Непотопляемая Атлантида
Шрифт:
Протестанты Словом называют Библию, а не Евангелие. Псалмы духоборцев собраны в «Животную книгу», которая долго хранилась изустно. Теперь уже Слово в псалмах означает почти всё мыслимое: Слово – это Бог: «Бог есть Дух, Бог есть слово, Бог есть человек». Одновременно слово воспринимается как инстрмент познания и видения Бога: «Бог есть Слово, Словом Бога вижу». Синонимом Слова в сакральном значении является «глагол» (это как бы посторение двух «гла» или «гол». В древнерусском языке было слово для обозначения непонятной речи: «гыргытать» (р = л). То есть «глагол» воспринимался, как не своё «слово», но его синоним., то есть это обозначение слова в другом языке. Как утверждают духоборы, Бог творил вселенную глаголом и пением. Духоборцы строят свою картину мира, опираясь на Слово. СловО поСЛанО, то Глагол есть ГЛАва и уГОЛь. (всему голова и жжёт сердца). Глагол – трубный глас, божественнеая речь, всегда нуждается в адресате. Слово же – учение Христа, оно эзотерично и самодостаточно. Слово изречено, а глаголом его разносят во все концы вселенной. Глагол – способ доставки Слова. И верно: глагол – это часть речи, которая выражает действие. А Слово – существует независимо от наличия средств доставки, потому что оно существительное. Словом также обозначают и некий законченный текст. Докладчику дают слово, выступающему на собрании. Это так называемое слово профанное. Слово есть и в значении целого жанра: Гнилослово – хвастовство. Напрасное слово – клевета. Слово суетное = гортань наша зависная – зависть. А вот есть ли в народной речи слово в значении просто отдельного слова? Как-будто да, потому что при нём стоят числительные – одно слово, пару слов, много слов = слова неукладные. Слова говорят, а речи – слушают. Слово несёт информацию, а речь – акт общения, вызывающий реакцию. Слово «слово» отвечает на вопрос «что/о чем». А слово «речь» – на вопрос «как». Семантика Слова связана со знанием, речь – со звуком. Слово характеризует ментальные признаки (слова глупые, жестокие, праздные). Речь же – голосовые данные (речь несет, течет, журчит, гремит, шелестит…).
Слово может быть отчуждено от говорящего, изрекшего его. Речь же – всегда его неотъемлемая характеристика. Слово имеет множество реализаций. Речь реализуется только в звуке, голосе.
ГЛАВА 1.14 Голос-глас
Концепт «голос» имеет две формы – голос и глас. В народном ритуале функции голоса имеют мифологический смысл. Это, в первую очередь, оберег (в обрядах). В речи певца голос имеет три значения:
1. звуковой атрибут человека: громкий или тихий, тонкий или толстый, грубый окатный или шершавый.
2. напев (легкий или тяжелый, местный или духовный, свадебный голос или похоронный, бывалошный или нонешний…).
3. партия в многоголосии (бас, подводка…) В народных текстах его почти нет.
В светских текстах голос принадлежит человеку, а в былинах, кроме ЦЕЛОВЕЦЬЕГО (ц = ч), он может быть чьим угодно (звериным голосов растений и деревьев, камня, любого предмета – весь мир наделен способностью говорить). Заметим кстати одну важную для на смысловую особенность замены звука «Ц» в новом произношении на «Ч»: «цело-век» = «чело-век», то есть «целый век» (какое необъятное смысловое поле!) стал просто «чело-веком», то есть «лбом навек», к примеру. Очевидно невероятное сужение смыслового поля значений. Для голоса 1 типичный эпитет «зычный» – зыкающий, то есть говорящий – но с кем зыкают? С неприятелем чаще всего: «язык» – в смысле «враг». Невеста ещё в свадебных причитаниях Севера тоже плачет «зыщно». Но он может быть и жалким, тухлым (в похоронных причитаниях), вообще совершая целое «хождение» по земле. Слово «глас» имеет, кроме 1 и 2, ещё и дополнительный оттенок – сакральный. И тогда он сочетается с глаголом «возопиял» или «кричал». Гласами обладают прежде всего высшие силы – Христос, Богородица, ангелы, святые… А также чистая «прекрасная мати пустыня» – противостоящая грешному суетному и прелестному (от «прельщать») миру. Но здесь мы должны наконец определиться, о какой ПУСТЫНЕ, да ещё отвечающей голосом архангела или же самой Богородицы тдёт речь. Очевидно, не о Сахаре. Это и вовсе не пустЫня, а пУстынь. (Оптина пустынь, к примеру, то есть место уединения, монастырь. В греческом «монастырь» = «мона-стераки» (одинокие старики), такой обычай был в древности – собирать стариков в специальное место, где они мирно доживали свои дни, и куда, кстати, родители приводили детей на обучение. Глас, также, как и голос может быть персонифицирован, то есть отделен от физического или символического носителя. Это не образ, а именно звуащая речь невидимого существа. Иногда говорит икона. У голоса, как и у гласа есть предназначение: они даны для того, чтобы: 1. возвестить грехи человеческие, 2. оповестить о спасении. Глас тесно связан с трубой, и в этом его главное отличие от Слова. Однако источник глава – уста Божьи. Но глас может и принадлежать человеку – молящемуся ко Господу. Но если глас Божий спускается сверху, с небес, и обращен к избранным, то глас молящегося поднимется от земли к небесам. «Голос Господний речет: горе жестоким». У молокан в песнях эсхатология светлая – вслед за концом света и страшным судом наступит тысячелетие Царства Божия.
Речь же всецело в распоряжении человека, к высоким сферам духовного она не допущена: Бог и другие высшие силы речей не говорят.
ГЛАВА 1.15 Слово серебро, а молчание – золото
Молчаливый всегда красивее говорящего, сказал Достоевский. Нас в этой главе будут интересовать «слова молчания». Молчание человека – это штиль в природе. Этимология слова такова: растапливаться, слабеть, размельчатся, мельчать, дело идет явно к умиранию. Звук выносит чувство наружу, рождая речь. Запертый молчанием звук приводит к нагнетанию чувства. Вот почему творческому человеку не рекомендуется многоглаголиво рассказывать о своих планах. Как это делал Маяковский – он мало говорил, почти не говорил. Он, как правило, – читал стихи или шутил. Но где, строго говоря, начинается молчание литератора? Однако в общении молчание всё же – разговор, хотя бы мимикой, жестом. Смысл говорящему молчанию придает также контекст, ситуация, ритуал. «Молчать», однако – это не значит «не говорить». Пьяный мычит, издает разные звуки, короче, не говорит, но он и не молчит, конечно же. А когда мы спрашиваем: «Откуда тебе это известно? Это тебе говорил кто, Пушкин, что ли?», нам отвечают примерно так: «Нет, Пушкин точно не говорил», а не так: «Нет, Пушкин молчал». Итак, мы без особого труда обнаружили специфику внутреннего и внешнего молчания. Молчание может быть угрожающим, то есть очень говорящим. Только конец жизни может дать возможность обявить не говорение синонимом молчания. Навеки умолкший… Однако… Молчат гробницы, мумии, кости, но это не значит, что они не говорят. В религозном понимании молчание – это общение с Богом. Молчание монаха – это внутренняя молитва. Жизнь в единении с Богом порождает феномем исихазма – отрешения от мирской суеты и суесловия. В пустынь уходят не за молчанием, а за тишиной. В славянской традиции молчание играет роль оберега. Но, с другой стороны, молчание другого настораживало – молчащий = немец, мог быть носителем сврхестественной силы. Потому молчунов и боялись.
Но о чем молчит наша отечественная история? Почему скрывает настоящее имя нашей земли?
ГЛАВА 1.16 ИМЯ в фольклоре
Имена в народной культуре дают не только людям, но и домашним, а также диким животным и растениям (аист Иван, заяц Янек, медведь Михайло Потапыч, цветы Анютины глазки, Иван-Чай, Иван-да-Марья, дуб Лаврентий), болезням (лихорадка Трясея, Ломея), огонь Андрей, предметам (хлеб Маланья и Василий, камень Иван или Василий), явлениям и концептам (молния Маланья, смерть Баска, Лопатовский)… Язык в целом семантику имени отрицает. Для языка фольклора это бесспорный факт. Однако главное их отличие лежит в сфере прагматики, то есть касается функционирования имен собственных в качестве знаков и символов культуры. Имя человека связано с его одноименным небесным покровителем. Именно имя делает окончательно человека человеком. Дай пню имя (известность), и он станет человеком. (укр. посл.) В народном восприятии крещение и было, прежде всего, имянаречением (имя = крест, неси свой крест = соответствуй своему имени). Безымень – чертенок, призрак… Образ умерших некрещеных – безволосые, лысые люди. Имя становится полноправным представителем человека перед лицо небес. Но оно же открывает его и демонам. И тогда функция имени разделяется – «настоящее» имя табуируется, а в повседневнисти для защиты употребляют ложное, магическое, «отвратительное» имя: к примеру, гад, поганец, скот… Так что, когда кто-то вам говорит: «А ну, гад, поганец разэтакий, подь сюда!» вместо того, чтобы сказать: «Многоуважаемый Семён Сергеич, заходите к нам в гости!» – это означает только то, что человек этот не хочет, чтобы вам кто-то злокозненный навредил. Вообще в народной традиции это есть – бояться злых (сил, людей) и скрывать все хорошее, в том числе, свои привязанности, успехи, достаток от чужого ока. Зависть – черная сила, не зря она причислена к числу смертных грехов. Выражение «отвратительный человек», «отвратительный поступок» говорит о ненастоящести (неподходящести) оных, то есть это суррогат. Детей с тех пор так и зовут свои – Пупсик, Котик, Малыш… Это не просто умиление, это – традиция, уже почти неосознаваемая. Вопрос на улице: «Малыш, у-тю-тюсеньки, а как тебя зовут?» – считался не просто бестактным, но и откровенно враждебным. Человек должен сам сказать, как его могут называть другие, незнакомые ему люди. Поэтому и отвечали, в таких случаях, в шутку: «Как звать – оторвать, а фамилия – бросить». Обычай представляться по имени настоящему – это уже сущетвенно поздняя традиция, говорящая о доверии к незнакомцу. Когда же появился новейший обычай – отказываться от отчества, а само имя сокращать (вместо Самсон Петрович – просто Сэм), то означать это могло только одно: люди опять начинают бояться друг друга. Замужней женщине тоже запрещалось называть свою новую родню по имени. Для этого существовали специальные названия (деверь, золовка, братовая) или нежные, приятные названия (мужа, например, жена могла называть «старче», а он её «старуха», так что, когда мы в сказках читаем: «И позвал старик свою старуху», или «жили-были старик и старуха у самого синего моря», то вполне может быть, что речь шла о молодоженах во время свадебного путешествия на Лазурный берег, а не о дряхных развалинах, которые от разжижения мозгов пошли ловить золотых рыб, потом бросали их обратно в море, а ещё потом требовали от них невозможного, совершенно не понимая простой житейской мудрости – с золотой рыбкой надо договариваться на берегу и сразу… Вполне может быть, что «старуха» была молодой, прелестной дамочкой, хотя и несколько взбалмошной, потому и требовала на законных, впрочем, основаниях от мужа во время медового месяца что-то вроде: «достать звездочку с неба». Вот что получается, когда люди плохо знают обычаи старины. (Кстати, обращение к другу «старина», «старик», живет и по сей день. Правда, «старухами» подруг сейчас редко называют, но лет 30 назад в студенческой среде это было ещё принято.) Кстати, и само слов «старина» – тоже ведь слово-заменитель. Оно табуирует истинные сведения о древних временах – преданья старины глубокой. Даже было такое строгое указание: «Кто старое помянет, тому глаз вон». В былые времена часто практиковали переименовывания как способ изменить судьбу (перекрещивали во спасение). Понимаете теперь, почему у нас так часто меняют названия городов, улиц, страны?
И в заключение (ничего не имею в виду) вспомним негодника Мавро и его печально известную аферу под названием МММ – это означает знаете что? Мэд Москоу Мани – Бешеные Московские Деньги.
ГЛАВА 2.1 Строим державу. Кто такой «ПУТИН» и путиноиды?
Когда на Руси появились первые государственные преступления? Обратим теперь свой взор во времена более к нам близкие – 14–16 века, это период, который называют временем образования Русского централизованного государства. В 1497 году создается крупнейший правовой документ – Судебник. Как, однако, интересно! Не успели из лесов с лукошками скромненько выйти и шкуры исподние поменять на гламурный кустюм, ну и коренья пользительные дожевать, а уже на тебе – правовые документы пишут… Ну и предки крутые у нас с вами! Итак, именно с этого периода в России коренным образом меняется прежний уклад и начинает складываться сословно-представительная монархия. Отныне главными сферами деятельности становятся ремесло и сельское хозяйство – и, прошу заметить, сразу с паровой зерновой системы земледелия начали, с трехпольным севооборотом. Ну и огороды, сады разнообразные на опустошенных набегами территориях вдруг буйно сами собой зацвели… Где только научились? Не иначе как у Мамая с Батыем. В одночасье развелись на крестьянских подворьях все типичные для определенных географический условий виды домашней птицы и скота. И все надлежащие приёмы разведения уже в ходу. Ну и по-прежнему рыбку ловят, бортничесвом занимаются и солеварением. А соль тогда дорого ценилась. Пословица «просыпать соль – к ссоре» – именно о её дороговизне говорит. Таким образом, чтобы не погрешить против здравого смысла, мы должны констатировать следующий факт: период, именуемый татаро-монгольским игом с его бесконечными внутренними разборками на полях, где вместо полезных продуктов, типа капусты и репы, частенько валялись репы совсем другого происхождения, спровоцировал временный застой в уже успешно существовавшем до этого периода экономическом организме России. Доказательством тому является тот факт, что на тот период на Руси было известно такое разнообразие и изощренность ремесленнического искусства, отделенного от высокоразвитого сельского хозяйства, что даже странно предполагать, что все это шло лишь на потребу внутреннему рынку. А развитое ремесленничество – это уже конкретно город, принципиально иной, нежели сельский, жизненный уклад. В пользу этого утверждения также свидетельствует факт быстрого восстановления (после 300 лет т-м ига) врутироссийского рынка: так, в Новгород везут «низовский» хлеб из Ростов Суздальских земель, ну а Москва (вновь) становится центром привоза всевозможно ремесленнической и сельскохозяйственой продукции. Конечно, тогдашний мир стремительно менялся – в Европе и Азии уже бурно развивалась своя собственная, фактически независимая от бывшей метрополии жизнь. И Россия уже не могла оставаться прежней кузницей кадров и миссионеров, Россия, которая многие века обладала уникальной формой власти – управлялась самодержавно (сама себя держала), то есть Россия имела древнюю традицию самодостаточного управления, УЛАЖИВАНИЯ своей жизни без специальной командно – административной системы, касты избранных, поставленной над всеми) теперь же также должна была стать государством в общепринятом на тот момент европейском смысле. Государством, которому необходимо иметь свой собственный сильный центр и самой уметь себя защищать от бывших (таких неблагодарных!) подопечных. Теперь этого также страстно хотели новые «новые русские» – дворянство, в первую очередь, чьи ряды обильно пополнились (после того, как с Ордой, как строем, было покончено навсегда) бывшей ордынской знатью, окончательно теперь укоренившейся на исконной территории Руси. (Как это бывает, поясню на современном примере: вот с вполне суверенной Грузией эпохи Саакашвили у нас отношения не ахти чтобы как, но это, тем не менее, нисколько не мешает ряду успешных грузин, имеющих российское гражданство, занимать в московском бизнесе аграмадный кусок сектора самой капиталоёмкой экономики и вести вполне респектабельный образ жизни, посылая время от времени на свою главную Родину неслабое вспомоществование.) Ну а новые русские феодалы, конечно, меньше всего думали о миссионерстве и стремились закрепить за собой права на землю понадежнее и покрепче привязать к ней вотчинных крестьян. Это было, однако, очень нелегко. Крестьяне привыкли, худо-бедно, жить на своих собственных землях, теперь они стремились отвоевать явочным порядком отобранное у них новыми хозяевами жизни – так на Руси пошла ТАТЬБА (тайное похищение своего (бывшего) имущества), а также прямой антифеодальный разбой. В моду стремительно входят ОТКАЗЫ – когда крестьяне самовольно уходят от