Неповторимая
Шрифт:
— После… гм, праздника? — осведомился Иойн.
— Слушай, Иойн, я…
— Я не стану портить праздника, не бойся. К чему мне лишние хлопоты? А вот за ведьм я не поручусь, — заявил Иойн.
— За каких ведьм?
— Эдвину и ее подружек, тех самых, что толкуют про мать-природу, лечат травами, снадобьями и все такое прочее! Берегись, парень, — от ведьм можно ждать чего угодно!
— Как ты смеешь болтать такую чепуху! — послышался от двери резкий женский возглас.
Брат Дамиан, внимательно прислушивавшийся к беседе мужчин, с удивлением повернулся и увидел, что в таверну вошла Эдвина. Стоял
— Ну полно тебе, Эдвина… — покраснев, пробормотал Иойн.
— Я не сделала тебе ничего, кроме добра, Иойн Мензис! — заявила Эдвина, направляясь прямо к столу. — Своими травами я сколько раз лечила нарывы у тебя на спине, а снадобьями — твои старые ноги!
— Ну зачем ты, Эдвина…
— И не смей упрекать меня, Мензис! — сердито выпалила Эдвина, круто развернулась, взмахнув полой плаща, и поспешила принести со стойки кувшин эля крестьянину, сидящему в противоположном углу таверны.
Улучив минуту, брат Дамиан присел рядом с Иойном Мензисом, и тот удивленно и опасливо взглянул на него. Брат Дамиан ободряюще улыбнулся. За несколько дней он успел стать неотъемлемой принадлежностью таверны, и местные жители немного освоились в его присутствии.
— Знаешь, Эдвина встревожена — она боится за свояченицу лорда Дагласа. Ее до сих пор не нашли.
— Да, — коротко бросил Иойн, уставившись в стол.
— По правде говоря, — продолжал монах, — я появился в здешних местах, чтобы узнать ваши обычаи, и самое главное — те, что связаны с друидами, а не викка.
— Теперь она мне все припомнит, — пробормотал Иойн, искоса глядя на Эдвину, которая возвращалась к стойке. — Она даст мне сгнить живьем, но больше не станет лечить.
Брат Дамиан отпил большой глоток эля и повернулся к сидящему напротив Хэмелу Эндерсону.
— Скажи, а здесь, в деревне, ничего не известно о пропавшей девушке?
Хэмел покачал головой и сглотнул пену со своей кружки.
— Иойн верно сказал: если ведьмам вздумалось устроить жертвоприношение, они выберут себе знатную девушку. — Эндерсон устремил взгляд на монаха. — Хотя почему бы им не поискать себе кого-нибудь поважнее? Скажем, саму леди Мак-Гиннис? Если только…
— Что? — нетерпеливо подсказал брат Дамиан. Хэмел Эндерсон неловко пожал плечами.
— Если уж кто-нибудь предан своей вере — не важно какой, — он будет следовать ей до конца.
— Да, честный человек твердо верит в свою религию, — согласился брат Дамиан.
— Не возьму в толк, о чем ты болтаешь, парень! — раздраженно выпалил Иойн.
— Может статься, леди Мак-Гиннис не такая, какой кажется.
Но Иойн не пожелал согласиться с собеседником. Он с силой ударил кружкой по доскам стола.
— Попробуй мне только еще раз сказать такое про леди Мак-Гиннис! Да она будет похрабрее иного мужчины, она всегда помнит о нас! Ведь это она назначила пенсию твоему деду — из своего кармана, вот так-то, Хэмел! Она отправила его в больницу. И разве не твоего братишку она взяла в замок?
— Да, братишку, — с горечью пробормотал Хэмел. Старый Иойн воззрился на него.
— Ну так, значит, племянника, если Дэнни — незаконный ребенок твоей сестры.
— Это неправда!
— Думай как знаешь, но леди Мак-Гиннис хорошо позаботилась
— Да, она — добрая госпожа! — подтвердил Хэмел и потупился с несчастным видом.
— Что ты хотел сказать, сын мой? — участливо осведомился брат Дамиан.
Хэмел покачал головой.
— Просто не все мы такие, какими кажемся. Вот и все, и ничего больше…
— Начал — так договаривай! — рассерженно фыркнул Иойн.
— Ладно, так и быть, скажу! Может, мисс Сабрина Конор и вправду невинная девица. А странные дела начались с тех пор, как случился пожар и сгорел Дэвид Даглас. В ту ночь леди Мак-Гиннис была с Дэвидом Дагласом, и сдается мне, леди Мак-Гиннис и наследник лорда вовсе не беседовали между собой — прошу прощения, брат Дамиан. Стало быть, если ведьмам понадобилась жертва, невинная жертва, то Сабрина Конор — как раз то, что нужно.
Брат Дамиан приподнял бровь, гадая, спасет ли тайна Сабрины Конор ее жизнь.
— А если мисс Конор вовсе не невинная девица? — предположил он. — Едва она успела приехать сюда, как исчезла. Откуда нам знать, что было у нее в прошлом?
— И то правда! — воскликнул старый Иойн. Он перевел взгляд с брата Дамиана на Хэмела, еле слышно хмыкнул, затем еще раз — погромче, поднялся и направился к стойке.
Скорее всего, решил брат Дамиан, старик вознамерился помириться с Эдвиной. Одно дело — обличать колдовство, и совсем другое — мучиться нарывами.
— Напрасно я не удержал язык за зубами, — горестно пробормотал Хэмел Эндерсон. — Старик обиделся — он прямо-таки влюблен в леди Мак-Гиннис! — Хэмел взглянул на брата Дамиана. — Я не хотел оскорбить леди Мак-Гиннис, право, не хотел. Черт возьми… прошу прощения, брат — да ведь они с Дэвидом Дагласом были как нитка с иголкой, и дня не могли прожить друг без друга. Для вас, брат, конечно, это грех, но неужто вам не мешает то, что тянет друг к другу мужчину и женщину?
— Я делаю все, что в моих силах, — сухо отозвался брат Дамиан, — надеюсь, как и ты.
— Постойте-ка, не хотите ли вы сказать, что малыш Дэнни — мой сын?
— Ничего подобного я не говорил, — заверил его брат Дамиан. — Я только предположил, что…
— Я не обманываю невинных девиц и не делаю им детей! — воскликнул Хэмел, опомнился и понизил голос. Он на самом деле боится отца, понял брат Дамиан. — Но вы посмотрите на этого парнишку, а потом — на Мак-Гиннисов! — заключил Хэмел и быстро встал. Уже собираясь уходить, он помедлил и добавил: — А если хотите что-нибудь разузнать, брат Дамиан, спросите у самой госпожи!
Алистер стоял в часовне, уставясь на распятие и тяжело дыша. Но помощи ждать неоткуда. Ему предстояло спуститься в склеп. Потому что за последнее время многое произошло. Прошлое мучило живых и грозило бедой в будущем. Ему не хотелось спускаться в склеп. Но выхода не было. Даже днем мысль о склепе вызывала у него отвращение. Алистер судорожно передернулся.
Внезапно послышался скрип двери, ведущей в часовню из большого зала, и Алистер обернулся.
Вошел Ястреб Даглас.
— Алистер, — тоном приветствия произнес Ястреб, подбоченясь и глядя на распятие. Помедлив, он повернулся к Алистеру, и его зеленые глаза блеснули. — Вот уж не думал, что ты такой ревнитель веры, что проводишь дни в часовне.