Неповиновение (Disobedience)
Шрифт:
Эсти подумала: «Я счастлива. Это счастье. Я запомнила его».
***
Когда Эсти было двенадцать или тринадцать, она услышала обрывок беседы двух женщин, стоящих возле синагоги. У нее хорошо получалось оставаться незамеченной; ее часто не видели, из-за чего она могла слышать то, что не должна была. Ее собственные родители иногда проходили мимо нее в синагоге, пытаясь ее отыскать; Эсти считала эту способность даром.
– Вы видели сегодня в синагоге дочь Рава? – спросила одна женщина другую. Та кивнула. Первая подняла брови и шумно вдохнула. – Я не знала куда смотреть. Думаете, Рав знает, что она так себя ведет?
Вторая женщина, старше и добрее, ответила:
–
Эсти услышала бы больше, но рядом оказалась Ронит, и быть незамеченной стало невозможно. Две женщины быстро принялись обсуждать предстоящую свадьбу.
Какое-то время Эсти думала, не указать ли Ронит на ее поведение. Интересно, Ронит знала бы, о чем говорила та женщина? Эсти знала – у Ронит всегда было острое чувство справедливости. Она попыталась представить, как Ронит отреагировала бы на такую беседу, и поняла, что это невозможно. Уже тогда она любила ее. Любовь к Ронит уже тогда, казалось, требовала некоторого отрицания самой себя. Или, к чему она пришла позже, этого требует всякая любовь.
В любом случае, она не могла сказать Ронит то, что слышала. Все продолжалось, как и прежде. Иногда они смотрели вниз из-за перил балкона, где располагалось женское отделение, пытаясь привлечь внимание Довида. Они ждали, пока он повернется в их сторону, и тогда Ронит начинала махать, надувать щеки или высовывать язык. Эсти, смущенно смеясь, сначала стояла смирно, а потом присоединялась, чтобы Ронит не высмеивала ее. Довид, которому тогда было шестнадцать или семнадцать, старался их игнорировать. Он поднимал взгляд, заметив неожиданное движение, и, увидев двух балующихся девочек, снова его опускал. Обычно у него было каменное лицо, сосредоточенное на его сидуре – молитвеннике. Но иногда он улыбался. А иногда смотрел на них в ответ и, убедившись, что никто не видит, тоже высовывал язык. Это были лучшие моменты, которых они ждали, ради которых Эсти рисковала: ее мама могла заметить ее поведение. Раз или два мама Эсти заметила и тихо поговорила с ней после синагоги о том, как правильно вести себя девочке, о том, какой тихой и спокойной ее ожидали видеть окружающие. Эсти слушала и кивала, но в глубине души знала, что момент неповиновения наступит снова.
Это не все, что делали Эсти и Ронит. Пока им не исполнилось двенадцать, когда их еще пускали в мужское помещение, они однажды завязали вместе концы талитов – прямоугольных молитвенных облачений, - так, чтобы они спутались, когда мужчины встанут во время молитвы. Ронит вытягивала Эсти во время скучных частей служения, и они бегали, прыгали, скакали и играли в игры, изобретенные Ронит. Их называли «непослушными девчонками», что время от времени вызывало у родителей Эсти беспокойство. Ронит говорила: «Нам нужно что-то сделать. В синагоге так скучно.» И закатывала глаза.
Когда Ронит так говорила, Эсти всегда была одновременно и удивлена, и впечатлена. Какая-то часть ее хотела напомнить ей, что они вместе учили в школе про Бога и молитву, про уважение к синагоге и про то, как нехорошо, очень нехорошо называть ее скучной. Она хотела напомнить Ронит слова ее же отца, которые он говорит в синагоге каждую неделю: про почтение к молитве. Но слова застревали в горле прежде, чем она могла их произнести.