феодала, к которому его насильно прикрепили, и находят себе приют у другого, более им симпатишного. Тогда же начинается массовый уход крестьян на вольный русский север, который НИКОГДА (!!!!) не был под врагом, а позднее – и на юг, в степные районы Дикого поля. И там и там не было феодального землевладения. Столь вольный нрав крестьяне повсеместно демонстрировали вовсе не с бодуна, а в силу давней, устойчивой традиции ВОЛЬНО, самостоятельно определяться в своей жизни, руководствуясь не столько законом, сколько ОБЫЧНЫМ ПРАВОМ (то есть привычкой жить по обычаю). Кроме того, они, очевидно, не видели за новыми «новыми русскими» и морального права на господствующее положение на Руси, потому и не хотели им покоряться, оказывая отчаянное сопротивление начавшемуся закрепощению. Тогда перед новой властью и встал во весь свой подавляющий рост вопрос об окончательном закрепощении крестьян, то есть о фактическом введении рабства на Руси – в то время, как его уже нигде в Европе не было. Такую сверхнеобычную для того времени задачу могло решить только очень сильное централизованное государство. Это и, главным образом, только это – и было истинной причиной срочного введения сильного центра и его фактической диктатуры на Руси. И ещё многие годы впоследствии своего (подло) закрепощенного «старожильского» народа новая власть очень боялась, опасаясь даже давать ему оружие для защиты родных земель от врага. И здесь мы должны отметить важную особенность тогдашней власти: главная функция феодального государства – подавление собственного народа. И для нас это важно понимать, потому мир сейчас повсеместно вступает бодрым шагом именно в очередную в эпоху средневековья. И надо внимательно смотреть, во что мы сейчас вступаем вместе со всеми иными европейцами. (Я об этих своих наблюдениях впервые опубликовала материалы в журнале «Домовладелец» – в 1998-99 г.г. и, кроме смеха, эти выводы никакой реакции тогда не имели. Сейчас об этом не говорит разве что ленивый.) Итак, с 14 по 16 века на Руси зафиксировано в различных письменных источниках огромное количество народных антифеодальных восстаний в Москве Новгороде Великом, Твери, Ростове. Какое развитое, однако, самосознание было у наших тогдатошних предков! Особенно мощно прогремело выступление посадского населения в Москве летом 1547 года. Эта традиция – не любить власть накрепко сидит в головах наших граждан именно с тех самых пор, когда их многотысячелетней самодержавной творческой жизни был положен решительный конец. Само по себе экономическое и социальное развитие на Руси того периода никак не требовало такой жесткой и решительной централизации и усиления центра, равно как и сам по себе внешний фактор. Вот именно в этом и заключается главное отличие процесса централизации государства Русь от аналогичных процессов, к примеру, в Европе. Однако процессы эти все же шли встречно и согласованно, хотя и везде по-своему. Вот поэтому, когда Иван Третий объединил почти все тогдашние ресурсы русских земель, необходимость в ордынском иге, которое фактически не дало Древней Руси-метрополии (после отторжения колоний) органично переродиться в независимое самодержавное государство и пойти своим собственным путем, о необходимости которого до сих пор говорят и спорят (не только большевики), сама собой отпала. И мы здесь скажем наше большое СПБ товарищу Энгельсу, который этот факт подтвердил своими независимыми свидетельскими показаниями: «В России покорение удельных князей шло рука об руку с освобождением этих владений от татарского ига». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т.21, с.416) То есть удельные земли передавались буквально ИЗ РУК В РУКИ. Всё средневековье было наполнено бесконечными опустошительными войнами, внутренними раздорами по всей Европе и Руси. Однако и тогда и сейчас находились и находятся апологеты подобного сосущствования, доказывающие, что именно это и был период величайшей духовной свободы.
Нет, это, конечно, правда: именно тогда и были созданы вершинные образцы духовного искусства – но это же от отчаяния… Внешний фактор (процессы в Европе) играл, похоже, всего лишь роль катализатора. Москву «уламывали» вплоть до конца 13 века – только тогда она снова стала центром самостоятельного княжества, до этого она давалась в удел младшим сыновьям ростово-суздальских князей. С правления сына Александра Невского и началось новое объединение земель под московское княжество (нередко для этих целей использовались и ресурсы Золотой Орды).
Итак, к концу 14 века в услугах Орды новое Московское княжество уже не нуждалось, и ей был нанесен сокрушительный удар. В 16 веке Московское княжество уже делилось не на уделы, а на простые административные единицы – уезды, которые возглавлялись представителями центра – специальными должностными лицами. С этого времени принято вести отсчет существованию великорусской народности – вместо бывшей до этого единой древнерусской народности. Тут есть один любопытный момент. После расчленения Киевской Руси единая древнерусская народность, считается, распалась. (О Киеве мы ещё не говорили – это отдельная песня.) На её базе и возникло три народа, которые стали называть: великоросами, украинцами и белорусами. Похоже, что здесь произошла очередная путаница. Можно предположить, не сильно греша против истины, что Киевская Русь и была («Ки-е-В = Ве – (л)-и – к») и былагосударствообразующая народность Великороссы, она и, главным образом, она переместилась впоследствии северо-восточнее – в Москву, по внутренним и внешним политическим соображениям, а остались на местах аборигены – «малы» (местные – др. рус.), и стала эта часть (окраиннная) называть впоследствии Малоросией или Украиной, что означало: часть Руси, где проживают теперь главным образом местные (а не державообразующий народ – государственные, служилые, в основном, люди), расположенная на окраине Русского государства. Волга – большая (великая) река, то есть имеющая непосредственный выход в море. Молога – малая (местная) река, впадающая в другую реку. «Великорос» – («Велес», Волхов, волхвы, волость – это от одного корня. Волхвы – священники (жрецы) в древней земле: мы ведь и по сей день употребляем выражение «Святая Русь», «священная русская земля», а это и есть как раз «Волховия» = «Земля Велеса». (Вот тут мы могли бы небезынтересно позубоскалить по поводу «Тамбовского вол(к) = (хв)а» и выяснить – кому же он товарищ? – да жаль, времени нет.) Итак, великорос, как понятие, уже со времен Киевской Руси несет на себе отпечаток социальности более, чем конкретно национальности. (Слово «конкретно» здесь выступает в качестве определенного артикля, в отличие от слова «типа» – аналога артикля неопределенного.) Впоследствии эта особенность слова «великорос» забылась и отражалась лишь в интуитивном понимании некой особой роли русского человека в этом мире, его повышенной ответственности за организацию мирного порядка во всем мире, а вот признание великой миссии русской интеллигенции – это уже по другому разряду: это как раз о тех старых русских, которых великоросы порядком потеснили. Русский интеллигент – это бескорыстный потомок (возможно, духовный наследник) тех древних античных людей, которые видели свою миссию в том, чтобы преобразовывать и гармонизировать нарождающееся по всему лицу земли незрелое ещё подростковое человечество, учить его тому прекрасному, чему они сами уже научились. У них в генах это было записано: русские за всех в ответе. Понятия «интеллигент» в нашем смысле нет ни у одного народа. Всюду это просто работник сферы интеллектуального труда. И только у нас «интеллигент» – это миссия, а не профессия. Понятно теперь – почему? В пору моего студенчества (на физфаке МГУ) в ходу был анекдот: «Интеллигент – это человек, который это слово пишет через „и“, а слово „телега“ – через „е“». (Это было таким вот смешным правилом для проверки безударной в слоге «ли».) Анекдот анекдотом, но связь между этими словами, в контексте нашей гипотезы, конечно, есть. «Интеллигент – от слова „телега“» – это второй анекдот на ту же тему (для проверки безударного «е» в слоге «те»). Мы же, без всяких анекдотов, предполагаем, что «телегами» в античные времена на русской Атлантиде назывались средства доставки (возможно, многоступенчатые) миссионеров в колонии: «теле» – далеко, «га» (go) еду. Однако, назад, в 16 век – к великороссам, теперь они у нас главные действующие лица на арене мирового народостроительства (ну а «отсталую» немеркантильную и непрагматичную античную интеллигенцию уже повсеместно записывают в юродивые). Заметим ещё одну важную особенность того времени: понятие «великоросс» в 16 веке охватывало представителей самых разных племен. Объединяло их, по-прежнему, общее дело и единая идеология, которую можно выразить примерно так: облагораживание и окультуривание всего остального мира – на правах старшего брата (в силу, как мы отметили в разделе 1, чисто геологических причин, без какой-либо шовинистической дури).
Но была также ещё и совершенно новая задача – выстраивание специльных государственных структур, которые этот новый порядок в меняющемся ОТДЕЛЬНОМ МИРЕ будут обеспечивать – ведь уже не было объединяющей и самоорганизующей идеологии превращения всего мира в цветущий сад. На смену ей пришла идеология нового – великоросского державного – миссионерства.
