Непоследние времена
Шрифт:
– Тут одна газета в Волгограде написала, что, типа, я всю жизнь мечтал совершить какой-нибудь подвиг – и вот совершил. Увидел, значит, гранату – дай-ка, думаю, подвиг совершу. Даже в кино так не бывает.
– А как бывает?
– Рассказываю. Мы с бобром пошли метать гранаты…
– С бобром?
– Если на солдата надеть все что положено, он становится похож на бобра. Короче, я показал ему все, что надо. Он метнул. Только присели в окопе, смотрю – а граната у нас под ногами. Первая мысль – схватить и выкинуть. Но оставалось секунды полторы – могло не хватить. Вторая мысль – выпрыгнуть самому. Это я, наверное, сделал бы, если бы видел, что Данила тоже заметил гранату. Но он был уверен, что бросил ее, и, если бы я выпрыгнул, а он остался, я бы его просто
– Вы с ним были друзьями?
– Да нет, отношения были обычные. Командир – подчиненный. Но если без дураков, солдат неплохой. Погиб – было бы жалко.
– А если бы ты выпрыгнул, тебе бы за это что-нибудь было?
– Ну, потаскали бы по инстанциям, Геродотычу бы пистон вставили… Тут реально боец сам виноват. В госпиталь он ко мне потом приходил, говорит: «Извини, у меня тогда рука замерзла, я ее просто не чувствовал». «Да ничего, – говорю, – надо было сказать, мы бы подождали». Короче, не знаю, что тогда сработало. Он сидел чуть правее меня. Я отодвинул его и начал уже прикрывать, а сам до конца прикрыться еще не успел. Взрыв я даже не услышал, а увидел – вся картинка перед глазами вдруг стала красной, как будто телевизор испортился. У меня тогда одна мысль промелькнула: «Вот это приход…»
– Наркоманы так говорят о кайфе.
– А у нас так говорят о смерти…
Приход
– …А почему не уход?
– Понятия не имею. Не я это придумал. Наверное, приход – это когда уже все, когда приходишь ТУДА. То, что я ТУДА так и не дошел, это просто счастливая случайность. После взрыва я, наверное, на несколько секунд вырубился. Мне потом некоторые говорили, что это душа у меня выскочила, рванула на тот свет, но почему-то вернулась.
– Ты из военной семьи?
– Нет. Отец покойный в совхозе работал – «Донские зори». А я, стыдно признаться, девять классов на одни пятерки окончил. А одиннадцать – с одной четверкой. Но за поведение всегда был «неуд». Старший брат служил контрактником в Боснии, и я мечтал о военной службе – хотел мужиком стать. Поехал поступать в Новочеркасское училище связи. Побыл две-три
недели, увидел, какая там дуриловка, и передумал. Мать устроила в Институт гидромелиорации. Проучился год – нет, тянет в армию. В ту, которую я сам себе представлял. Поговорил с матерью – она меня понимает. Бросил институт и поехал с другом поступать – он в Рязанское десантное училище, я в Московское общевойсковое. Меня приняли вне конкурса – учли год учебы в вузе. Но и там мне не понравилось: блат, полно генеральских сынков, атмосфера соответствующая. Короче, забрал я документы и ждал запросов, чтобы пройти по донабору. Мы все надеялись на Благовещенское училище морской пехоты, но запрос пришел из Новосибирска. Там есть факультет разведки. То, что надо. Отучился пять лет, оказался в 56-й десантноштурмовой бригаде в Волгодонске. Потом она стала полком в составе 20-й мотострелковой дивизии. Нас передислоцировали в Камышин.
– Расскажи про Чечню.
– Не буду. Пусть лучше Геродотыч расскажет.
– Передать ему что-нибудь?
– Передайте ему, чтобы он жарил рыбу. Он поймет.
Баранки для Бондарева
– Роман Геродотович, вам передали, чтобы вы жарили рыбу.
Демиурчиев рассмеялся:
– Когда приедешь, спроси его: «А за сковородкой сходил?»
– А что все это значит?
– Да ничего не значит. Мы с ним на двоих квартиру снимаем. Вот и подкалываем друг друга.
