Неповиновение (Disobedience)
Шрифт:
Довид рассмеялся. Я была удивлена. Он рассмеялся и сказал:
– Так что, ты без пары?
И я ответила:
– Да.
Потому что я не хотела говорить: «Да, но я встречалась с женатым мужчиной, который бросил меня несколько недель назад, потому что чувствовал вину перед женой, но мы все же спали на прошлой неделе, но только потому, что я паршиво себя чувствовала». У честности должны быть пределы.
– Ты изобрела Мирьям, чтобы позлить Хартогов?
– Ну да.
Я ожидала, что он неодобряюще на меня посмотрит, но вместо этого он смотрел в свою тарелку, и на его губах играла маленькая, но различимая улыбка. Интересно,
Эсти не улыбалась, она просто посмотрела на меня. Это все, что она сделала. Она посмотрела на меня, и так некомфортно мне стало из-за этого взгляда, что после обеда я решила прогуляться к дому моего отца. Посмотреть на подсвечники еще раз, хотя этого я им не сказала. Я сказала: «Нужно еще много что разобрать», прекрасно помня, что разбирать что бы то ни было на Шаббат запрещено. Не говоря уже о включении радио и танцах в коридоре под Шанию Твейн. Почему-то даже гнетущая атмосфера папиного дома, даже ряды неодобрительных книг казались предпочтительнее, чем оставаться с Эсти и Довидом. Так что да, наверное, я должна была знать. Черт.
Но с другой стороны, я вообще не могла знать. Само место запрещает это. В нем вся проблема. В этом месте и этих одинаковых семьях, сидящих в своих одинаковых домиках и производящих одинаковых детей. В том, как все эти женщины приходят в синагогу в своих шаббатних нарядах с идеально подобранными шляпами, и каждая прилагается к мужчине, желательно держа каждой рукой по ребенку. Они как наборы ортодоксальных Барби: в комплект входит ортодоксальный Кен, двое маленьких детей, дом, машина, ассортимент кошерных продуктов питания. Тебя заставляют в это поверить, и ты пытаешься смотреть глубже, но сдаешься, ведь все кажется таким лаконичным.
И я хотела в это верить. Вот в чем дело. Часть моего мозга хотела верить, что девушки, с которыми ты когда-то спала, могут быть счастливы в браке и жить хендонской мечтой, стоит им только закрыть глаза и пожелать этого. Я не думала, что у моего мозга все еще есть такая способность, мне казалось, терапия и злость устранили ее. Но нет, она была. Я все сильнее убеждала себя, что все здесь абсолютно нормально, и что Эсти вполне счастлива, пока она не взяла и не поцеловала меня.
Я и забыла, какая она хрупкая. Поначалу я только об этом и думала; она лежала на моих руках и груди и была такой легкой, что я едва ее чувствовала. Я забыла и ее запах, которых за эти годы немного изменился. Она всегда пахла чем-то вроде лаванды, мыла, может, фиалок. Я и забыла, как все было между нами. Но, вижу, она помнит. На секунду она заставила вспомнить и меня. На тот маленький промежуток времени, стоя в хендонском поле посреди ночи, под звездами в безлунном небе, я вспомнила ее вкус. Как будто круг завершился, и прошлое неожиданно соединилось с настоящим. Я осторожно оттолкнула ее и произнесла:
– Нет.
Она выглядела озадаченной. Она отодвинулась и придвинулась снова. Я сказала тверже:
– Нет.
Она сделала шаг назад, и ее лицо наполовину исчезло в тени. Деревья вокруг нас жужжали и гудели. Она спросила:
– Ты больше не… С девушками… Ты перестала?
Как странно, что это первое, что пришло ей в голову. Как будто ей больше не о чем было подумать. В ее глазах читался страх и надежда. Как будто она хотела, чтобы и ей помогли бросить.
– Нет, не перестала.
– И ты, ты ни с кем не встречаешься?
Мне
– Нет, просто… - Я провела рукой по лбу. Это не было просто что-то. Это была сотня вещей. Тысяча. – Просто ты замужем, Эсти.
Я слышала, как она вздохнула в темноте. Она слегка пожала плечами и придвинулась ко мне. Она нашла своей рукой мою и подняла ее, будто хотела рассмотреть, хотя для этого было слишком темно. Кончиком пальца она провела по линии на моей ладони. Через несколько секунд она мягко сказала:
– Да. Я замужем. Но это между мной и Довидом, понимаешь? Ты уже навредила этому настолько, насколько могла. Ничего не осталось. И я уже причинила ему столько боли, сколько могла. Я знаю это. И все, что Бог может думать обо мне, он уже думает.
А потом долгая пауза. Ветер совсем сник. Над нами промелькнул в ночи самолет, словно искусственная звезда в пустом небе.Она сказала:
– Иногда мне кажется, что Бог меня наказывает. За то, что между нами было. Иногда я думаю, что вся моя жизнь – это наказание за желание. И что само желание – тоже наказание. Если Бог хочет наказать меня, так тому и быть; значит, он прав. Но у меня есть право не повиноваться.
Она говорила это более уверенно, чем все, что когда-либо молвил Скотт. Она сказала:
– Я все это время ждала тебя. Я знала, что ты не можешь остаться. Но сейчас, когда твоего папы не стало, и когда случилось то, что случилось, сейчас ты можешь остаться, правда? Сейчас мы можем быть вместе, как были всегда.
Она казалась просто невозможной. Она правда думала, что я все это время мечтала вернуться в Хендон, и мне мешала лишь какая-то ссора с моим отцом? Я взяла ее под руку и потянула к тропинке, где от фонарей исходил небольшой свет.
– Эсти. Что, по-твоему, здесь происходит? Я живу в Нью-Йорке. Я возвращаюсь туда через три недели. Я приехала разобрать отцовский хлам. Это не… Слушай, все давным-давно кончено. Я и ты. Это в прошлом.
Эсти снова улыбнулась, и я начала видеть что-то, что замечала раньше, но, возможно, не хотела признавать. В этот момент я поняла, что она все это время ждала меня. Может, не меня, а кого-то, похожего на меня, кого-то, кем она меня представляла. Я поняла, что пока в моей голове меня и Эсти уже давно не существовало, для нее все было совсем не так. И на мгновение мне стало так невероятно грустно, что мне захотелось уйти, не говоря ни слова, выбежать из парка и понестись как можно дальше, пока не свалюсь. Но мне это не удалось, потому что в тот момент, когда я об этом думала, она, черт возьми, снова меня поцеловала.
Я оттолкнула ее и стала держать на расстоянии вытянутой руки. Это было несложно, я всегда была сильнее нее. Я сказала:
– Нет! Послушай, Эсти, прекрати. Просто прекрати, хорошо?
Она нахмурилась и неловко высвободилась из моей хватки. Она стояла в полуметре от меня и смотрела на меня. Я сказала чуть спокойнее:
– Все давно в прошлом, Эсти. Я знаю, что у нас было, но я больше не хочу.
Еще одна длинная пауза. Я всматривалась в другую сторону парка, но было слишком темно, и не было видно ничего, кроме фигур деревьев, качающихся на ветру. Эсти заговорила, и ее голос раздался слишком близко к моему левому уху, чем мне бы того хотелось. Она сказала: