Непоследние времена
Шрифт:
Татьяна обращалась к очень известным журналистам: Борису Резнику, Леониду Парфенову, Вадиму Такменеву – ее отфутболивали, принимали за сумасшедшую. Она продолжает называть имена, а я с ужасом роюсь в памяти: нет, мне вроде не звонила.
– Однажды я случайно узнала, что существует какой-то Фонд защиты гласности, и написала туда письмо ненависти: «Где ваша помощь?! Вы кого вообще защищаете?!» После этого они стали интересоваться моей судьбой, регулярно писали со своей стороны какие-то бумаги по инстанциям. Толку от этого было мало, но и на том спасибо. А потом в Хабаровске состоялось выездное заседание Общественной палаты, что-то на тему СМИ и общества. Павел Гусев там был, Николай Сванидзе. Я туда тоже приехала – денег на дорогу назанимала – и закатила речь, от которой представители
Однажды каким-то рикошетом из Интернета в Татьянин почтовый ящик влетело письмо от оргкомитета премии имени Артема Боровика. С призывом ко всем региональным журналистам присылать на конкурс свои публикации. Кто такой Боровик, Таня знала, что такое его премия – нет, поэтому про письмо благополучно забыла. Но тут в Ванино случилось событие, которое заставило о нем вспомнить.
Пасха для братвы
«Эту пасхальную ночь многие из ванинцев запомнят надолго. Как рассказывают очевидцы, два часа на их глазах какой-то пьяный мужик куролесил в церкви: кидался куличами и яйцами, плевал на иконы, жевал свечи, хватал за грудки и крыл матом всех, кто попадался на его пути. Люди в страхе разбегались кто куда, зато на “карнавал” с разноцветной яичной скорлупой спокойно взирали сотрудники милиции. Со стороны. Словно они не на дежурство выехали, а так, погулять вышли. Многочисленные уговоры пойти и усмирить хулигана на них почему-то не действовали. За два часа к церкви было стянуто четыре экипажа (это восемь милиционеров, находящихся при исполнении!), но никто из них так и не отважился помочь напуганным женщинам и детям. Правда, кто-то попытался объяснить самым непонятливым, что, мол, это местный “авторитет” гуляет, а когда он в гневе, то к нему лучше не подходить…»
Награда нашла героя
«На минувшей неделе о Ванино говорили не только в Хабаровске, но и в Москве, причем добрые слова. Все мы помним, какой резонанс вызвал репортаж “Пасха для братвы”, опубликованный в газете “Мое побережье”. Речь в нем шла об инциденте, который случился в ванинском храме на прошлую Пасху. Криминальный авторитет из Октябрьского поселка ворвался в церковь и на глазах у клириков и мирян учинил там погром. Законопослушные прихожане вызвали милицию, но вместо того, чтобы скрутить беспредельщика, стражи порядка предпочли играть роль наблюдателей. И вот теперь нам стало известно, что эта публикация была по достоинству оценена: Татьяна Седых стала лауреатом одной из самых почетных журналистских премий страны – премии Артема Боровика “Честь. Мужество. Мастерство”.
– Честно говоря, я отправляла на конкурс публикацию в последний момент, и даже анкету не стала заполнять, потому что была уверена: ничего не выйдет, – рассказала Татьяна. – Когда меня пригласили на церемонию вручения, я тоже еще не поняла, что происходит. Боялась одного – как бы не упасть на сцене: после того как сожгли мою машину, увеличилась нагрузка на позвоночник, часто стали полностью отказывать ноги.
Когда Татьяне вручали премию, зал встал. В том числе и журналисты, поэты, общественные деятели, которых знает вся страна. Между тем в самом Ванинском районе это событие вызвало смешанные чувства. Очень многие считают, что премия, тем более подкрепленная внушительной денежной суммой, – это, конечно, хорошо, но из-за этой победы Ванинский порт снова “прославился” на всю страну как криминальное гнездо и рассадник бандитизма».
– Татьяна? – Новый глава района Николай Ожаровский задумывается, и в этот момент у него появляется очень редкое выражение лица – блаженное недовольство. С таким лицом немолодые уже мужчины, как правило, думают о женщинах, которые им всю жизнь испортили, но которых они все равно любят. – Ну что вам сказать про Татьяну? Наверное, если бы завтра газета «Мое побережье» закрылась, нам стало бы скучно жить. Мы ее выписываем, она для нас такой барометр настроений, не дает расслабляться. Но все-таки очень часто Таня перегибает палку, огульно критикует что-то, даже не попытавшись войти в положение. Ведь районные власти не всесильны. Мне вообще кажется, что это у нее не столько профессиональное, сколько личное. Ну, нравится ей быть героем, вечным оппозиционером, жить в состоянии постоянной обороны. Наверное, если бы завтра она проснулась в другой стране, где все идеально и все счастливы, она тут же впала бы в депрессию. Мы бы уже могли сто раз подать на Татьяну в суд и выиграть, но мы ее бережем, и вообще – она для нас вовсе не персона нон грата. Мы даже на планерки ее приглашаем, но она не ходит.
– Знаете что, – заочно отвечает главе района Таня Седых, – вот я с ужасом вспоминаю те годы, когда правил Мусянович, но иногда мне кажется, что при нем было лучше, чем теперь. Он нас давил, но зато по каждой публикации устраивал своим подчиненным разнос – я чувствовала, что каждый текст реально работает. А теперь нас не трогают, но и реакции никакой – что ты пишешь, что не пишешь…
– Но ведь есть же у нас и достойные люди, даже во власти, и почему бы их не прославлять? – парирует из своего кабинета бывший физрук Ожаровский. – Надо же как-то думать и о том, чтобы поднимать планку района, улучшать его имидж.
– Ага, вот и на том выездном заседании Общественной палаты хабаровские чиновники только и говорили: «Имидж края, имидж края». Сколько денег тратится на этот имидж – страшно подумать! Да вы сделайте на эти деньги хотя бы безбарьерную среду в нашем поселке – я же первая об этом положительную статью напишу.
– Папочка вредничает, папочка вредничает, – вздыхает Ольга Перминова, врач-фтизиатр, многодетная мать с высшим образованием.
– Отстаньте от меня, голова болит! – стонет папочка, не отрывая лица от подушки.
Бывший инспектор лесхоза на 88-м году жизни окончательно понял, что больше никому не верит. Последней, кому верил, была Татьяна Седых.
– Не обижайтесь, Павел Васильевич, – почти про себя говорит Таня, сжимая в руке допотопный крупнокассетный диктофон. – Я сделала все, что смогла.
Шесть лет назад у Павла Иванченко, ветерана всего, что только можно, выключился свет. Оказалось, что всю свою жизнь он прожил неправильно – злостно питался электричеством от железнодорожной линии, к которой его улицу Встречную подключили еще большевики в мохнатом году. Год назад выиграл суд. К нему даже пришли электрики и даже включили свет. Но тут же выключили, объяснив, что их дело – подключить, а теперь должны прийти те, кто будет эту линию обслуживать. А те, кто должен обслуживать, не идут и не идут, потому что формально никто за эту линию не отвечает, а фактически – никто и не хочет. После таких объяснений у Павла Васильевича выключилось сердце – дочка еле выходила отца после инфаркта.
– Когда я была маленькая, он все рассказывал про японскую войну и приговаривал: «Это ужас, что там японцы творили, это ужас, что японцы творили…» – говорит дочь-фтизиатр. – А теперь рассказывает про свои дела и приговаривает: «Это ужас, что тут русские творят…»
В доме у Павла Васильевича с его супругой Анной Ефремовной давно выполнены заветы президента по части энергосберегающих лампочек: другие от автомобильного аккумулятора долго не горят. Вместо холодильника – холодный ручей, который протекает мимо дома.
– Танечка, ты не расстраивайся, все у нас получится, я ведь тоже пробивная, да-да-да, – тараторит многодетная мать. – Вот у нас в отделении одно время вообще ничего не было, медикаментов не хватало, а я взяла и в «Поле чудес» написала.
– Куда?!
– Ну, Якубовичу. Вы не думайте, я не дура, я до этого и в Минздрав писала, и президенту – бесполезно. Дай, думаю, в «Поле чудес» напишу. И что вы думаете, проходит три месяца – и нас снабжают медикаментами. Мне потом на телевидении по телефону сказали, что они переслали мое письмо в Минздрав с пометкой: «Ну пожалуйста!» А тем, наверное, стыдно стало – все-таки Якубович.