Таким образом: великороссы – это многонациональная социальная группа населения, возникшая ещё в домосковско-великокняжеский период, занятая, главным образом, весьма тесно государственным, державным строительством, которая, однако, после образования и укрепления Московского княжества уже воспринималась как отдельная самостоятельная нация. (Сейчас появилось определение: русский – это не национальность, а настроение.) Предположим также, что понятие «древнерусский народ», скорее всего, является более правильным, широким и всеобъемлющим, чем «великоросс». Но одно пока мы можем свидетельствовать абсолютно твердо: с момента создания русской державности главной особенностью народа, называвшего себя великороссами, была многонациональность, это и отличало её самым существенным образом от уже возникших к тому времени государств Европы (они были более гомогенны по национально-племенному составу). Конечно, возникновение более-менее унифицированной государственности взамен былой самодержавности привнесло много нового и в правовое поле. Отдельную, самую мощную социальную группу составляли теперь уже феодалы. К ним относились: служилые князья, княжата, бояре, слуги вольных и детей бояр. Служилые князья – это верхушка группы (в неё входили и бывшие удельные князья, утратившие политическую власть, но сохранявшие право собственности на землю в своих уделах, они приравнивались к боярам). Главной их обязанностью была воинская повинность. Они, как и бояре, являлись по зову Московского князя со своей дружиной. Постепенно они слились в верхушкой боярства. Московский князь, в свою очередь, обеспечивал им полный иммунитет на местах: их полное право быть единовластными хозяевами в своей вотчине. Дети боярские – не были детьми бояр в прямом смысле (имейте это в виду, когда в исторических фильмах или романах сталкиваетесь с таким обращением к народу: Дети мои! – говорит царь людям.) Но они составляли особую социальную группу и несли личную службу у государя (без собственного военного отряда) – они также охраняли «детинец» – внутренность Кремля.) Все они обладали старинным правом отъезда – служили сюзерену добровольно поэтому и выбирали его по своему вкусу. Случалось, что служило такое дитя у князя, который вел войну с другим князем, где были расположены дитятины земли… Конечно, они стремились служит у того, кто сильнее, и объективно это способствовало объединению Руси – слабых постепенно разбивали и поглощали более сильные князья. Но по мере укрепления Московской власти право отъезда стало мешать центральной власти, и она, чтобы не допустить уж слишком большого усиления отдельных бояр на местах, склонялась объявить новую модель внутренней политики: дескать, накушались суверенитета? А теперь ша! И все – по местам. И право отъезда ограничивается, а потом и вовсе отменяется. Отъезжающих бояр стали лишать их вотчин, а потом и вовсе на «имеющих двойное гражданство» стали смотреть как на изменников. Низшая группа феодалов – «слуги под дворским». Она возникла ещё, вероятно, до Киевской Руси, – это просто дворцовые слуги, некоторые из них могли со временем стать управленцами самого высокого ранга при дворе, топменеджеры в нашем смысле. Из них и образовались впоследствии дворяне. Они получали за свою службу земли от князя и становились феодалами. Ну и бояре постепенно становятся уже не теми – они теперь больше чиновники при дворе, чем просто крупные землевдладельцы. В тот же период зародился конфликт – NB!! – который и по сей день портит кровь многим нашим гражданам – и связан он с понятием «коренного населения». Это «коренное население» тогда называлось «старожильцами», и местные феодалы не очень-то ими могли помыкать, потому что «Старожильцы» ещё творческие вольные времена. Тогда феодалы стали практиковать приглашение в свои вотчины гастарбайтеров – пришлых, свободных людей из других земель, но без своих средств производства. С ними им, конечно, было легче управляться. Начнут кочевряжиться, можно и со двора попросить и призвать других пришлых. Однако тогдашнее законодательство было поразительно лояльно к пришлым – прожив энное количество лет, пришлый мог быть записан в старожильцы, или даже сразу мог записаться в местные, если брал на себя определенные правовые обязательства. Так пришлые уравнивались в правах со старожильцами и даже начинали повсеместно замещать их. Давайте по ходу дела и ещё в одном запутанном вопросе распутаем серьёзный узелок.
