Уйдя от постановки больших целей, власть и не может целесообразно выработать образ адекватной им системы управления. Это пугающее обессмысливание толкает к импровизации — “удвоить ВВП”, слить науку с образованием, а пенсии со здравоохранением.
Государственность хиреет без идеологии, на языке которой пишутся цели. Попытка заполнить идеологический вакуум через возрождение государственной религии бесплодна — из кризиса не выходят, пятясь назад. Но без идеологии, дающей представление о добре и зле, не может строиться система власти и управления — отсутствие этических норм не заменяется ни выборами, ни проштампованными Госдумой законами. Переделка государственных структур без цели и без идеологии — в лучшем случае имитация реформы.
Сам замысел нынешней административной перестройки предельно механистичен. Система управления, которая является одним из сложнейших порождений культуры страны и даже входят в ядро национальной культуры, представляется бездушной машины, которую можно переделать по чужому чертежу. Почему, например, из министерств выделены “агентства”? Только потому, что так делают в США.
Но ведь РФ — не США! У нас издавна отрасли строились как “хозяйства”, без разделения властей, а с их интеграцией в руках единоначальника с коллегией. Разработчики реформы явно не чувствуют, что системы, подобные управлению, развиваются органически, а не доктринерски. Их изменение, ведущее к разрушению “генотипа”, приводит к болезни организма и обходится очень дорого.
Все мы знаем и переживаем тот факт, что за последние 20 лет управляемость процессами жизнедеятельности страны резко ухудшилась. Требуется
Усиление государства — в интересах подавляющего большинства населения. Но сила — не в блеске ритуалов инаугурации, не в роскоши дворцов. Красноармейцы в лаптях излучали больше уверенности и силы, чем ряженые гусары президентского полка. Сила — в образе справедливого будущего и ощущении нынешней правоты. Вот такую силу и надо искать для нашего государства.
Май 2004г.
Разруха в умах и в домах
Часто говорят, что главная причина кризиса — разруха в умах. Говорить-то говорят, но особых усилий, чтобы эту разруху преодолеть, пока что не видно. На короткий по историческим меркам момент В.В.Путин утихомирил волны политической суеты. Нет худа без добра, и наш долг — не растратить этот подаренный нам момент внешней стабильности. И главное наше дело — за этот момент «починить ум». Я скажу об одной важной неисправности — о повреждении меры.
Овладение числом и мерой — одно из важнейших завоеваний человека. Умение мысленно оперировать с величинами осваивается с трудом, его надо беречь и развивать. Но во время перестройки в мышлении интеллигенции случилась необычная болезнь — утрата расчетливости. Произошла архаизация сознания слоя образованных людей.
А ведь Россия, и царская, и советская, была сложным традиционным обществом в состоянии быстрой модернизации — но без слома своих культурных оснований. В этом хрупком состоянии прослойка европейски образованных людей («интеллигенция») жизненно важна как носитель духа модернизации. Понятно, что откат назад в «навыках мышления» интеллигенции чреват тяжелым кризисом.
Этот откат, на мой взгляд, затронул всех, похвастаться особой устойчивостью некому. Утрата меры наблюдалась в мышлении и левых, и правых, и западников, и патриотов. Важное свойство расчетливости — способность быстро прикинуть в уме порядок величин и оценить, в какую сторону ты при этом ошибаешься. Когда расчетливость подорвана, сознание людей не отвергает самых абсурдных количественных утверждений, они действуют на него магически. Человек теряет чутье на ложные количественные данные.
Особенно нужно чувство меры в условиях кризиса. В это время на первый план выходит способность власти, элиты, общества в целом реалистично измерять масштабы возникших перед ними угроз и тех средств, которые есть в наличии для того, чтобы эти угрозы устранить или хотя бы оттянуть «до лучших времен». Здесь тяжелый ущерб наносит несоизмеримость в умозаключениях, когда мера не соответствует реальности, не позволяет ни понять ее, ни разумно воздействовать на нее.
В том кризисе, что поразил сейчас Россию, вышло наоборот — эта способность была не мобилизована, а утрачена. Само это стало одной из причин углубления кризиса. Нагляднее всего это видно в словах и делах власти. Однако эти проявления — лишь внешнее выражение того, что происходят в умах нашей интеллигенции.
Так уж получилось, что вся наша властная верхушка, а также «бизнес-сообщество» — часть интеллигенции (по данным ВЦИОМ, «94% новой российской элиты имеют высшее образование, причем каждый пятый получил ученую степень или обучался еще где-нибудь после окончания вуза»). Если уж не о делах, то о словах власти точно можно сказать, что они «подгоняются» под образ мысли интеллигенции. Поэтому заявления ведущих политиков отражают состояние ее умов.