Иногда она думала о том, откуда Ронит берет все эти идеи, не прорастают ли они в ее голове, словно грибы, взращенные «домом, лишенным матери», так же, как некоторым растениям нужны теплицы и особые почвы. Она думала: если они соприкоснутся головами, не проникнут ли некоторые споры из головы Ронит в ее собственную? Когда-то она не знала ответа,
***
Сидя рядом с Ронит в синагоге, Эсти удивилась, что место не поменялось. Она думала, что за все эти годы само здание станет другим, но этого не случилось. Это место было точно таким же, как и десять лет назад, так что Эсти была почти удивлена, что Ронит не прыгает, не бегает и не корчит рожи. Ронит вела себя с совершенной пристойностью: положив руки на колени, она следила за чтением, глядя в Хумаш перед ней. Эсти обратила внимание, что она сама не могла вести себя настолько подобающее. Она пропустила страницу, уронила книгу, и ей пришлось поднять и поцеловать ее. Она осталась стоять, когда все остальные уже сели. Она не могла сосредоточиться. Она ждала чего-то.
Она знала, что будет: она с наслаждением осознала это вчера. Интересно, может, Ронит помнит, что сегодня читают? Эсти не напоминала ей, не говорила: «Знаешь, какой завтра день?». Она держала это знание внутри себя и выжидала момент.
Недельная глава закончилась, осталась только ha-фтора – выдержка из книг пророков. Шум переворачивания страниц шепотом прошелся по синагоге. Один мужчина покинул биму и, вернувшись на свое место, обменялся рукопожатиями с соседями. Хартог поднял буравящий взгляд.
– Завтра, как мы все знаем, - объявил он, - Рош Ходеш Хешван, первый день месяца Хешван. Поэтому вместо обычной ha-фторы мы будем читать раздел на канун Рош Ходеша. – Он объявил номер страницы в различных изданиях Хумаша.
Улыбка Эсти вырвалась изнутри наружу. Она почувствовала, как та расползается по уголкам ее губ. Она пообещала себе, что не посмотрит на Ронит, пока не начнется чтение, пока не прочитают где-то десять строк.
Она ждала. Она думала о том, не ждет ли Ронит тоже, если знает. Чтение началось. Интонации ha-фторы, более мелодичные и пикантные, чем интонации в чтении Торы, часто рассказывают о безверии и предательстве, о том, как народу Израиля не давалась любовь к Богу. Но не сегодня. Эсти следила глазами за переводом на английский.
«Йонатан сказал ему: “Завтра новолуние, и твое отсутствие заметят, потому что твое место будет пустым…”»
Нет, это не лучшая часть. Эсти пробежалась глазами по знакомой истории. Йонатан был сыном царя Шауля. Давид был лучшим другом Йонатана и любимым музыкантом царя Шауля. Царь Шауль разозлился на Давида, но Давид хотел убедиться, правда ли тот хотел ему навредить. Йонатан и Давид разработали план. Довид спрячется в деревне неподалеку. Он пропустит празднование начала нового месяца, и Йонатан будет наблюдать за тем, что сделает Шауль. Если все будет спокойно, он известит Давида, что тот может вернуться. Но когда Шауль увидел, что Давида нет, он разгневался. Йонатан пытался успокоить отца, но Шауль знал, что он всего лишь пытается защитить Давида. Ярость Шауля вспыхнула сильнее, и он сказал:
– Думаешь, я не знаю, что ты заодно с этим Давидом, сыном Ишая, на позор себе и на позор наготе своей матери?
Читающий ha-фтору был талантлив. Ему удалось привнести в монотонный текст грубый, страдальческий голос Царя Шауля. Сейчас. Она прождала достаточно. Она слегка дотронулась до руки Ронит.
– Ты помнишь? – прошептала она. Ронит посмотрела на нее и моргнула.
– Прости, что?
– Сегодня Махар Ходеш, канун Рош Ходеша. Завтра новолуние. Помнишь, что ты мне однажды сказала про этот день?