Неповторимая любовь
Шрифт:
— Сабрина, работать в поле тебе никогда не придется, — напомнил ей Слоан.
— Но я и вправду чувствую себя прекрасно и хочу побыть с друзьями.
Слоан оглянулся на Мак-Грегора, и тот виновато пожал плечами. Только он мог определить, сколько времени потребуется Сабрине, чтобы поправиться.
— Пожалуй, посидеть вместе со всеми за столом она в состоянии, — пробормотал Джеймс.
— Сабрина, ты же не рабыня, — возразила Скайлар.
— Мы американки, Скайлар, — с грустной полуулыбкой отозвалась Сабрина. — Бог создал всех людей равными, а в нашей стране
— Да, как человеческие существа мы все одинаковы, — подтвердила Скайлар, — но сложением ты отличаешься от какой-нибудь работницы!
Слоан вдруг поймал себя на том, что не верит ни единому слову Сабрины.
Стало быть, все люди равны… Все, кроме индейцев.
— Я не прочь занять свое место за столом, — мило произнесла Сабрина, взглянув на Слоана.
Тот медлил, по-прежнему убежденный, что ее место в постели.
Сабрина понизила голос, чтобы слышал только Слоан:
— Пожалуйста, Слоан, пропусти меня. Я не вынесу больше ни единой минуты в одиночестве.
— Ты выбьешься из сил, — раздраженно возразил он, досадуя прежде всего на самого себя. Весь вчерашний день Сабрина была бледна как полотно: ему следовало понять, что ей нездоровится. Такую бледность не могло вызвать отвращение к нему.
— Слоан, я больше не в силах сидеть в одиночестве, — настаивала она.
Сдавшись, Слоан подвел ее к столу и усадил рядом с собой. Майер тут же подошел, чтобы наполнить вином бокал Сабрины, но прежде взглянул на Мак-Грегора, и тот еле заметно кивнул. Блюда с мясом, хлебом и знаменитым овощным рагу Энн-Мэри обходили вокруг стола, над которым раздавались лишь замечания вроде «будьте любезны, передайте мне хлеб» или «благодарю».
Сабрина рассеянно гоняла еду по тарелке; ей удалось проглотить всего несколько кусочков. Она пригубила вино. К облегчению Слоана, кровь понемногу стала приливать к ее щекам.
Но, сделав очередной глоток, Сабрина неловко улыбнулась, заметив, что все вокруг встревожено наблюдают за ней.
— Прошу вас, не обращайте на меня внимания! — смущенно пробормотала она. — Я не стала бы спускаться, если бы знала, что испорчу вам вечер.
— Ты ничего не испортила, — поспешила заверить Шона, — просто все мы обеспокоены, и не без причины… — Она умолкла и откашлялась. — Слоан, не опасно ли путешествовать в такое время года? — вежливо спросила она.
— На крепком судне с опытным капитаном плавание будет нелегким, но достаточно безопасным. К тому же медлить нельзя: мой отпуск заканчивается.
— Разве нельзя его продлить? — вмешалась Скайлар.
— Скайлар, Слоан знает, что делать, — вступил в разговор Ястреб. — В армии положено возвращаться из отпуска вовремя, иначе будешь объявлен дезертиром, а дезертиров расстреливают.
— Да, но… — перебила было Сабрина, но замолчала.
— Что «но»? — спросил Слоан. Сабрина уставилась в свою тарелку.
— Ничего.
Но Слоан не удовлетворился таким ответом.
— Что ты хотела сказать, дорогая? — допытывался он. Сабрина подняла голову:
— Ястреб сказал, что в армии расстреливают дезертиров. Но
Она осеклась. Слоан откинулся на спинку стула. В зале воцарилось молчание. Слоан подумал, что виноват сам: незачем было добиваться ответа. Впрочем, со стороны Сабрины было вполне естественно гадать, кому принадлежит его сердце.
Особенно потому, что пока Слоан и сам этого не знал.
Он понемногу узнавал Сабрину. Когда ее загоняли в угол, она не сдавалась, а боролась. Именно эта ее способность восхищала Слоана. Сабрина умела превращаться из кошечки в тигрицу.
Вот и сейчас, загнанная в угол его настойчивыми расспросами, жена стала маленькой тигрицей, только что лишившейся детеныша. Слоан в очередной раз подумал о том, что сейчас Сабрине следовало бы лежать в постели: она бледна, как призрак.
Да поможет ему Бог сохранить сдержанность!
Но Слоан и не надеялся, что его мольбы будут услышаны.
Он улыбнулся:
— Пожалуйста, выскажись яснее, объясни, к чему ты клонишь.
— Мои слова предельно ясны.
— Нет, ты подразумевала нечто большее. Прошу же, объяснись.
Сабрина смотрела на него во все глаза. Ее щеки раскраснелись, голос звучал смущенно.
— По-моему, ты оказался в затруднительном положении, — сказала она. — Ястребу приходится нелегко, но тебе, Слоан, может быть в сто раз тяжелее! Вообрази, ты будешь служить в кавалерии, бок о бок с теми самыми людьми, которых индейцы обвиняют в истреблении целых племен. Чью же сторону примешь ты? До сих пор ты ограничивался разговорами — и с белыми, и с сиу. И те и другие прислушивались к твоему мнению, а ты пытался объяснить, что одна сторона хочет втолковать другой. Но что будет, когда разговорам придет конец? Когда дело дойдет до войны? Что станет с тобой? Может, обе стороны примут тебя с распростертыми объятиями? Или обе будут стрелять в тебя?
Слоан с преувеличенной осторожностью отложил вилку и поднялся, остро ощущая тяжелое молчание, повисшее над столом. Даже Скайлар и Ястреб сжались, как от боли, и не находили слов.
Поднимаясь, Слоан заставил себя улыбнуться.
— Прошу прощения, — произнес он, — но, по-моему, Сабрина еще слишком слаба: пребывание в обществе стало для нее непосильным бременем, — любезно добавил он.
— А по-моему, к моим словам стоит прислушаться, — возразила Сабрина.
Слоан поспешил к ней, мягко заверив:
— Дорогая, в этом нет никаких сомнений, и все-таки давай поговорим с глазу на глаз.
— Слоан, здесь собрались наши друзья и родные, твои братья по крови! — выпалила Сабрина. — Все сидящие здесь обеспокоены надвигающейся войной с сиу. Осознав всю опасность твоего положения, они могли бы убедить тебя остаться, объяснить, что Дакота — не самое подходящее место для тебя. Не только для тебя, но и для твоей жены.
Слоан изо всех сил старался держать себя в руках, но поднял Сабрину с места без особых церемоний.