Полчаса езды на «шишиге», и мы в двадцати километрах от Камышина, на том самом полигоне Елыианка. Бойцы в белых маскхалатах добирались сюда на лыжах – задача стояла пройти незамеченными даже для гаишников и милиции. Полигон – в глубоком овраге. Мы зашли в офицерскую палатку. Четыре кровати, земляной пол, печка-буржуйка, стол со скамейками и запах, который капитан Демиурчиев тут же вдохнул полной грудью.
– Еще он сказал, чтобы ты рассказал про Чечню.
Геродотович задумался.
– Не знаю я, чего рассказывать. Сначала был Дагестан. Оттуда перешли в Чечню. Он командовал взводом, четырнадцать человек по штату. За девять месяцев ни одного убитого и всего двое раненых – во время штурма высоты 861,7. Это было второго марта, на следующий день после того, как шестая рота полностью полегла при штурме другой высоты. У нас из 95 человек четверо убитых и двадцать раненых. Когда мы взяли высоту, насчитали двадцать мертвых духов. И сколько трупов еще они с собой унесли. Виталик тогда получил медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени. Могу рассказать случай, как он ночью ездил на БТР из Грозного в Старые Атаги. Ему командир поставил задачу проверить эту дорогу – ну, он и проверил. А потом оказалось, что командир всего лишь имел в виду проверить маршрут по карте, по агентурным данным, а на предмет заминирования – это уже саперы будут работать. Это неправда, что друг познается на войне, – там все стараются быть крутыми. А вот на гражданке бывает, что друга-героя за сковородкой сходить не допросишься. Попов – просто нормальный парень, и на войне, и в мирное время.
Место того взрыва – на самом дне оврага. Когда мы взбирались по крутому склону, лейтенант Раиль Измайлов из медицинской роты рассказывал, как они тогда так же топали с носилками на руках – и все говорили, говорили, не переставая, чтобы Попов сознание не потерял.
– Минут через сорок только доставили его в госпиталь. Потом всем полком кровь сдавали. А знаете, что Попов сказал, когда его стали раздевать, чтобы положить на операционный стол?
– Что?
– «Только трусы не снимайте».
Бабушка-процентщица
Как одинокая пенсионерка без математических проблем стала самым влиятельным жителем города Суздаля Ф.И.О. Лидия Ивановна Евсеева уже который год как кость в горле у коммунальщиков Владимирской области. Ей уже за семьдесят, а она откусывает у ДЭЗов и теплосетей один миллион за другим. Пенсионерка из города Суздаля делает перерасчет по услугам ЖКХ предпринимателям и учреждениям, выкидывая из присланных коммунальщиками квитанций все незаконные платежи. Причем работает она не на голом энтузиазме, а как полноценный деловой партнер: на скромный процент от сэкономленных миллионов уже построила себе дом, сделала ремонт детям и останавливаться на достигнутом не собирается. Клиентов и раньше хватало, а с наступлением кризиса все бросились экономить, и теперь от них и вовсе отбоя нет. Побывав в гостях у «народного оптимизатора», журналист пожалел лишь об одном – что не взял с собой счет за собственную квартиру.
Бизнес-план для пенсионера
Лидия Ивановна уже давно могла бы ездить только на такси, но предпочитает автобус: привычка. Мы возвращаемся в Суздаль из Владимира, где Евсеева только что подписала договор на оптимизацию расходов по ЖКХ с одним очень крупным банком. Отделений у него по городу несколько десятков, так что теперь будет чем заняться до самого лета. Мы уже давно оплатили проезд, но кондуктор об этом забыла. Лидия Ивановна шарит по карманам, но подлый билетик куда-то спрятался.
– Триста восемьдесят четыре тысячи пятьсот двадцать девять, – произносит Евсеева.
– Чего? – не понимает кондуктор.
– Это мой билет. Я не могу его найти, но точно помню номер.
Охотница на «зайцев» смотрит на свою ленту – все сходится. Она в шоке.
Я тоже.
– А сколько будет пятьсот сорок два с половиной разделить на восемьдесят один? – пытаюсь срезать бабушку.
– Ну, если округлить, то шесть целых семь десятых.
Я пытаюсь сделать то же самое столбиком в блокноте и с ужасом понимаю, что забыл, как это делается. В мою жизнь все безжалостнее вторгаются цифры, рубли, доллары, проценты, а я совсем разучился считать.