Непоследние времена
Шрифт:
– А восемь лет назад по этому склону снеговики спускались, 223 штуки. – Володя пытается подавить непроизвольный смешок, но у него не получается. – Мы пока их с пацанами лепили, все друг на друга смотрели, чтобы лишний раз проверить, рехнулись мы или все нормально. Зато когда снеговики были готовы, мы уже все поняли.
– Что поняли?
– Что такое искусство, поняли.
– И что это такое?
– Да просто искусство, и все. Чего тут понимать?
Богатырь терзает свинью
У дяди Коли Полисского в избе первые советские стеклопакеты, за ними – шикарный вид на реку Угру; в сенях звизжане красят гуашью грачей, а жилое помещение кишит деревянными муравьями. Это дядя Коля готовится к Венецианскому биеннале. Десант из Николы-Ленивца собирается слепить там из лозы пятиметровый муравейник, по которому будут ползать пятьсот муравьев.
– До 2000
Вася Щетинин и сейчас рассказывает об этом взахлеб:
– Я тогда был еще студентом МАРХИ, и моя квартира на какое-то время стала негласным митьковским штабом в Москве. За это время мы так сдружились, что я не мог не принять участия в их акции «Транссибирский экспресс». Мы просто сели в поезд Москва – Хабаровск и рисовали все, что видели, а потом сделали выставку. Вышел я из этого поезда с огромной печенью и неизлечимым желанием во что бы то ни стало создать поселение художников. Потом еще керосинчику в мое воспаленное воображение плеснул Слава Полунин – у него была идея создания «Города счастья», в котором жили бы художники-единомышленники. Несколько месяцев я рыскал в радиусе трехсот километров от Москвы. Параметры поиска были такие: пустая деревня в балдежном месте и чтобы обязательно была заброшенная церковь. Однажды гостил на даче у своего друга в Потаповке – это в восьми километрах отсюда. В День Военно-морского флота встретил двух нетрезвых моряков. Они мне это место и указали. Я встал на высоком берегу Угры и понял: вот оно! Церковь, красотища, деревня брошенная, название шикарное – все совпадает. Надо брать!
– Говорят, где-то здесь еще и татарское иго пало.
– Да, причем самым мистическим образом. Сошлись два войска, постояли с месяц на разных берегах реки, посмотрели друг на друга и разошлись. Стояние на реке Угре. Оно произошло в 1480 году, спустя целых сто лет после Куликовской битвы.
– А откуда названия такие странные – Никола-Ленивец, Звизжи?
– Точно никто не знает. По поводу Звизжей легенда гласит следующее: в сосновом бору на крутом берегу Угры в трех километрах от Николы-Ленивца русский богатырь, глядя на костры вражеского лагеря на противоположном берегу, мечом булатным мучил свинью, которая визжала как резаная, заставляя врагов содрогаться от ужаса.
– Это он религиозную рознь, что ли, разжигал?
– Татары в те времена еще были язычниками, поэтому религиозного смысла свинячий визг для них не имел. Просто неприятно им было, вот и все. А богатырю приятно. Что же до Николы-Ленивца, то здесь другая легенда. Якобы однажды накануне праздника Николая-угодника враг вероломно напал на русское поселение, и дружинникам пришла в голову та же идея, что спустя века помогла Кутузову победить Наполеона: сдать населенный пункт без боя, зато сохранить войско. Радуясь легкой победе, враг предался пиршеству и потерял бдительность – обленился. Тем временем наши собрали силы в кулак и в Николин день выбили неприятеля обратно за реку. По Угре в те времена проходила негласная граница русского сепаратизма – ее называли «пояс Пресвятой Богородицы», – поэтому подобные стычки здесь случались нередко. В мирные времена село разрослось настолько, что на картах девятнадцатого века помечалось значком от двух до десяти тысяч жителей. А когда сюда пришли мы, здесь жил один дядя Ваня Соколов. Царствие ему Небесное – умер от регулярного недопивания.
Снеговики живут своей жизнью
Взяв штурмом гектар земли, художники еще долго всеми правдами и неправдами добывали стройматериалы. Построить дом и взяться за кисти Николаю Полисскому удалось лишь в 1994 году. Но прошло еще пять лет, и дяде Коле стало смертельно скучно.