Кто такие бессребреники? Объясним сначала, кто такие сребреники. Это люди, взявшие в долг серебром у своего хозяина – под процент. Расплачивались с долгами долго, иногда всю жизнь, то есть были фактическими крепостными. А бессребрениками были, ясно теперь, свободные от долгов люди – то есть бессребреник – это несомненная похвала человеку. Признак его правовой и финансовой независимости. Понятно теперь, почему люди с такой честной гордостью говорили о себе или о другом (милом сердцу) человеке: Я (он) бессеребреник. А вовсе не потому, что ему нравится быть бедным и он этим даже гордится. Та же история, что и с «голым соколом» (см. начало, раздел 1). В нашем понимании «бессребреник» – это человек, оставшийся бедным, но честным в век повсеместной коррупции. То есть – не брал взяток. Как всё, однако, запутано в истории Древнего мире… В 15 веке происходит и ещё одно важное социальное явление – искусственное завышение роли и статуса холопа (его часто и на волю отпускают). И тут же параллельно идет процесс закрепощения «старожильцев» – свободных крестьян. Более того, появляются группы кабальных холопов – уже из свободных крестьян, серебреников, не вернувших долг. В результате к 16 веку экономическая и политическая грань между этими, очень разными социальными группами населения практически стирается, состав русского общество того времени качественно изменяется, и весьма определенным образом. Эта, и другие такого же рода хитрости строительства российского общества, объясняют многие особенности социальной психологии общества нынешнего – в первую очередь, чудовищную разницу социального и нравственного поведения наших граждан: высокая жертвенность и духовность нашего народа сплошь и рядом «прослаивается» вопиющими фактами беспардонно низкого, буквально холопского поведения на самых разных уровнях, особенно это ощущается на разных ступенях бюрократической лестницы. И это, во многом, следствие законов Судебника 1497 года… И ещё пару слов о тогдашних городах. Принято считать, что это были просто административные и военные (типа сельские) центры. Но это вовсе не так. Города северо-восточной Руси 14–15 веков – это бесспорно развитые, структурированные, обеспечивающие очень высокий уровень жизни своему населению образования, (одни тогдашние библиотеки чего стоили! А культура написания и оформления древних книг!? Сколько тысяч и тысяч древних книг тогда, в период татаро-монгольского ига и после, уничтожалось в пожарах?! Не счесть. Но всё же кое-что, на наше счастье, осталось.) Однако, о разумно и искусно выстроенных городах. Города того времени делились традиционно на две части – собственно город, окруженный крепостью, и окружающий его торгово-ремесленный посад. Крепость называлась «детинец», в мирное время там жили: княжеская власть, гарнизон, местные феодалы и их слуги. (Великий князь – отец его вассалы – соответственно, дети). На посаде селились ремесленники и торговцы – тягловый черный люд, который нес повинности и платил налоги тем, кто жил в детинце. Промежуточное положение занимали слобожане, которые жили в слободках и дворах в городской черте и принадлежали отдельным феодалам. Они тоже не были тягловыми и «винились» только перед своим хозяином. В 15 веке выдвигаются вперед «гости» – купцы, торгующие на экспорт. Особенно выделились сурожане, торговцы с Судаком (Сурожем, Крым). Следующими за нами по статусу шли суконщики, которое давали на экспорт высококачественное, очень дорогое сукно. Преобразование старой системы управления на Руси отразилось и в её сильном усложнении: теперь она делится на две части, в частности, выделилось управление двором, во главе которого стоит дворецкий, и управление ПУТЯМИ, которыми, соответственно, управляют «путины» или – «путные бояре». Пути – это управления ведомствами (конюшим, сокольничьим, ловчим … И только в 16 веке появляются «приказы», то есть оформленная административно-командная система. Это и есть рождение бюрократии как особой формы власти. Первые приказы – большой Дворец и Казенный приказ. Пути плавно превращаются в Приказы. По-новому теперь трактуется и понятие преступления. Если по прежнему законодательству – Русской Правде считалось таковым деяние, которое приносит ущерб конкретному, любому человеку (его личности или имуществу), то теперь преступлением считается всякое действие, которое угрожает государству или господствующему классу в целом. Изменился и термин для обозначения преступления: вместо ОБИДЫ теперь оно именуется ЛИХИМ ДЕЛОМ. Другим стал и смысл наказания – его главной целью теперь было УСТРАШЕНИЕ других людей. Если раньше господствовали имущественные наказания, то теперь главными стали СМЕРТНАЯ И ТОРГОВАЯ КАЗНЬ – почти за все преступления. Торговая казнь тоже была фактически смертной – заключалась она в битье кнутом на торговой площади до потери пульса наказуемого. Было теперь и лишение свободы и отрезание языка и другое членовредительство. Появились и новые виды преступлений на Руси, вовсе не известные Русской Правде: это специально государственные преступления. За них назначалась всегда смертная казнь. С печалью мы должны отметить – мирное, законопослушное, свободное и творческое население Древней Руси постепенно превращается в контингент, репрессируемый самым нещадным образом – новым государством, с одной стороны, а с другой – легко распадается на криминализующиеся социальные группы граждан. Да, также с прискорбием видим: централизация с помощью командно-бюрократических усилий и введением государственности (всё-таки) западного образца в России малой кровью не прошла. На пороге 16-й век Р.Х.