– Я вдруг понял, что превращаюсь в какое-то животное, вечно пережевывающее краску. Вроде все было хорошо: мои картины продавались, я преподавал в Московском технологическом институте легкой промышленности, но при этом чувствовал, что прочно упираюсь головой в потолок. Я видел, что есть другое искусство, но не знал, как в него войти. Идея пришла, когда я ехал на машине в Нижний Новгород. Как раз выпало очень много снега, и я почему-то задумался о том, сколько снеговиков можно из него слепить. И вдруг понял, что это не просто мысль. Это проект.
Дядя Коля вернулся в Никола-Ленивец, позвал еще живого тогда дядю Ваню Соколова, и они стали лепить снеговиков. Слепили три штуки, и тут ударил мороз – снег стал нелипким. А надо было куда-то уезжать.
– Я тогда говорю: «Дядя Ваня, собери, пожалуйста, знакомых ребят из Звизжей. Как только начнется оттепель, пусть лепят сколько влезет. За каждое туловище плачу по десятке». И что вы думаете? Когда я вернулся, меня встречала толпа снеговиков. С морковками, но без ведер. Я им поручил искать ведра, и они их нашли, но все – с прогнившим дном. Оказывается, местные женщины используют такие ведра для выращивания рассады. Зимой ведра женщинам не нужны, поэтому они предоставили их в мое распоряжение совершенно бесплатно, но под расписку.
Снеговики тихою толпою спускались к реке и в ней растворялись. Когда стало теплеть, они начали жить своей жизнью: потихоньку таяли и всякий день меняли облик. У каждого снеговика нарисовалась своя судьба, но все вместе они произвели фурор в ЦДХ на ярмарке актуального искусства «Арт-Москва». Дядя Коля понял, что идет в правильном направлении. И что идет он уже не один.
Когда снеговики растаяли окончательно, на их месте выросло намного больше травы, чем вокруг: сработал эффект снегозадержания. Дядя Коля снова созвал мужиков из Звизжей – на этот раз не лепить, а косить. Из скошенной травы построили огромную башню. Она простояла один сезон, и ее скормили коровам. Получился навоз – он тоже послужил актуальному искусству. Дядя Коля и его команда построили башню из лозы, расставили в ней ящики с землей, удобрили ее тем самым навозом и посадили в эту землю всякие овощи. Потом этими арт-плодами угощали публику на фестивале «Арт-Клязьма».
После этого арт-объекты стали расти в Николе-Ленивце как грибы после дождя: башня из дров, труба ТЭЦ, сплетенная из лозы, «Шишкин дом», специально сконструированный маститым голландским художником Андрианом Гезе, инсталляция «Граница», конкурс арт-туалетов – каждый новый проект в Николе-Ленивце становился событием не только здесь, но и в Москве. Звизжане стали своими людьми на первостепенных отечественных фестивалях, вскоре их стали приглашать и в европейские страны. А потом у дяди Коли возникла идея фестиваля «Архстояние», который стал проводиться в Николе-Ленивце дважды в год.
– У архитекторов работа нудная, а тут мы им предоставляем возможность порезвиться, – говорит Николай Полисский. – Принцип такой: они разрабатывают проекты, а мои ребята их реализуют. Архитекторам отдушина – ребятам заработок. У меня уже художников человек пятнадцать работают постоянно, а иной раз приходится до пятидесяти нанимать.
– Вы их на полном серьезе художниками считаете?
– Абсолютно. Им действительно нравится. Уже много раз было, что кто-нибудь уезжал, например, работать в Москву. Например, охранником. Но потом все равно возвращаются. Говорят: «Там скучно». Пока не вернулись только двое: один чересчур удачно женился, другой ушел в менты. Я принципиально не беру к себе людей с образованием. Зачем? Меня эти ребята еще ни разу не подводили. Все, что мне нужно делать, – это аккуратно их направлять. Знаете, у немецкого художника Йозефа Бойса была идея принимать в художественные вузы без экзаменов. Он терпеть не мог всю эту академическую братву и грозился, что обычных деревенских мужиков научит работать так, что они сделают прорыв в искусстве. Но ему терпения не хватило, а у меня, похоже, получается.